Юрий Шевчук – музыкант-проповедник

ChristianMusic.com.ua

«Я только вернулся из "церкви", собравшей под куполом киевского Дворца спорта тысячи людей. Пел и проповедовал Юрий Шевчук:)».

Этот мой пост в Фейсбуке вызвал не только комменты, но и вопросы: «Что это за мероприятие?», «Наш Шевчук?».
На вопросы, подобные второму, ответить проще – нет, очевидно, что Шевчук не из «Наших» и не из ЕдРы. Он из той питерской среды, которая чудом сохранилась вопреки путинским зачисткам, вопреки скупке элиты оптом и тушками, вопреки массовой зомбификации населения.
В то же время он и наш и ваш, свой для всех городов, где еще сохранились очаги свободы, или хотя бы ее единичные носители. Шевчук живет и поет на той необходимой духовно-культурной высоте, которой политико-национальные деления не достигают.
У людей верующих, к которым я имею счастье принадлежать, тоже возникает вопрос: «Наш ли Шевчук?». Здесь уже не все так очевидно, как в случае спора между россиянами и украинцами, путинистами и демократами. И, тем не менее, хочется ответить рискованно-утвердительно: «наш», как и «ваш».
Он живет и поет на той узкой полоске, на лезвии бритвы, где сходятся жизнь в ее серости и Жизнь в ее светлости, где соседствуют дерзновенное творчество и спокойная простота Евангелия; где вера, свобода, правда встречаются со своими противоположностями.
А теперь вернусь к вопросам первой группы: «Что же это было за мероприятие?». Это было большее, чем концерт с программой «Иначе». Люди пришли не за музыкой, за смыслом. А получили и то, и другое. Это было собрание ищущих, думающих личностей. Я бы назвал это «церковью», экклесией, в которой собрались не все подряд, а свободные граждане, не утратившие духовного первородства, не слипшиеся в массу потребителей.
Я не идеализирую публику, далеко не все вслушивались в слова, вникали в смыслы. Но хорошо и то, что они их искали «иное» хотя бы в голосе певца, в атмосфере, в музыке. Программа «Иначе» концептуально переполнена, так что даже на трезвую голову приходилось с напряжением думать, работать, переживать. А под пиво или водку понять можно было бы гораздо меньше.
Но поэтические образы, слова-занозы, идеи-провокации остаются в памяти и совершают в ней свою работу. То, что не под силу проповеднику, может сделать музыкант – слить воедино общезначимые истины, личные переживания, энергетику зала, силу звука, эстетику творчества. Помогал усилить эффект слова и аудиовизуальный ряд – шокирующие образы из окружающей псевдо-недо-жизни.
То, что пропел Юрий Шевчук, было проповедью в музыке, в которой сочетались и злободневность, и евангельская благодать.
Вот лишь некоторые из оставшихся в сознании фраз.
О потребительском стаде: «на гнилых объедках улиц» - «люди-дичи, люди-суши»; «слишком много эротики, да мало любви», «коллективная бессознательность масс», «суицидальные города», «мы сидим за столом и пьем свою смерть», «в душе тоска, вокруг – Китай».
Об угрозах свободе: «При коммунизме человек теряет личность - батальонам она не нужна. Капитализм человека делает вещью, а на каждую вещь есть вор».
О поиске себя: «Возвращение человека к себе – расточительный труд»; «стой на своем, добра держись. Пока есть ты, смерть не права»; «Эй, ты, кто ты? Себя назови! Какой пароль на этой планете? Триста тысяч поколений у нас в крови, Но кроме любви ничего больше нет»; «надыши мне, надыши фотографию души».
О суде пред совестью и Богом: «Кризис - суд Божий, но от тюрьмы ох, как далеко до чувства вины. Также далеко как голодному гастарбайтеру до плодородной луны. Цивилизация - мать технологий, а в мозгах всё тот же палеолит. Мы искали свободу, нашли её в сексе, да и это всё сожрал СПИД»; «как нетрезвый, глупый ученик, стыдливо вывернув карманы, - мир наш пред Господом поник».
Об отчаянной надежде и рассвете новой жизни: «В разбитом шприце тощего торчка, что в туалете просыпается, зевая, и смотрит на поля, и смотрит на поля...»; «Но там, где третий, рядом ещё двое, и свечкой теплятся церквушка и роддом»; «Но пусть этой ночью никто не заплачет, пусть никто не будет убит!».
В песнях-проповедях, песнях-пророчествах – не только «Вифлеемская звезда», но и «Армагеддон»: «времени осталось мало», «за тобой пришли».
Я увидел в его творчестве иную Россию, «новую Россию, выползающую из огня», и подумал, а кто споет про иную Украину, кто еще верит в ее рассвет? Надежда возможна лишь на апокалиптическом фоне, на сломе старого, в муках рождения нового, иного.
Юрий Шевчук добавил к обычной христианской проповеди важные истины, обличающие самих христиан, а потому обычно замалчиваемые. Проповедники-профессионалы любят изобличать греховные поступки и призывать к святости, имея ввиду какой-то ее скучный, примитивный, мертвый образ.
Шевчук-проповедник расширяет понятие греха: грех – не только в поступках, он и в отупении, равнодушии, коллективном поклонении не-Богу, рабском экстазе, отказе от себя, продажности и скотстве. А всего этого хватает и в религии.
Поэтому Шевчук почти ничего не говорит о церкви, и много говорит о свете, добре, вере, свободе. Для него Бог говорит через естественные вещи: «небо под сердцем в груди моей бьётся», «из каждого бомжа Экклесиаст смотрит на нас в суете сует»; ветер отключил «в головах светофоры, дождем проливая на город свет Вифлеемской звезды», «установил с небом связь».
Даже в смене времен видится духовный подтекст.
На исходе февраля музыкант-проповедник предлагает задуматься о смерти:
«Когда минуты станут длинными руками
Неотвратимой смерти,
Чем время будем мерить мы?
Во что сыграем с ветром, облаками -
Одни среди зимы?
Среди зимы...»
Но зима уже проходит, и надежда смотрит вперед:
«Ах, весна, весна.
Скоро всё пройдёт.
Если ложь ясна,
Если правда не врёт».
Уже видны следы нового, «иной» жизни.
«Лед отступает».
«Взломают асфальт цветы»
«Завтра все будет иначе».
Можно жить «иначе». Об этом проповедует своими песнями Юрий Шевчук. Приближающаяся весна подкрепляет эти надежды.
С чем вас и поздравляю, а Шевчука - благодарю.

Дальше »

Deus Caritas Est

Своей первой энцикликой Deus Caritas Est Бенедикт XVI напомнил о самом важном определении Бога - посредством любви. В энциклике Caritas in Veritate он развил свои богословские тезисы применительно к современным социальным проблемам. Примечательно, что после двадцати веков христианство возвращается к своим азам, вспоминает о своей сути. В этом сходятся католическая, православная, протестантская теологии. Об этом же несколько авторских тезисов

«Бог есть любовь, и
пребывающий в любви пребывает
в Боге, и Бог в нем» (1 Иоан. 4:16).

Христианство начинается с Евангелия, с рассказов о любви Бога к людям. Распятый Бог добровольно страдает из-за Своей проявленной любви, непринятой и осужденной религиозными лидерами и переменчивой толпой. Гонимые последователи Христа не могли повлиять на враждебный мир ничем иным, кроме той же любви, провозглашая не воинственную, а Радостную Весть. Но уже спустя три столетия христианство становится сильным и при своей силе начинает стесняться «слабого» и любящего Бога. И сегодня «богословие креста» заменяется «богословием славы», личные отношения – догмой, а весть о любви – конфессиональной истиной.
В то же время мир, знающий так много, не знает главного – любви. При всех познаниях «человек разумный» гибнет от ненависти или отсутствия любви, при всей своей правильности гниет от равнодушия. И при этом ищет любви, и ее же боится. Боится, потому что с ней приходит конец эгоизму, самоуверенности, индивидуальному комфорту.
Бог, открываясь как Любовь, спасает человека из его скорлупы одиночества, сокрушает «твердые» системы, представления, обычаи. Я рискую обидеть профессиональных богословов, но как по мне, почти все их идеи, принципы и методы можно найти в философии, в человеческой мудрости или поэтических интуициях. Даже учение о любви можно найти. Учение есть, Личности нет. Сама Любовь, явленная в Воплощенном, Распятом и Воскресшем, - остается для людей невозможностью.
Но при этой невозможности происходит явление: «Любовь Божия к нам открылась в том, что Бог послал в мир Единородного Сына Своего, чтобы мы получили жизнь через Него» (1Иоан.4:9). Явление показывает невозможное, вместо того, чтобы говорить или писать о нем.
В своей книге «Достойна веры лишь любовь» Ханс Урс фон Бальтазар утверждает, что «критерием истинности христианской вести не может быть ни религиозная философия, ни экзистенция» (Бальтазар Х. Достойна веры лишь любовь. - М.: Истина и жизнь, 1997. - С. 39.), т.е. Бог и учение о нем несоотносимы с человеческим опытом, организованным вокруг «я» или «своих» знаниевых систем, поэтому «Любящие больше других знают о Боге, им и должна принадлежать теология» (Там же. - С. 6). И еще: «Основным словом Логоса является именно Божественная любовь» (Там же. – С. 43.).
Среди многочисленных именований Бога, Его атрибутов и определений любовь занимает первое место. Любовь царствует совместно с верой и надеждой, но, по словам апостола, «любовь из них больше» (1 Кор. 13:13). А это значит, что Радостная Весть не сводится к «христианской вере» или робкой надежде. Любовь поясняет и дополняет, наделяет смыслом буквы учения, оживляет принципы, придает духовной жизни личностный характер.
Христианство именуется религией любви, в то время как другие религии настроены на войну, принуждение, покорность. Но и в христианстве против любви грешили так часто, что с определением христианства как «религии любви» не так легко согласиться.
Любовь для религиозных деятелей представляется делом малоприбыльным и малоинтересным. Скандалы, насилие, катастрофы, с одной стороны; с другой, самореализация, лидерство, успех – эти темы куда более популярны.
Иногда о любви больше знают поэты, чем проповедники, богословы, церковные иерархи. И уж точно больше знают матери, особенно такие, как мать Тереза. Любовь там, где жизнь, а не там, где холодная, рассудочная «правильность». Тот, кто ищет любви, может встретиться с Богом. Тот, кто ищет Бога, но не может и не хочет любить, встретит великого инквизитора, идола или догму.
Московский пастор Геннадий Сергиенко вспоминает, что для большинства людей в советское время знакомство с церковью начиналось с текста «Бог есть любовь», висевшего на видном месте (Сергиенко Г. Бог есть любовь. Интернет-ресурс: http://gazeta.mirt.ru/?2-8-1142--1). Тогда такой текст читался жадно и сердечно. Увы, сейчас, церковь стала слишком влиятельной и прибыльной, она говорит уже не о любви, а о власти, силе, успехе. Настенные тексты и горячие проповеди о любви я встречаю редко.
Бог как судья вполне удобен для религиозных и политических лидеров, на такого Бога вполне можно списать праведный гнев и борьбу с неверными, т.е. оправдать собственные фанатизм и ксенофобию. А Бог как любовь лишь мешает – выгоды никакой, одни издержки. Всех принимать, всех прощать, со всеми делиться – так «моя крепость» превратится в «проходной дом», где ни кресла, ни костюма.
Сегодня христиане преуспели в том, чтобы пугать «неверующих» и выискивать еретиков среди верующих, бороться с «либерализмом», «гуманизмом» и «толерантностью». Поэтому определение Бога как любви звучит подозрительно. Недавно мой друг написал мне, что переживает за меня, так как я слишком много говорю о любви, и слишком мало об аде. Признаюсь, после подобных дискуссий я чувствую себя изгоем среди множества гневных христианских голосов, обличающих слишком терпеливую любовь, среди религиозных функционеров, жаждущих крови и ада для грешников и вольнодумцев.
Что всплывает в памяти у современного человека в связи с христианством? Неужели любовь? Скорее, инквизиция. Вот почему бестселлером стала книга Кристофера Хитченса «Бог не любовь». Когда-то в школе Хитченс слыл «знатоком Писания», и в этой самой школе ему довелось услышать от директора, бывшего «немного садистом и скрытым гомосексуалистом»: «Сейчас, может быть, вам не понятно, зачем нужна вся эта религия. Но однажды, когда начнут умирать ваши близкие, вы все поймете» (Хитченс К. «Бог не любовь. Как религия все отравляет» - М.: Альпина нон-фикшн, 2011.- С. 10). Подобные фразы я слышу от проповедников довольно часто, и они меня настораживают не менее, чем «богопротивного» и «несносного умника» Хитченса.
Атеист ищет в христианстве любви, и не находит ее, потому что сами христиане от любви стараются избавиться и поменять текст «Бог есть любовь» на пугающие слова о грехе, смерти и аде. Если мы, христиане, не замечаем, как утратили любовь, то это прекрасно заметно внешним наблюдателям, придирчивым критикам-атеистам.
Вот почему христиане-фундаменталисты воюют не только с критиками-атеистами (называя, например, Кристофера Хитченса «всадником Апокалипсиса»), но и с теми христианами, для которых «Бог есть любовь». Вот почему кампания против книги Роба Белла «Любовь побеждает» (Rob Bell. Love Wins: A Book About Heaven, Hell, and the Fate of Every Person Who Ever Lived, 2011) может считаться не только свидетельством неоднозначности авторских идей, но и диагнозом всему христианскому сообществу, уставшему от сложной и слишком мирной любви, настроенному на суд и войну.
Истина без любви бессмысленна. Но, стоит признать, что и любовь без истины пуста. Лишь в Боге любовь примиряется, воссоединяется с истиной так, что истина становится любящей (а не инквизиторской), а любовь истинной (а не слепой или смутно-сентиментальной).
Но любовь не живет сама по себе, она дружит с верой, привержена истине, деятельна, точнее добродетельна. «Любовь познали мы в том, что Он положил за нас душу Свою: и мы должны полагать души свои за братьев. А кто имеет достаток в мире, но, видя брата своего в нужде, затворяет от него сердце свое, - как пребывает в том любовь Божия? Дети мои! станем любить не словом или языком, но делом и истиною» (1Иоан.3:16-19), - напоминает Иоанн, «апостол любви».
Рядом с делом и истиной любовь не может быть только эмоциональным порывом или меланхолическим млением. Она хочет знать, понимать, делать, преображать. Помня об истине, она не может быть слепой, глупой или опасной любовью. Помня о деле, она не остановится на мечтании и смутных томительных чувствах, на благих пожеланиях, сердечках и смайликах.
«Бог есть любовь» - предельно глубокое и при этом недвусмысленное определение. Можно по-разному понимать идеи и доктрины, но любовь для всех имеет одинаковый смысл – желать блага, радоваться вместе, уступать первенство другому.
«Бог есть любовь» – самое простое, первичное выражение сердечного и опытного знания человека о Боге. И оно является достаточным. В жизни, где невозможно узнать всю правду, все смыслы, все богословские истины, есть необходимое – знать о Божьей любви и открыть ей сердце. В жизни, в которой так мало времени, и которая обрывается внезапно, Бог открывается в первую очередь как Любовь. Потом может следовать дальнейшее познание Бога, Его имен, атрибутов, проявлений, но если Бог не открылся как Любовь, то все остальное теряет смысл.
Богословие без любви – почти как математика: все правильно настолько, что не вызывает сердечного ответа, ни веры, ни сомнений. Неизменный и Вечный Бог останется объектом ума. Святой и Судящий Бог будет предметом страха. Всемогущий и Всезнающий станет неразрешимой проблемой теодицеи. Но когда Он же открывается как Любовь, человеческое сердце говорит Ему свое «да», а вслед за сердцем смиряется разум.
Воплощенная Любовь – упрек потерявшемуся человеку, упорствующему в своей отчужденности, в своем неверии и сердечной обиде. Ничего другого не смогут придумать люди, чтобы спасти мир и самих себя, спасти мир от самих себя. Придумывать и не надо. Любовь это не предмет споров, а вопрос отношений. Бог в своей любви открыт человеку. Воплощенная, явленная, открытая Любовь долготерпит и ждет человеческого ответа.
Божья Любовь сокрушает сердца черствых религиозников и отпетых грешников. Первые проповедовали без любви, Любви не зная; называли Богом свое представление о Нем. Вторые любовь называли Любовью, путали грешное с праведным, обожествляли себя и свои чувства. Первые говорили о Боге верно, но безразлично; вторые - яростно и злобно. А без любви – все неправы.
В спорах о Боге пропало из вида главное – главное доказательство бытия Бога и главное Его определение. «Бог возлюбил мир» - этот «золотой стих» Библии отзывается в сердце человека, отвечая на его главную потребность. В свете Его любви доказательства теряют смысл, и теодицеи становятся лишними.
Я любим Им, значит, Он есть. Он есть, значит, я есть. Его Любовь открывает мне Бога. В Его любви я нахожу себя. В Его любви я вижу мир и знаю смысл. «Золотой стих» Библии становится «золотым ключом» к ее пониманию, дальнейшему познанию Бога и жизни с Ним.

Дальше »

«Открытое христианство»: к Богу, жизни, людям

Идеи «открытого христианства» давно обсуждаются в христианской среде. Разговоры об «открытом обществе» спровоцировали и дискуссию о роли в нем религии, о степени ее «открытости». Сегодня церковь активно участвует в критике мультикультурализма, либеральной демократии, рыночной экономики, расправляясь тем самым с идеями «открытости» на чужой территории. Защищая с подозрительно излишней ревностью «порядок» и «стабильность», церковь попадает в разряд врагов «открытого общества».
Конечно, «открытое общество» - идеальный, почти призрачный, тип, но даже при всех проблемных побочных эффектах современное глобальное сообщество движется к «открытости», ориентируется на ее идеалы. Возникает вопрос, а куда движется церковь, если движется вообще?
Говоря словами Бенедикта XVI, церковь вместе с обществом живет между двумя необходимостями – изменять мир и сохранять его порядок . Добавим, что церковь живет в ожидании нового неба и новой земли. Апокалиптический горизонт напоминает о неизбежности перемен, крахе земного порядка и приближении нового мира.
Коль будущее является открытым, церковь, как никакой другой общественный институт, должна понимать условность своих систем, границ, позиций. Будущее, приготовленное Богом, явит единство веры, мир и радость искупленного народа. Соответственно, тот, кто готовился воевать, изобличать, судить и казнить, будет сильно разочарован. Получит награду не тот, кто надежно закапывал свои таланты или охранял доверенное, убивая за сорванные колоски; но тот, кто приумножал, раздавал, пускал в дело, и, тем самым, конечно же, рисковал. Окажется не у дел тот, кто строил крепости и укреплял запоры; напротив, будет радоваться тот, кто гостеприимно встречал, открывал дверь странникам и пришельцам, без ропота делился своим и с благодарностью принимал поданное – кто учился жить вместе и друг для друга, открывая в ближнем Христа.
Христианство открыто не только будущему, в свете которого все будет переоценено, оно открыто Христу, Который может входить и уходить, одобрять и судить, благословлять и учить. Христос – главный фактор христианской открытости, виновник постоянной непредсказуемости, нестабильности, беспокойства. В христианстве все держится не на правильности системы, не на гарантиях силы и власти, а на личных отношениях, всегда рискованных, тонких, трепетных. Открываясь Божьему Слову, Красоте Бесконечного, Лицу Другого, человек легко покидает выстроенные из камней и слов стены, выходя из полумрака в полноценную жизнь.
Почему же тогда в церкви так мало отношений и так много правил? Потому что церковь – очаг христианства, а чтобы огонь в нем не потух, его нужно ограждать и охранять. Так возникают традиции, организации, администрации, которые закрывают, поддерживают, управляют, комментируют, оценивают, продают, обороняют. Но без связи с внешним миром, без воздуха жизни, христианство лишь тлеет.
Христианство – не вещь, ее нельзя закрыть. Христианство не состоит из чего-то, оно не плотное. У него нет своего места. Нельзя сказать, что оно здесь, или оно там. Христианство – это пустота, в которой может явиться Христос, в котором Его ждут, Ему молятся, Его благодарят. Христианство - такое пространство, где люди (не обязательно «верующие») встречаются с Христом, говорят о Нем и с Ним, живут вблизи Него, служат другим ради Него. Уже первые ученики предлагали это пространство огородить, убрав вон мешающих детей, недостойных женщин, грешных мытарей. А Он выбрал крест – повис между небом и землей, не принадлежа никому и обнимая Собой всех.

Христианство как пространство всеохватно, выходит за пределы и лишает их смысла. Это справедливо и в отношении людей (их делений), и в отношении идей (их систем). Христианство не в идеях, тем более не в буквах, оно начинается там, куда текст должен вести, куда должен отсылать - в пространстве встречи. Для обычных же людей христианство - ворох цитат, отзвуки того, что кто-то слышал от кого-то. Открытое христианство – «выход за края цитаты», как говорит христианский поэт Андрей Тавров . Выход куда, к чему? Христианин скажет: к Богу. Нехристианин подумает: к жизни. «Открытое христианство» открыто и Богу, и жизни, и людям. В просторе открытости, куда попадают вышедшие за края цитаты (буквы традиции или стены храма) христиане или ищущие Христа, они встречаются с настоящим – некнижной жизнью, недогматичным Богом, нечужими людьми.
Если христианство осмыслит себя как «открытое», оно способно удивить в этой нетипичной, странной «открытости» и христиан, и нехристиан. «Открытое христианство» станет открытием для всех.
Христиане разных церквей и традиций смогут почувствовать себя частью гораздо большего. Они могут сохранить свои стены, как в лучших из современных городов, где укрепления исторической части, «старого города» сберегают именно как «историческую часть», т.е. как часть истории. Но они будут помнить, что эти стены уже не способны защищать и более не должны разделять.
За пределами нерушимых стен можно будет объединиться в деле – в социально полезном служении, в духовно-воспитательной заботе о подрастающих поколениях, в творчестве и окультуривании.
Разбирая архивы, христиане откроют не только ценность своих текстов, но и важность интертекста, который из них составляется; они научатся читать свое как часть общего, и поймут, наконец, и свое, и общее наследие. Возможно, они оценят и богатство многоголосия, в которое сольются разрозненные пока голоса их теологий.
«Открытое христианство» - это христианство, которое открывает себя же, и не только для других, но и для себя же. Это христианство, в котором есть, что открывать, это не школьное поучение, где «дают» готовую информацию в соответствии с учебным планом. Здесь всегда можно и даже нужно удивляться, сомневаться, спрашивать, бояться, радоваться, плакать, смеяться, молиться, петь, кричать, молчать.
Скучная предсказуемость, упрощенная понятность, сухая логичность, конфессиональная эксклюзивность христианству лишь мешают. Согласно одному резонансному исследованию, 70% (из 14 тысяч опрошенных) «бывших» христиан на вопрос «Почему вы перестали ходить в церковь?» ответили «В церкви скучно». Церкви предстоит ответить на вопрос: предпочитает ли она стабильность и скуку, или же риск и перемены. «Открытое христианство» рискованно, но в поиске Бога риск неизвестного, нехоженого пути всегда оправдан, т.к. Он и позади, и впереди ищущего; Он есть и в истории церкви, и в будущем «открытого христианства».
Если даже «открытое христианство» не изменит самих христиан и встретит их яростное сопротивление, оно найдет множество сторонников среди «почти христиан», которые живут по внешнюю сторону крепкой церковной двери. Многие люди ищут Христа в христианстве, но не находят Его в институализированной церкви. Они встречают Его следы в книгах, фильмах, музыке, общении с Его странными друзьями, чудесах природы, загадочных обстоятельствах жизни. «Открытое христианство» - все то, что помогает им встретить Христа, что ведет к Нему, напоминает о Нем. Это могут быть «христианские» (не обязательно созданные христианами, но работающие с христианским духом и участием) кафе, молодежные лагеря, спортивные клубы, дискуссионные группы, реабилитационные центры, хосписы, школы, благотворительные центры, библиотеки, интернет-площадки, музыкальные вечера, общества религиозной философии и многое другое.
«Открытое христианство» не ново, оно изначальное, евангельское, Христово. Потому что в своей пустоте содержит главное – Его. Пространство «открытого христианства» пусто не потому, что там нет идей, вещей, людей, там всего много. Оно пусто потому, что пусто для Христа, Христа ради. «Открытое христианство» почитает пустым все накопленное церковью, все наследство веков, потому что в нашей пустоте Христос будет виднее. Но с явлением Его эта пустота оживает, и все христианское и даже нехристианское озаряется Его светом и благословляется Им. Тогда все традиции, книги, догматы, чудеса, святые подвиги, добрые дела обретают смысл. Тогда христианские усилия в благотворительности, просвещении, общественной морали опираются не на слабый энтузиазм и подвижничество, а на ставший вдруг очевидным факт: «Христос посреди нас», посреди людей в их разности, посреди мира в греховности, посреди жизни в естественной сложности. Даже спустя многие века после грехопадения наш мир все же «весьма хорош» (Быт. 1), а тем более хорош, когда в него возвращается Бог. Это главное открытие «открытого христианства»: Бог не только в нашей церкви, но и в мире, жизни, людях. Этот призыв и скромный, и великий – открывать Бога внутри и снаружи церкви, видеть Его следы в постсовременной культуре, утверждать Его Царство во всех сферах жизни.
«Открытое христианство» смотрит дальше своих религиозных пределов и открывает Христа в неожиданных местах и обстоятельствах. «Дивно для меня ведение [Твое], - высоко, не могу постигнуть его! Куда пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего куда убегу? Взойду ли на небо - Ты там; сойду ли в преисподнюю - и там Ты. Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря, - и там рука Твоя поведет меня, и удержит меня десница Твоя. Скажу ли: "может быть, тьма скроет меня, и свет вокруг меня [сделается] ночью"; но и тьма не затмит от Тебя, и ночь светла, как день: как тьма, так и свет. Ибо Ты устроил внутренности мои и соткал меня во чреве матери моей» (Пс.138:6-13).
«Открытое христианство» универсально, вселенско, всезначимо. Говорить о том, что Бог действует «так» или «иначе», Он пребывает «здесь» или «там» – не только наивно, но и оскорбительно для Того, Кто называется Отцом всех и Господом всего. «Открытое христианство» - это образ вечного Христа и древнего христианства, актуальный для мультирелигиозного и мультикультурного мира, где о Боге предстоит говорить нерелигиозным языком. В такой «безрелигизности» христианство возвращается к своей универсальности, и снова соединяет в Божьей любви современных «иудее», «эллинов» и «варваров».
«Открытое христианство» открывает христианство через Христа, богатство традиции через простоту Евангелия. Но самое главное - не христианство, а Христос. Именно поэтому «открытое христианство» должно быть открыто к радикальным шагам: отказаться от того, что препятствует в нем открыться Христу, и присоединиться к Христу в том, что и как Он делает в современном мире.

Дальше »

О церкви и церковности. Новые форматы церковности как ответ на кризис церкви

Церковь переживает очевидный кризис. Несмотря на религиозные свободы, храмы пустеют, а центры христианской активности смещаются в сторону от них. Как понимать эти смещения, и чем может ответить церковь, чтобы вновь стать центром, где пересекаются культурные, научные, светские и религиозные течения жизни?
Кризис стоит понимать двояко. С одной стороны, кризис для церкви норма. Точнее, церковь всегда вне нормы, она еще пути, в поиске и пересмотре своих форм и отношений. С другой стороны, кризис не может быть нормой, если он связан с массовым отходом людей от церкви, с их разочарованием в церковном христианстве. Люди маловерующие и неверующие отворачиваются от церкви, и даже верующие люди не могут далее жить внутри ветшающих, но при этом все более политизируемых и коммерциализируемых церковных институтов.
Возникают все новые вопросы о соотношении христианства и церковности, в свете которых можно помыслить церковь вне обязательной связи с ее историческими формами, повернуть церковь от увлеченности собой к евангельской простоте, повернуть христианство к Христу.
Что такое церковь и где ее границы? Справедливо ли авторитетное мнение, что «кому церковь не мать, тому Бог не Отец». Как быть с теми, кто верует, но не принадлежит? Как должна измениться структура церковной жизни в нетрадиционном обществе? Можно ли мыслить церковность за пределами церкви? Пространство общения христиан, разные формы их общности, не содержат ли в себе тело и дух церковности? Как совместить автономию личности, желание индивидуальной свободы и стремление «быть частью» в современных форматах церковности?
Церковь как сообщество выходит за рамки церкви-института и проявляет себя в таких нехрамовых формах как монашество, неформальные типы общинности, миротворчество, солидарность с бедными, протестные настроения, контркультура, внецерковное христианство, внутрицерковная оппозиция, философствование и вольнодумство. Интеллигентские сообщества, философские кружки, дискуссионные студенческие клубы, социальные группы взаимопомощи – в этих местах церковь как общность ощущается сильнее, чем внутри самой церкви как храма.
Возможно, речь должна идти не только о церкви в ее осязаемых, почти телесных формах, но и о церковности как качестве, свойстве, субстанции церкви. Церковность – то, что делает церковь церковью, это способность объединяться вокруг Христа и воплощать в общинной жизни Его любовь и истину. Парадокс, но такую церковность можно встретить вне церкви, и можно в церкви не встретить.
Не так давно американский студент Джеферсон Бетке разместил в сети ролик «Почему я ненавижу религию, но люблю Иисуса», который посмотрели почти 18 миллионов пользователей социальной сети. Это лишь один пример все более популярного внецерковного христианства. По мнению студента, кризис церкви не говорит об упадке веры: «Люди моего возраста часто не удовлетворены церковью, но, несмотря на это, ищут истину».
Духовность вне религии, религиозность вне церкви, вера вне института – эти странные возможности стали вдруг востребованными на фоне заката иерархической, системной церковности.
Возникает вопрос: а зачем разрозненным группам «просто христиан» включаться в конфессиональные традиции, если можно войти сразу в единство всей церкви, стать частью невидимой вселенской церкви? Этот вопрос будут задавать все громче.
Возможно, провиденциальная логика исторических перемен ведет к тому, что упадок церквей (established churches) на фоне активизации нецерковного христианства и внехрамовой церковности окажется для христианства и мира благом. Возможно, христианский мир, не готовый к церковным реформам, окажется вынужденным к ним логикой внешних, внецерковных перемен. Возможно, размытие границ церкви окажется не обмирщением церкви, а воцерковлением мира, сближением с ним, переоткрытием в нем присутствия Христа.

Дальше »

Чем виноваты «сектанты»?

Очередная антисектантская истерия, нагнетаемая через заказные материалы СМИ, вынуждает задуматься не только о конкретных заказчиках (их нетрудно найти, интерес в деле понятен), но и о странностях постсоветского общества, при молчании или даже сочувствии которого подобные кампании можно провоцировать снова и снова.
На врагов, на сектантов всегда есть спрос. В этом смысле если не заказчиком, то потребителем выступает само общество. Именно оно выделяет из себя ксенофобию, безразличие к жертвам, нежелание правды. Разумная власть, действующая в интересах всего народа (в том числе и его «сектантских» групп, а не только титульных конфессий), ограничивает эти разрушительные народные стихии - страсть к охоте на ведьм, жажду сенсационных разоблачений сектантов, потребность в «козле отпущения». Заангажированная же власть, служащая интересам лишь одной партии или конфессии, пытается эту стихию использовать, отвлекая внимание общества от действительно важных проблем и натравливая его на избранных жертв.
Украинское общество демонстрирует определенную меру зрелости, не поддерживая активно журналистские или церковно-сектоборческие провокации. Вместе с тем оно не спешит сказать провокациям «нет», не спешит солидаризоваться с обвиняемыми сектантами, признав их «своими», частью украинского христианства.
Речь идет не о каких-то экзотических «деструктивных сектах», в сектантстве обвиняются известные всем баптисты и пятидесятники, живущие рядом с людьми и для людей уже больше ста лет. Во всем мире эти церкви уважаемы, в первую очередь, за свою активную нравственную и социальную позицию. В Украине же, подражающей примеру «православной» России, их именуют «сектами» и отказывают в праве на существование на «православной» территории.
Чем виноваты сектанты? Чем виновата жертва? Ответил русский баснописец: «Ты виноват лишь тем, что хочется мне кушать». И еще добавил (бы) про «каноническую территорию»: «Как смеешь ты своим нечистым рылом здесь чистое питье мое мутить с песком и илом?».
Вот лишь один пример. Журналисты обвиняют, что сектанты довели ребенка до гибели с помощью журнала «Тропинка». Что в нем плохого не понятно, не каждый будет выяснять, насколько оправданны подозрения. А они оказываются вовсе неоправданными. Детский журнал «Тропинка» издается Миссионерским союзом «Свет на Востоке» - старейшей христианской протестантской миссией среди украинцев и русских (основан в 1920 году). Детские журналы этой миссии читают в 60 странах, общее число читателей – более миллиона. В независимой Украине журнал и связанные с ним детские проекты (конкурсы, спектакли, различные благотворительные акции, школы) заслужили хорошую репутацию среди разных конфессий и светской аудитории. Деятельность этой и других подобных протестантских миссий имеет не узко конфессиональный, а общехристианский характер. Вероятно, доброе и ощутимое влияние «сектантов» вызывает злую ревность у тех, кто привык делить конфессии на «правильные» и «неправильные», а Украину считать исключительно своей «канонической территорией».
Новая кампания против сектантов продолжает серию, начатую еще в середине XIX века объединенными усилиями «православия, самодержавия и народности». Единственный посыл этой серии – «сектантам здесь не место».
Что бы ни делали баптисты и пятидесятники доброго, они оказались не там, не на «своей» территории. Конечно, им, привыкшим, что «своей территории» быть не может, что жить приходится в обществе поликонфессиональном и даже разнорелигиозном, этого деления на «свои» и «чужие» «канонические» территории, на «исторические» и «неисторические» конфессии не понять. Тем хуже для них. Но не только для них. Хуже для всей Украины, политическая и религиозная карта которой отнюдь не однородна, и в которой ради всех нужно принимать и защищать других.
Вспоминая известную фразу пастора Мартина Нимеллера («сектанта»!), сказанную им в дни гитлеровских расправ (поочередно со всеми), не хочется однажды сказать так: «Когда пришли за «сектантами», я молчал, потому что я не «сектант». Когда пришли за греко-католиками я молчал, потому что я не греко-католик. Когда пришли за православными УПЦ (КП), я молчал, потому что я не православный УПЦ (КП). Когда пришли за мной, защищать меня было некому».

risu.org.ua

Дальше »