О православных реформах и христианской Реформации. Взгляд протестанта

Болезненные процессы внутри разделенного украинского Православия с разочарованием наблюдает и внешнее христианское сообщество, в том числе протестанты. К сожалению, наблюдают не так внимательно, как стоило бы, поскольку многие болезни, унаследованные от советского времени, и многие соблазны современной украинской ситуации, характерны для всех конфессий. Иногда наблюдают с неоправданным злорадством, а иногда с чувством оправданной выгоды – пока православные бьются между собой, протестантов на время оставят в покое.
Судьба Православия связана с протестантизмом «идеально», а потому мало ощутимо и почти недостижимо близко – единством веры и вселенской Церкви. Конечно же, сейчас иерархам не до таких высоких и утопических тем. Но есть гораздо более приземленные и практические аспекты единства, с которых оно начинается и в которых зреет к видимому проявлению единства Христова Тела, единства в Духе и единства в Любви. Речь идет о таких реформах внутри каждой Церкви, которые вернут ее (Церковь) к евангельским идеалам и приблизят к духовным запросам общества.
Необходимость в реформах очевидна извне и обсуждается внутри. Пока доминирует практическо-прагматический подход к реформам, но с него может начаться дискуссия о большем – о Реформации. Последовательное продумывание реформ для блага одной Церкви неизбежно подводит к мысли о необходимости Реформации для блага единой Церкви.
Сегодня можно и нужно говорить о такой Реформации, которая затронет и православие, и протестантизм, и католицизм – все основные христианские конфессии. Полуреформация – это реформа православия (или любой другой конфессии) с целью исправления его социального имиджа, повышения миссионерской эффективности и улучшения его управленческой структуры. Но те реформы, которые не ведут к Реформации, окажутся недостаточными.
Возможна ли Реформация в постсоветском Православии? Маловероятна, но все же возможна и даже необходима. Постсоветское Православие не стало ни российским, ни украинским. Оно продолжило курс на изоляцию от Православия мирового и сохранило связь с губительной традицией симфонизма. Локальный традиционализм, местничество, лжемессианское превозношение, близость к власти, хорошо видимые извне, - лишь зримые проявления внутренней болезни церковного тела.
Реформы без Реформации принесут лишь эффект краткосрочных и внешних улучшений – имиджевых (Церковь будут воспринимать лучше), управленческих (Церковью будут управлять лучше), количественных (в Церковь будет приходить больше).
Тем временем христианский мир близится к пятисотлетнему юбилею европейской Реформации. 2017 год станет историческим рубежом и вопросом для Церквей некогда реформированных, и Церквей никогда нереформированных: как оценивать Реформацию пять столетий спустя; продолжается ли Реформация сегодня; в чем проявляется реформационное движение; не приближается ли Церковь к очередной Реформации?
Каким должен быть протестантизм, чтобы стал возможным диалог с Православием? Каким должно быть Православие, чтобы восстановилось общение с протестантами? Можно ответить, что каждый должен оставаться собой, но это не совсем по-христиански. Апостольские мудрость и смирение проявлялись в готовности отказаться от того, что соблазняет брата (Рим. 14:21), в способности быть для всех всем, чтобы приобрести хотя бы некоторых (1 Кор. 9:22). Подобным образом надлежит мыслить и сегодня – задаваться вопросами, как реформы одной Церкви могут способствовать оживлению Церкви единой, как внутренние преобразования помогут межцерковному сближению и обновлению единства, как перемены внутри Церкви повлияют на судьбы внецерковных людей и общества в целом?
Для протестантов истина о Церкви реформированной и постоянно реформирующейся (Ecclesia Reformata et Semper Reformanda) - ясная, признанная, но утраченная и почти забытая. Для православных – странная и дерзкая, по меньшей мере, дискуссионная.
Но и для первых, и для вторых, именно идея Реформации как непрерывного обновления Церкви, может стать объединяющей. Протестанты, забывшие о Реформации, и православные, возможность Реформации отрицающие, никогда не смогут говорить в режиме диалога, никогда не почувствуют родство, никогда не объединятся в деле служения и проповеди обществу.
Реформация выступает необходимым третьим символическим фактором в диалоге Церквей. Трезвое осознание необходимости обновления, смиренная готовность к преобразованиям, внимание и благодарное принятие дара другой традиции могут стать первыми шагами на пути к исцелению разделенного Православия, а затем и к возобновлению общехристианского общения.
В разговор двух всегда вмешивается внешний вызов. В Реформации нужно видеть общий знак, знамение для всех Церквей; нужно слышать голос Главы, напоминающий о простых и забытых истинах. Лишь при таком вслушивании возможен диалог как путь к утраченному единству.

Дальше »

Восстанови границу

Наш мир потерял чувство границы. Раньше чувство границы сдерживало страны и культуры в определенном порядке. Граница означает и запрет на пересечение, и предупреждение об опасности, и предел доступа. В обыденной жизни водителя потеря границ приводит к авариям. В международном праве нарушение границ означает войну. Так Геродот пишет о причинах конфликтов варваров и эллинов так: «тяжкая вина лежит на эллинах, так как они раньше пошли походом в Азию, чем варвары в Европу». Взятие Трои стало первым нарушением границ со стороны Европы, поэтому персы ответили нашествием со стороны Азии. Начался цивилизационный конфликт, длящийся по сей день.
Мир истории – мир границ. Мир физический – мир границ. Пространство разделяет тела, пространство разделяет предметы. Люди привыкли, что без границ нельзя, без них невозможно ориентироваться.
Граница определяла пределы обитания, разделяла своих и чужих. Сам Бог очертил Моисею границы владений Своего народа, государственную границу Израиля.
«И сказал Господь Моисею, говоря: дай повеление сынам Израилевым и скажи им: когда войдете в землю Ханаанскую, то вот земля, которая достанется вам в удел, земля Ханаанская с ее границами: южная сторона будет у вас от пустыни Син, подле Едома, и пойдет у вас южная граница от конца Соленого моря с востока, и направится граница на юг к возвышенности Акравима и пойдет через Син, и будут выступы ее на юг к Кадес-Варни, оттуда пойдет к Гацар-Аддару и пройдет через Ацмон; от Ацмона направится граница к потоку Египетскому, и будут выступы ее к морю; а границею западною будет у вас великое море: это будет у вас граница к западу; к северу же будет у вас граница: от великого моря проведите ее к горе Ор, от горы Ор проведите к Емафу, и будут выступы границы к Цедаду; оттуда пойдет граница к Цифрону, и выступы ее будут к Гацар-Енану: это будет у вас граница северная; границу восточную проведите себе от Гацар-Енана к Шефаму, от Шефама пойдет граница к Рибле, с восточной стороны Аина, потом пойдет граница и коснется берегов моря Киннереф с восточной стороны; и пойдет граница к Иордану, и будут выступы ее к Соленому морю. Это будет земля ваша по границам ее со всех сторон» (Чис.34:1-12).
Древние люди чтили не только границы государств и религий, но и границы угодного и неугодного Богу поведения. Царь Давид расширил пределы Израиля, создал мощное государство, но при этом боялся перейти внутреннюю черту, закон Божий: «Буду ходить в непорочности моего сердца посреди дома моего. Не положу пред очами моими вещи непотребной» (Пс.100:2,3).
Если мир Ветхого завета – мир границ, то мир Нового завета – мир глобального рассеяния. Если раньше можно было говорить о Божьем народе и язычниках, то после Рождества Христова все получили возможность стать Божьим народом. По слову апостола Петра, «Бог нелицеприятен. Но во всяком народе боящийся Его и поступающий по правде приятен Ему» (Деян.10:34-35).
Мир последнего времени, длящегося уже третье тысячелетие, - мир рассеяния, мир без границ. Жизнь в рассеянии продолжается, апостолы отправляются в разные концы света, чтобы возвестить Радостную Новость. Письменные послания, миссионерские путешествия, живое общение соединяют христиан всего мира в единое радостное собрание: «Иаков, раб Бога и Господа Иисуса Христа, двенадцати коленам, находящимся в рассеянии, - радоваться» (Иак.1:1).
Так уже в первой церкви можно увидеть готовность жить и общаться без границ, радоваться в условиях рассеяния. Тем более этой способности жить и сохранять себя в мире безграничных информационных связей стоит учиться современным христианам, гражданам информационного, глобального интернет-сообщества.
Мир современности – мир без границ. Мир современный становится все более виртуальным, где границы почти невозможны. Они открыты для туристов, знаний, технологий, но также открыты для вирусов и терроризма.
Границы стали прозрачными, но это не значит, что никто ни на что не претендует. Это значит, что кто-то претендует на все. В ситуации глобального порядка или беспорядка трудно понять правила игры и увидеть того, кто их придумывает. Тем важнее при отсутствии карты иметь внутреннее руководство, внутренний компас.
Независимо от национальности, социального статуса или вероисповедания наши современники стали членами единого виртуального пространства общения. Информация - без границ. Общение - без границ. Но и порок – без границ. Злоупотребления – без границ. Опасность – всюду.
Жизнь стала сложнее, поскольку нет привычных и стабильных рамок, нет внешних границ и единых законов. Но жизнь стала интереснее и ответственнее, поскольку всегда есть границы внутренние, границы убеждений, ценностей, мировоззрения.
В условиях такой свободы все зависит от наличия внутреннего стержня, способности различать добро и зло, страха Божьего в человеке, личной веры и верности.
Все позволительно, но не все полезно – это христианский принцип в отношении свободы. Апостол Павел повторяет его, акцентируя позитив свободы («все мне позволительно») и ценность служения («пользы другого»). «Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною» (1Кор.6:12). «Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но не все назидает. Никто не ищи своего, но каждый [пользы] другого» (1Кор.10:23-24).
Эти тексты могут быть понятны современным людям, которые хотят максимально раздвинуть границы свободы. Апостол с пониманием относится к этому желанию. Павел не оспаривает принцип свободы («все позволительно»), но корректирует его, дополняет его принципом пользы и назидания. Польза предполагает, что все мои решения и действия не причинят вреда другому человеку, но будут направлены на его благо. Назидание означает, что мой выбор чему-то научит меня и моих ближний, будет развивать, совершенствовать, преобразовывать, а не развращать и отуплять.
Если не думать о пользе другого, если не мыслить категориями служения, слишком легко запутаться в сети и стать пленником себя, своего выдуманного, мечтательного, иллюзорного, виртуального образа. Об этом плене у себя, плененности собой хорошо говорит Харуки Мураками в романе «Страна без тормозов или конец света».
«- Вот он, выход…- Это ясно, как божий день. Городу больше нечем нас удержать. Мы свободны, как птицы...
- Я остаюсь, - говорю я.
Я отлично понимаю, что значит остаться здесь одному… Я знаю, что там - моя настоящая реальность. Из которой я убежал, скорее всего, по глупости или по ошибке. Но уйти отсюда я не могу…Не могу же я бросить мир, который я создал, и людей, которых породил, даже не спрашивая их согласия... Эта Стена окружает меня самого, эта Река течет у меня внутри, а дым валит оттого, что я сжигаю себя своими руками... Я остался один на задворках Вселенной. Некуда идти, некуда возвращаться. Конец Света. Того света, с которым меня уже ничего не связывает. Где уже ничто не дышит и не шевелится»
Очень легко потеряться в призрачных городах и интернет-магазинах, в улицах развлечений и потоках информации, если забыть о том, что рядом рождаются и умирают, живут и болеют, смеются и плачут настоящие, не виртуальные люди. Если помнить только о себе, то вполне можно променять жизнь на компьютер.
В мире без старых границ очень часто возникают границы новые. Одной из них может стать экран монитора, вырваться за который многие уже не способны. Они легко прыгают по сайтам, но выпрыгнуть в реальную жизнь уже не могут. А тем временем жизнь уходит, годы летят, приближается итог.

В мире без границ остается незыблемым крест Христов как точка опоры, центр жизни, знак, видимый отовсюду. Он напоминает о настоящей реальности жизни с избытком и настоящей ценности жизни ради других.
Кроме границ человеческих есть и граница духовная, она никогда не сотрется, не исчезнет, не сдвинется. Самая главная граница проходит в сердце человека. Как говорил Достоевский, «Диавол с Богом борется, а поле битвы сердца людей». Человек выбирает не «за» или «против» интернета, а «за» или «против» Бога в жизни духовной, социальной или виртуальной.
Христос в Евангелиях не множил запреты, которых и без того было столько, что лишь книжники могли запомнить. Он напоминал о сути, о внутренней границе, связанной с любовью к Богу и служением ближнему. Когда фарисеи говорили, что нельзя есть с мытарями и грешниками, Он отвечал не по правилам, а по духу закона: «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные; Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию» (Мар. 2:15-17). Когда обвиняли, что ученики не постятся, отвечал загадками: «Могут ли поститься сыны чертога брачного, когда с ними жених?» (Мар. 2:18-20). Когда упрекали за срывание колосьев в субботу, отвечал не-религиозными словами: «Суббота для человека, а не человек для субботы» (Маар. 2:27); когда упрекали за неумытые руки, шокировал хранителей преданий: «не то, что входит в уста, оскверняет человека, но то, что выходит из уст, оскверняет человека» (Матф.15:11).
Духовная граница проходит не между вещами, которые позволительны или непозволительны, а между разными отношениями к одним и тем же вещам. Граница в виртуальном мире не может быть на замке. Здесь трудно запрещать и контролировать. Но такой границей может быть добровольное внутреннее чувство – я могу, но не должен делать все, что хочу; я могу и должен искать пользы другого и общего назидания. Когда человеком руководит желание «делать все, что хочу», он воюет с границами. Когда человеком движет желание научиться доброму и сделать доброе другим, он строит границу, воздвигает стены перед навязчивыми страстями. «Что город разрушенный, без стен, то человек, не владеющий духом своим» (Прит.25:28).
Мир по-прежнему разделен. Не на иудеев и язычников, не на цивилизованных греков и лютых варваров, не на чайников и хакеров. Мир делится на тех, кто в свободе живет с Христом и для Христа, и тех рабов свободы, что живут для себя. Для первых отсутствие границ – прекрасная возможность послужить многим, сказать о Евангелии во весь голос. Для вторых отсутствие границ угрожает распутством и погибелью.
Сегодня, когда все видят и слышат друг друга, представилась уникальная возможность выполнения поручений Христа. «Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Матф.28:19). «То, что видишь, напиши в книгу и пошли церквам, находящимся в Асии: в Ефес, и в Смирну, и в Пергам, и в Фиатиру, и в Сардис, и в Филадельфию, и в Лаодикию» (Откр.1:11).
Нас все видят и все слышат. Самое время что-то сказать.
Никогда еще у человека не было таких возможностей для добра и зла. Интернет умножает все, что мы делаем, распространяет, увековечивает. Для одних это шанс рассказать о своей вере и своем покаянии. Для других соблазн увлечь своим грехом и безумием.
Духовная граница будет восстановлена, все будет разделено так, что будет правое и будет левое (Матф. 25:31-33). Кто-то окажется правым, а кто-то левым. Перед судом предстанут не юзеры, но живые люди, не аватары, а настоящие лица. Там не будет шанса раствориться в обезличенной массе, там будут определены и разделены праведные и неправедные, овцы и козлы, спасенные и осужденные.
Разделение будет не между вещами, а между людьми. «Итак всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным; а кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным. Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку - домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня» (Матф.10:32-38).
Апокалипсис Иоанна Богослова говорит, что в последние дни граница будет восстановлена и разница между Христовыми и антихристовыми станет очевидной. «…время близко. Неправедный пусть еще делает неправду; нечистый пусть еще сквернится; праведный да творит правду еще, и святый да освящается еще. Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам его» (Откр.22:10-12).
Нам нужно восстановить границу в себе. Нужно определиться, т.е. поместить себя в правильные пределы, границы, рамки допустимого.
Нам трудно сказать, от чего мы должны свободы, от чего нас должна ограждать черта закона, правил, норм. Без Христа границы не имеют смысла. Всего «от» - не перечислить, легко запутаться и запутать других. Но нам предельно ясно «для» чего наша свобода и ее границы – для Христа и ближнего. Такая свобода не может быть соблазном или насмешкой для других, не может быть пустой, бесцельной, произвольной, эгоистичной.
Пусть центром нашей жизни будет крест Христов. В сложных обстоятельствах личной жизни, в культуре всеядного потребления, в бесконечности интернета. Крест Христов разделяет, разграничивает, призывает сделать выбор. «А Христос за всех умер, чтобы живущие уже не для себя жили, но для умершего за них и воскресшего» (2Кор.5:15). Жить для Христа, учиться для Христа, служить Ему, искать пользы других – руководствуясь этим, можно провозглашать Евангелие не только до края земли, но и в бескрайной виртуальности; идти до последних границ, расширяя Царство Божье и приближая его окончательное господство.
Восстанови границу, отделяющую тебя от чужой, запретной, опасной территории. Живи с Богом и береги себя для Него

Дальше »

Церковь в Университете. Протестантская перспектива

Последующие тезисы продолжают ход моих мыслей, изложенных в публикациях «Образование по-протестантски: двадцать лет невыученных уроков» , «Образование по-протестантски: между Церковью и университетом» , «Теология постсоветских евангельских протестантов между церковью и университетом. Специфика теологического проектирования».




Модерн иссяк, но Церковь и Университет по-прежнему, по-модернистски отчуждены друг от друга. Продолжая бездумно повторять лукавые просветительские и совнаркомовские слова об отделении Церкви от государства и школы, мы обрекаем и Церковь, и Университет на ненужное и нелепое противостояние. На самом деле, Церковь и Университет вполне могут рассматриваться как образующие начала образовательного пространства.
Понимание Церкви и Университета в традиции постсоветских протестантов таково, что разводит эти начала вдаль друг от друга, рассматривает их в разных, непересекающихся плоскостях «церковного» и «нецерковного». Подобные разделяющие подходы формировались в условиях изоляции Церкви, которая была вытеснена из общественной жизни. Но и сегодня это отчуждение Церкви и Университета сохраняется. Раньше Церковь в лице ее активных представителей не могла присутствовать в Университете, а тем более влиять на его атмосферу. Теперь двери Университета открыты, уже не говорят «вам сюда нельзя», но деликатно интересуются «а кто вы?», «а с чем вы пожаловали?» «а что вы можете привнести в жизнь Университета, его дискуссии, его судьбу?».
И вот мой ключевой тезис: отчуждение Церкви и Университета продолжается не потому, что Университет закрыт или «антихристиански» настроен, но потому что Церковь не может и даже не старается выразить свою веру в подходящих для Университета формах и подвергнуть ее интеллектуальному испытанию в дискуссиях. Так «маргинальность» Церкви прикрывает и оправдывает неготовность церковного руководства к ее преодолению.
Казалось бы, советский опыт маргинализации уже двадцать лет преодолевается, происходит постсоветская социализация Церкви. Но эта социализация, т.е. включение Церкви в общественную жизнь, даже в своей программной части, а в практической и подавно, - частичная, неполноценная, фрагментарная. Например, все согласны заседать в советах и президиумах, получать ордена, землю, здания, льготы. Но учить школьников и студентов, писать статьи и учебники, быть подотчетным интеллектуальному сообществу и честно отвечать на непротокольные вопросы, вникать в тонкости образовательных моделей и научных теорий, предлагать конструктивные богословские коррективы и критические замечания – интересно ли это епископату?
Нынешние возможности Церкви в образовательном пространстве превышают уровень готовности, способности, ответственности ее представителей. Университет выглядит слишком сложной средой и слишком малоприбыльным проектом для церковных миссий и богословских комиссий. Но именно здесь готовится будущее, формируется мировоззрение молодых людей. Даже если говорить языком ныне вездесущего рынка, более оправданных инвестиций, чем инвестиции в образование, придумать невозможно. Во что инвестирует сегодня Церковь? Явно не в образование. Значит, будущее она теряет, точнее, получает такое будущее, в подготовке которого она не участвовала, и которое не будет отвечать ее ожиданиям.
Уже не от объективных условий, но в первую очередь, от самоопределения Церкви зависит ее влияние на Университет, характер ее связи с миром образования и науки.
К настоящему моменту сложились объективные основание интеграции Церкви и Университета в единое образовательное пространство - диверсификация образовательной системы в постсоветском обществе, легитимация богословия в научно-образовательной среде, интеграция в европейский и общемировой образовательный процесс. Образование становится внутренне плюралистичным – по идеологии, методологии, парадигматике. Богословие Церкви вполне может выразиться в адекватной академической форме и занять достойное место в структуре Университета.
При очевидных объективных основаниях в пользу интеграции, остаются сильными «субъективные» антитезисы против сближения Церкви и Университета - богословские противоречия в «философии образования» постсоветских протестантов, диспропорции в структуре церковных служений, кадровые и ментальные пережитки советской системы и их ограничивающие влияния на образовательные инициативы Церкви.
Образование в широком плане и участие Церкви в судьбе Университета как одно из его важных направлений открывают путь к демаргинализации Церкви в постсоветском обществе, но сталкиваются с внутрицерковным противодействием на этом пути. К сожалению, постсоветские пролетарские комплексы и предубеждения работают против христианской интеллигенции в Церкви, против ее активной роли и против самой ее (интеллигенции) возможности.
В то же время и Церковь, и Университет зреют к «новому», пребывают в поисках интегральной «философии образования». Вместо того, чтобы ругать Университет, Церковь может предложить ему недостающее, духовно-воспитательное начало. Апология Университета нужна сегодня как никогда ранее. Вряд ли разрушение университетской культуры рациональности послужит торжеству евангельской истины.
Христианский Университет и христиане в Университете – соответственно, программа минимум и программа максимум для Церкви, открывающейся Университету как собеседнику, совопроснику, сотруднику в формировании интеллектуальной культуры и ее носителей.
Университет – не только место служения, куда христиане должны прийти и куда должны принести уже известную им истину. Университет – место настоящей, недогматичной жизни, рождения новых идей и концепций, встреч и общения.
И Церковь, и Университет – места, в которых человек образуется (в этом смысле не только Университет, но и Церковь дает образование, образование образа мысли, жизни, личности) и преобразуется. Формирование христианской интеллигенции, которой так бедна Церковь и которая так нужна для апологии веры в эпоху постхристианства и нового атеизма, происходит одновременно в Церкви и Университете, в общей для них образовательной среде.
Продолжающийся спор сложившихся образов, моделей, традиций Университета и Церкви заставляет задуматься о других, неконфликтных образах. И здесь нужна не столько историческая работа по отбору и склейке подходящего и проверенного материала, сколько богословская работа по формированию еще не виданного, ранее не возможного способа отношений Церкви и Университета. Богословское самоосмысление Церкви и богословие Университета – два направления, которые должны сходиться.
Университет должно видеть как публичное место свидетельства и дискуссий. Присутствие Университета требует дерзновенного перехода от богословия Церкви к миссиологии в образовании. В определенном смысле Церковь не имеет собственного пространства, она присутствует везде, «посреди нас», в том числе и в Университете. Будущее Церкви связано не только с возрождением храмовой литургии, но и с рождением литургии университетской. Здесь миссиология торит новые пути экклезиологии. Церковь в Университете трансформируется в Церковь Университета.
Связь с Университетом важна для Церкви не только потому, что Университет влиятелен. Вполне возможно, что постхристианская культура окажется и культурой постуниверситетской. При «закате метанарраций» сгущаются сумерки и там, и здесь. Не только влиятельный Университет нужен Церкви, теряющей влияние на интеллектуалов. Если умрет Университет, Церковь утратит один из главных языков культуры, важный канал общений, рациональную основу коммуникации с миром. Но и Церковь нужна Университету как обновляющая сила, как логосная основа, как сообщество небезразличных. Если будут утрачены христианские корни интеллектуальной традиции, Университет в его узнаваемых формах умрет.
Без Университета теологию некому будет писать и читать. Без Церкви университетская наука лишается серьезности и становится ни к чему не обязывающей игрой. Так Церковь и Университет выявляют в своем развитии неизбежную предназначенность друг другу. Так пути веры и разума в их последовательном продвижении сходятся.
В своем расширении Церковь наталкивается на границы Университета. Обойти стены Университета и сфокусироваться на более легких миссионерских полях означает пренебречь интеллектуалами как малодостигнутой аудиторией и интеллектом как малоиспользованным Божьим даром.
Выстраивая связи между Церковью и Университетом, постсоветские протестанты могут формировать и церковное, и академическое богословие, обогащая тем самым Университет и обогащаясь Университетом.

Дальше »

Умом и сердцем. Чем веруют сегодня?

В наш век вера вновь стала возможной для ума и перестала быть возможной для сердца. К болезни ума мы привыкли, но теперь, изучая всю историю болезни неверия и ее новые проявления, к ужасу открываем, что поражено и сердце, «святая святых» человека.
Принято думать, что сердце верует, а ум противится вере. Умственное неверие – страшная болезнь. Но гораздо страшнее, когда умирается сердечная способность верить, хоть ум и хочет, и пытается верить.
Сегодняшний человек умом понимает, что в пользу бытия Бога можно найти гораздо больше рациональных аргументов, чем в пользу его отсутствия. Но такая философская вера не спасает. «Головная» вера никак не оживит неверующего сердца.
Ум не только прогрессировал в болезни, но и в осознании болезни, в осознании себя, своих возможностей, своих пределов. Ум перешел от веры в себя к неверию в себя, но также от неверия в Бога к желанию веры.
Запоздалая активность ума и его отрезвление необходимы, но недостаточны. В тот миг, когда ум захотел верить, сердце окончательно охладело.
Человек, наконец, заглянул внутрь себя, но встретил пугающую пустоту. Та внутренняя жизнь, которая хоть как-то тлела после Ренессанса, Просвещения, научно-технической революции, угасла совсем.
Угасание духа раньше всего почувствовали поэты. Семен Франк в своих размышлениях о религиозности Пушкина обратил внимание на юношеское стихотворение «Безверие» (1817), где начинающий поэт признается в вере ума и неверии сердца: «ум ищет Божества, а сердце не находит». Позднее, в кишиневском дневнике, Пушкин запишет фразу Пестеля: «Сердцем я материалист, но мой разум этому противится».
Оказывается, сомневающемуся разуму легче поверить, чем пустому сердцу. Остывшее сердце не может не верить, не любить.
Сердце, дух, внутренний мир уже ничего не способны дать человеку, сокровищница пуста. Когда люди не захотели «иметь Бога в разуме, Он предал их превратному уму (Рим. 1:28). Когда люди не хотели иметь Бога в сердце, Он ушел и оттуда.
Кордоцентризм, вспоминаемый без конца и по любому поводу как спасительное заклинание, не может быть волшебным словом, выражающим тайны духовной культуры, поскольку не может быть никаких волшебных слов. Все, что выражают волшебные слова – лишь желания их произносящих.
Не все так хорошо с сердцем человека, чтобы ссылкой на него или поворотом внутрь спастись от обезбоженной социальной и культурной жизни, от сомнений и метаний эмансипированного ума. Издревле известно: «Лукаво сердце [человеческое] более всего и крайне испорчено; кто узнает его?» (Иер.17:9).
В Новом завете внутренняя жизнь человека, дух, сердце не отделялись от жизни умственной и жизни социальной. Чистое сердце не противопоставлялось греховному уму, а духовное созерцание – умственной активности. Апостол Павел, оправдывая жизнь по духу, напоминает об уме, о его необходимой дополнительности: «Что же делать? Стану молиться духом, стану молиться и умом; буду петь духом, буду петь и умом» (1Кор.14:15).
Возможно, обновление духа начнется с обновления ума (Рим. 12:2). Если так, то человек постмодерна ближе к вере, чем его самоуверенные предшественники.
Я чувствую в наших современниках и неспособность к вере, и ее желание. Вместе с евангельским героем они готовы «воскликнуть со слезами»: «Верую, Господи! помоги моему неверию» (Мар.9:24). Возможно, с этого дерзновения ума начнется пробуждение сердца, воскресение к жизни, возрождение веры.

Дальше »

Постсоборные мысли (Рефлексии после Третьего Евангельского Собора, 28 мая – 2 июня, г. Ирпень, Украина)

Пройдя исторический путь длиной в две тысячи лет, Церковь не перестает задаваться вопросом о своей идентичности. Новые условия жизни вынуждают Церковь переопределять себя на языке современной культуры, выстраивать актуальные церковно-общественные связи. Служа Богу, Церковь служит в мире и миру. Служа миру, Церковь ищет наиболее действенный способ присутствия в нем. В этом смысле экклезиология определяется не только теологически, но и социологически.
Соборная работа углубляет и расширяет понимание Церкви. Церковь – не только ограниченное место, но и знак грядущего Божьего Царства, пробивающегося всюду и охватывающего все, в том числе и «нецерковные» сферы. Церковь – растущая община призванных Богом и действующих в мире согласно этому призванию.
Именно поэтому начавшееся соборное движение должно объединять не только религиозных лидеров, но и широкую христианскую общественность. В соборной работе должны быть представлены и услышаны не только Церкви в лице их священнослужителей, но и священнодействия христиан-«мирян» во всем многообразии их служений в Церкви и обществе.
Христианам третьего тысячелетия надлежит увидеть Церковь как представительство Божье в мире, посланники которого возвещают истину и воплощают ценности Царства Божьего во всех сферах жизни. Церковь – часть Божьего Царства, Божью работу в современном мире нельзя ограничить храмовыми стенами. «Церковь без стен» - новый образ бытия Церкви в мире, утверждающий радикальную открытость современному миру и будущему. Такое понимание Церкви помогает примирить и соединить служение христиан в Церкви и в мире; оправдать «внешнюю» активность как расширение Царства Божьего; защитить «апостолат мирян» от обвинений в «невоцерковленности»; признать священническое признание не только внутри Церкви, но и в профессиональных сферах, культурной и социальной жизни; расширить перечень служений, благословив многообразие священнодействий.
Соборное движение вовлекает в общение и совместный труд служителей разных уровней, оживляя низовую активность. Восстановление первохристианских идеалов общинности начинается снизу. Общинная жизнь и соборная богословская работа не оспаривают авторитет церковной иерархии, но дополняют ее горизонтальным измерением.
В условиях глобальной мегаполисной культуры Церковь поставлена перед выбором – сохранить простую структуру, сформированную в условиях традиционного общества, либо же усложнить структуру, приводя ее в соответствие с мегаполисной структурой постиндустриальногоо общества. Если Церковь не хочет остаться в прошлом, она должна вернуться в город и отвоевать достойное место в его меняющемся архитектурном плане.
Служение Церкви в городе будущего замыкает круг истории и возвращает в первый век христианства, напоминая возвращением к началу о близости конца.
Не только природа, но и социальная жизнь в городе ("вторая природа") должна рассматриваться как "естественное откровение", через которое знание о Боге остается доступным и для постхристианского общества. Церковь - необходимая часть города, долженствующая стать центральной, градообразующей. В граде мирском надлежит видеть не только творческий бунт твари против Творца, но и мечту о грядущем Граде Божьем, напомнить о котором – призвание христиан.
В постсекулярном мире нельзя мыслить Церковь последним оплотом Божьего Царства. Мир уже нельзя мыслить тотально секулярным, и он никогда таким не был. Бог продолжает действовать не только в Церкви, но и в мире, поэтому задача Церкви не только сохранить данное ей, открытое в ней, но и распознать Божье действие в окружающем мире, присоединиться к Богу там, где Он действует, примирить мир с Богом, примирить с Богом мир.

Дальше »

Третий Евангельский Собор. От Церквей-институтов к межцерковному движению

В конце мая в Ирпене под Киевом прошел Третий Евангельский Собор. Для евангельского движения, развивающегося в постсоветском мире, третья соборная встреча стала зримым подтверждением процессов объединения и совместной идентификации. В отличие от известных в истории соборов, евангельские соборы представляют собой низовое движение представителей протестантских Церквей и различных христианских служений. Основываясь на принципе всеобщего священства, в соборную работу включаются как предстоятели Церквей, так и рядовые, но активные в служении миряне, образуя не иерархическую, а горизонтальную связь.
Собор стал местом общения и рефлексии тех протестантских лидеров, которые осознают себя частью межцерковного евангельского движения. Вглядываясь в смыслы подобных встреч, можно заметить, как формируется новая карта и меняется структура христианского мира, как поверх конфессиональных границ возникает новое сообщество «евангельских христиан».
Главным пунктом соборных дискуссий стало понимание Церкви, верной Христу и Евангелию, но также верной своему призванию в мире – служить людям, преображать общество, возвещать Царство.
В отличие от традиционно монологичных конференций и конгрессов, Собор стал первым опытом коллективной работы по выработке богословских и практических подходов к служению Церкви в современном мире. Каждый участник соборного присутствия был включен в процесс дискуссий и решений. Остается надеяться, что такая активация индивидуального начала в соборном общении и дискуссиях послужит восстановлению подлинной общинности в церковной практике, восстановлению такой коллективности, в которой индивидуальное участие, инициатива, ответственность не будут подавляться, а будут служить общему делу.
Вряд ли Евангельский Собор будет легитимным в глазах всех руководителей протестантских церковных объединений, но его идейные и духовные импульсы могут придать перспективное направление и смысловое содержание развитию христианского сообщества, углубить и обострить вопрос о «евангельской идентичности», сблизить Церкви в общении и самоанализе.
В масштабах церковной истории Евангельские Соборы занимают скромное место и объединяют пока немногих единомышленников, но без этой скромной работы невозможно оживить конфессиональные структуры и превратить закрытые институты в широкое движение. Без подобных событий Евразия останется белым пятном на карте современного христианства. Соборы же могут стать добрым началом большого движения.

Дальше »