-->
no
Технологии Blogger.

Сообщить о нарушении

Поиск по этому блогу

Недавние Посты

5/recent posts

Случайные посты

3/random posts
no

Недавние Посты

5/recent posts

Последние коментарии:

5/recent comments

Последние коментарии:

5/recent comments

Страницы

4/Статьи/slider

Библейский текст и социальная реальность

Комментариев нет



religion.in.ua


Сегодняшнее жадное обращение к Библии продиктовано не столько влиянием традиции, сколько осознанной дефициентностью постмодернистской культуры. Если «нет ничего кроме текста», то цивилизация и культура оказываются подвешенными, лишь спрашивающими о своих основаниях.
Социальная реальность оказывается лишь социальной реальностью, не более. Историческая действительность – не более, чем исторической. Формируется представление о множественной реальности или реальностях множественного мира, в котором социальная реальность – одна из многих, наряду с реальностью религиозного опыта или Священного Писания. Возникает вопрос о текстуальных основаниях социально-исторического, о том как библейские слова и смыслы влияют на реальность.
Значение контекста оказалось слишком преувеличенным. Историчность и социальная анагажированность текста означают не только то, что смыслы тексты определены его историей и контекстом, но также и то, что текст судит историю и контекст. Текст не обязательно возникает из контекста, но также в конфликте с контекстом, в разрыве с ним, извне, из иного.
Библия – текст, лежащий в основании нашей истории и культуры; задающий ориентиры, питающий смыслами. Библейские слова и смысла – не просто след на теле постхристианской культуры, но ее почти забытые основы.
Находясь не внутри, а в основании, текст перестраивает социальный порядок, Библия спорит с «реальностью».
Реальность, понятая как текст, поддается влиянию первичных, фундаментальных текстов, а следовательно может быть изменена посредством текстов и их новых прочтений.
Появление национальных переводов и распространение библейской грамотности меняют культурную идентичность, культурное сознание народов. Эту же работу выполняют современные библейские комментарии, например, коллективный труд о Библии в африканской перспективе (Africa Bible Commentary, 2006). Сейчас идет работа над созданием «славянского библейского комментария» (гл. ред. Санников С.В.).
Национальная перспектива, социальная актуализация библейских смыслов освобождают Библию из ограниченного храмового пространства и возвращают на ее законное место – место основания, первооснования общественной и культурной жизни.
Обращение нации к Библии дает возможность пересмотреть свою историю, сконструировать свою идентичность, выбрать свою судьбу.
Позитивные социальные изменения, возможность иного не происходят из того же самого. В мире, тождественном себе, в аде того же самого, библейский текст может рассматриваться как фактор перемен, возможность иного. Иным по отношению к господствующей социальной реальности может быть библейский текст.
Прочтение Библии в свете социальной тематики и толкование реальности посредством обращения к библейским смыслам меняют восприятие, отношения, модели поведения.
Чтение Библии меняет не только личность, но и общество, перестраивает мир социального, соединяет разделенное, скрепляет целостность. Без смысловых скрем мир социального распадается. Без текста есть лишь отдельные и обессмысленные фрагменты, эпизоды, герои, линии. Социальное было сконструировано текстами и обречено на отмирание вне связи с текстуальным.
Именно в этом смысле Библия может читаться как социальный манифест – она не ангажирована внутри мира социального, но предлагает иной взгляд на действительность из ее глубины, из ее оснований.
Не принадлежа истории христианства, но будучи ее истоком, Библия судит историю. На историческом фоне разделенного христианства Библия (как корпус текстов и связанных с ним ранних устных и более поздних записанных рассказов, гимнов, толкований, комментариев, богословских решений) остается общей основой христианских традиций, общим местом, общим языком.
Спустя две тысячи лет безуспешных сближений, перспективным представляется не изучение разных христианских традиций, но обращение к Библии изнутри каждой из традиций, встреча традиций вблизи библейских истоков.
Все христианские традиции берут свое начало в обусловленном историей и культурой прочтении библейских текстов. Их развитие возможно только в постоянном соотнесении с текстуальными истоками. Возможность диалога традиций обеспечена общностью истока.
Как ни странно это звучит, вначале было не православие и не католицизм, тем более не протестантизм. Вначале была не Церковь. До истории была личность Иисуса, Его жизнь и учение, Его Слово, Его керигма.
Внутри истории разделений общего не найти, внутри истории конфликтов нет исцеления и примирения. История, как и социальный контекст, вторична, производна.
Первичным оказывается Слово. Постсовременный человек вынужден согласиться с древним евангелистом в том, что «Вначале было Слово». Мир создан и управляется Словом. Познание мира природного и социально-исторического возможно через обращение к Слову, через чтение смиренное и вопрошающее. Но и Слово недоступно пониманию, поскольку оно не принадлежит познающему субъекту. Согласно Иоанну, «Слово было Бог». Библия не открывается вне связи читателя с Автором. Она не принадлежит ученым, как не принадлежит ни одной из конфессий.
Библия не принадлежит контексту, она определяет контекст. «Слово было у Бога» и «все чрез него начало быть». «Нет ничего кроме текста» будет разрушительным манифестом, если за текстом не увидеть Автора. Возвращение к логосным основаниям мира, обращение к Библии должно стать переоткрытием Бога в тексте, истории, обществе.
Конечно, «Слово» – не только священный текст, не только книга Библия, «Слово» больше чем «специальное Откровение». Авторитетным «Словом» остается и «общее Откровение» в мире природы. Воплощенным «Словом» стал Иисус, а затем Его Церковь. Проявлениями «Слова»-откровения Духа Святого можно считать многие события и процессы в социально-исторической реальности. Все эти многоразличные «Слова», формы Откровения, священные нарративы создают библейский интертекст. Но и внутри него текст оказывается первичным – как объединяющий, нормативный, канонический.
Остается тайной, почему живой Бог пожелал сохранить знания о Себе посредством текста. Но именно в таком виде знание о Нем стало доступным для разных поколений и культур, стало больше чем религиозным знанием, стало основанием истории и культуры.
Таким образом, cоциально-историческое фундировано текстуальным, которое должно быть понято как Логосное и в этом смысле Божественное.

«Смерть Господню возвещаете, доколе Он придет…» (1 Кор. 11)

Комментариев нет


Приближаясь к таинству Евхаристии, я сталкиваюсь внутри себя с ее полной парадоксальностью, в которой есть и ужас смерти, и радость новой жизни; и трагизм, и торжество; и воспоминание истории, и предчувствие Царства. Прощаясь, Христос заповедает совершать Евхаристию в Его воспоминание, обещая следующий пир уже в Царстве Божьем. Апостол Павел повторяет ту же мысль: участие в хлебе и вине возвещает не только о смерти, но и о жизни – ибо Он жив и вскоре придет.
Я давно замечал, что мне чего-то не хватает в популярном понимании этих Павловых слов. Евхаристия – не безутешные поминки. Евхаристия – не только воспоминание смерти, но и возвещение победы и новой жизни, которые были достигнуты смертью Христовой. Нам стоит помнить, вспоминать, напоминать себе вновь и вновь не только о «смерти Господней», но и о том, что «Он придет».
Воспоминание смерти не должно быть похожим на поминки, на печальные «сорок дней» или «почти две тысячи лет» со дня смерти нашего Господа. Он жив. Он грядет. Напоминание об этом обращает наш взгляд не назад, а вперед – откуда мы ожидаем Воскресшего.
Чем больше я думал об этих смыслах Евхаристии, тем более радостным событием она мне представлялась.
Недавно я познакомился с двумя текстами, которые подкрепили мою уверенность в том, что эсхатология, обещание будущего, радость новой жизни присутствуют внутри Евхаристии, внутри переживания Христовых страданий, так что прошлое не заслоняет от нас будущего. Речь идет о статье Джона Пантелеймона Мануссакиса («Обещание нового и тирания «того же самого»») и эссе Ото Мадра («Modus Moriendi Церкви»).
Мануссакис говорит об «обратной перспективе», когда в свете грядущего Царства христиане могут понимать смысл прошлого и переносить страдания настоящего: «Верующие собираются на евхаристию, чтобы вновь провозгласить пришествие Божьего Царства, то есть они смотрят в будущее, а не в прошлое».
Ото Мадр исходит из ситуации «умирающей Церкви» (эссе написано о христианстве в Чехии 1977 года) и предлагает для нее единственно возможную - неисторическую перспективу скорого наступления Царства.
Предлагая «жизнь с видом на смерть», Мадр ссылается на опыт первых христиан: «Новый Завет исполнен эсхатологической надежды на грядущий приход Христа во славе и на осуществление Царства Божьего. Первые христиане считали себя и последними. Они со всей остротой ощущали, что «нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас» (Рим 8:18). Какие бы ужасы ни происходили вокруг, нужно видеть в них испытание, в котором следует выстоять, чтобы участвовать в Божией славе (1 Пет 4, 12-13)».
Возвращаясь к новозаветным текстам, к их призыву помнить о смерти Христа в перспективе Его возвращения, решаюсь перефразировать Мадра и говорить не о «жизни с видом на смерть», но о «смерти с видом на жизнь»; не об «умирающей Церкви», но о «Церкви, побеждающей смерть».
«Он придет». Это главное. Эта новость лишает смерть силы. Нельзя воспоминать смерть Христа, забывая о том, что Он жив и грядет. Эта весть дает радость в сложных обстоятельствах, делает жизнь посреди смерти радостным ожиданием.
Мы живем не в тени мрачного креста, а в свете, который озаряет это место смерти, дерзко светит нам из будущего, открывая перспективу Царства…

Опубликовано в журнале Решение, №41, 2013
no