After Maidan a new era begun for the Church

“After Maidan a new era for the church has begun”
Interview with Mikhail Cherenkov
8 April 2014 by Mikhail Cherenkov
Featured in the 26th edition of Христианский Megapolis

In this interview with “Christian Megapolis”, Dr. Mikhail Cherenkov explains what happened in Ukraine from November 2013 to March 2014, and how these events have changed the church and society.

Mikhail, what happened in Ukraine? How is it that before we could turn around so much took place in Ukraine: Euromaidan, Maidan, conflict with Berkut, the fleeing of (former president) V. Yanukovich from the country, the loss of the Crimea. Many of these events took us by surprise. What are the reasons behind these events? How do you evaluate what has happened?

These events, in fact, developed very rapidly. There was much that happened unexpectedly, but this does not mean that there was not some sort of plan or guiding will behind all of these events. It began with the political move: The government of Ukraine, on the eve of the Vilnius Summit, announced that it was not going to sign the association agreement with the European Union. This was intentional, even the decision by V. Yanukovich and his team to use force, annulling everything that had been declared and accomplished earlier. If earlier there had been hope that the criminal regime, for the sake of their own business interests, would adapt to the demands of the EU and integrate into the civilized world, and in doing so open the possibility even for simple people to live and work in Europe, now after the turn away from Europe to Eurasia meant that the “light at the end of the tunnel” had disappeared. The people were ready for difficulties for the sake of hope. When hope vanished the middle class, students and journalists went out to European Square and began “Euromaidan”.

After the dispersal of the students on 30 November 2013, the people stood up no longer for the association agreement with the EU, but against the use of violence from the side of the authorities. Further it developed incrementally – treacherous storm of Maidan by the law enforcement agencies, implementation of dictatorial laws on January 16, 2014, the confrontation on Grushevskogo Street and the all-out, bloody war. It appears that even the law enforcement agencies were not prepared to support the path of violent attacks on protestors, and therefore the regime did not have anyone left to lean on. When the pro-presidential coalition in parliament began to unravel, when the number of victims began to grow into the hundreds, yet the all the people continued to stand, V. Yanukovich lost his nerve.

Now it has become clear that everything that happened was part of the plan of Russian president, V. Putin, to destabilize the country and to take complete control over her. What didn’t work out? Ukrainians turned out to be strong and unified which, for Chekists (KGB affiliates), is not possible to understand: Why do they stand? Why don’t they run? Why aren’t they afraid? It also turned out that the regime of Yanukovich was weak. With all of his desire to, he was unable to act more viciously – scoundrels and butchers, it turned out, were few and far between. And there was one more factor which knit the people together and gave them strength: the position of the churches which prayed and stood with the people together to the end.

The events in Kyiv developed quite rapidly. From Euromaidan everything went over to the Maidan, then the confrontations with the Berkut. You present in the middle of these events. What was the influence of Christians on the Maidan? Why, in the end, was the principle of non-violent protest discarded? What led to the radicalization of the protests?

The Christians on Maidan were witnesses to God, to His power and love, mercy and goodness. If they had not lifted up the authority of Christ, people would have focused on the authority of Taras Shevchenko and Stepan Bandera – preachers of “evil versus evil”. Christians were together with the people, but served their people both as protectors and peace-makers at the same time. I am certain that if it had not been for the active participation of Christians, the protests would have quickly denigrated into a senseless and merciless revolt.

The principle of non-violent protest was in effect until the point when peoples’ lives were in danger. When they began to shoot the injured, to beat and kill people off, the protestors began to defend themselves. This is a natural human reaction. I don’t justify the times when radicals provoked law enforcers and attacked them. Unfortunately there were also present such hotheads. But I do justify the resistance that was put up when the law enforcers attacked peaceful and defenseless people. This is my strong internal conviction: you may not attack, but you also may not not defend those standing behind you.

How do you understand the term “nationalism”? Is it possible to speak of “healthy nationalism”? What, in your opinion, does it mean to be a “Ukrainian”?

Nationalism is a love of one’s own people, while Nazism is a hate of all others. Healthy nationalism is oriented to the positive – on working for the good of your nation. Unhealthy nationalism is tilted toward Nazism and focuses on the negative – on the search for enemies and fighting them.

To be a Ukrainian it isn’t necessary to have Ukrainian blood or even to speak Ukrainian. It is enough to recognize that this land and this people are yours, that God put you here not by chance, that you carry a responsibility for the peace and development of people. I never tire of repeating to those who accuse Ukrainians of extremism: On the Maidan there were 30 to 50 percent Russian-speakers, and nobody made an issue of that. Solidarity in work during peaceful times and in problems during hard times – this is the marker of unity. That is, today “Ukrainian” is not an ethnicity, but a socio-political understanding. Ukrainians are ethnic Russians, Crimean Tatars, Jews, Greeks, and all of those who can say, “This is my country, these are my people, I respect and love their history, I recognize myself as a part of them and am ready to serve their general good.”

What do you think, does the West understand what has happened in Ukraine? I’ve come to think that their understanding is very superficial. Turning now to readers in the West, please share what you think people there need to know about the situation in Ukraine.

For people in the west it is hard to understand because you have to get into the conflict and sacrifices in order to stand up for what is written in black and white in the constitution. Often westerners display a surprising naiveté: Why don’t you just wait for the next elections? Why don’t you take them to court? Why don’t you write a complaint to the police? The problem is that in our country all the laws have long been trampled on, and any hope for a natural change of power and return to a legal realm has long been lost. The west must understand that the post-soviet area is a grey zone in which the people (according to the constitution the “source of power”) from the very beginning have been alienated from power; in which “might makes right” rules and not the power of the law; in which life takes play according to “the law of the jungle”. That is why we see here the “real politic” of brute force and deception. This is a world with a democratic window-dressing, but a jungle inside.

Who is Mr. Turchinov (Parliamentary speaker and interim acting president)? Some say that he is the pastor of a Baptist church in Kyiv, others that he isn’t a Christian at all. What is his role during this difficult time for Ukraine?

Alexander Turchinov attends a Baptist church where he sometimes preaches, but is not the pastor and doesn’t have any other responsibilities in the church. This is natural considering his political activities. I don’t idealize him, but see a certain sincerity in his faith. His connection to Protestants doesn’t win him anything except problems and accusations of sectarianism. During this trying time the very important role of the anti-crisis manager of the government has fallen to him – and the fate of 46 million people depends on what he does. Sometimes it seems to me that he lacks decisiveness, but at the same time I understand the costs of possible mistakes and the necessity of restraint in extreme situations. For now I see that he is in his place and is dealing with his responsibilities well.

Are you surprised by the reaction of so many Russians to the things going on around Crimea? How about the reaction of believers? How strong is the influence of propaganda on the consciousness of the residents of Russia?

The reaction of Russians isn’t simply surprising, it’s shocking. While having access to alternative sources of information, they choose those which warm the primitive feelings of national exclusivity, imperialistic grandiosity, false messianic complex, xenophobia and anti-western sentiment. Government propaganda turned out to be very effective, but it does not explain the massive “blindness and zombification”. I suspect that there was already some sort of virus in the Russian blood that makes them susceptible to the “national sickness”. It’s a terrifying thing: we’re talking about the work of national demons, about possession and provocations of the anti-Christ. If from Kaliningrad to Vladivostok everyone applauds the president-aggressor, if the churches grant their blessing, if the intelligentsia justifies it – it’s more than the result of propaganda; one could say that the nation is possessed.

Peter Deyneka’s Russian Ministries (in the countries of the former USSR “Association for Spiritual Renewal”) has come out with an announcement condemning the Russian aggression. What do you think: should local congregations or church unions/denominations clearly express their positions concerning these current events, or would it be better for them to stay out of politics?

If churches do not condemn war it means that they support it. Being apolitical is the position of an ostrich, and not a person. A person always stands before a choice: either help the victim or participate in the crime.

How have the events surrounding the Crimea impacted the relationships between Christians in Russia and Ukraine? How come the idea of organizing a meeting of the leaders of evangelical churches in these two countries fell apart? What, in your opinion, is the real reason for the lack of dialogue?

Dialogue is impossible because Russian church leaders see Ukrainians as rebels against the authorities, give legitimacy to the current leadership of the country, speak of the sinister plans of the west, etc. In other words, the Russian church shares the view of the Kremlin and want to meet in order to push this view. That is why they summon the Ukrainian church leaders to meet as one summons a criminal to hear their verdict. Understandably, this is no dialogue. Ukrainian church leaders have already taken their positions alongside the Ukrainian people, and it is highly unlikely that they will turn on them for the sake of doubtful diplomatic successes.

What do the events in Ukraine mean for the evangelical churches? Do you think that there will be a fundamental shift in the understanding of Christians in Ukraine about what the church is and what her role is in the life of the country? How do you see the future of Ukrainian evangelical Christianity?

After Maidan a new era has begun for the church. We discovered simple truths: without solidarity with the people there will not be openness to the good news. The church in Ukraine and the Ukrainian church are not necessarily one and the same. We are learning to serve people in their actual needs and in doing so we are learning to be who we are; being faithful to our real calling. Here is one example. Pastors of evangelical churches visited military bases on the border with the Crimea and offered to tell them about God. The soldiers replied that they were very busy. They needed to prepare their positions by digging up the bare steppe. The pastors grabbed shovels and worked alongside them for a few days. After that the officers said, “We see that you are one of us, that you love your people and that you truly are worried about us. Build a prayer tent here and we will pray together with you.” I was at that place and prayed together with Protestants, Orthodox, Catholic and armed soldiers. This is the miracle of our day – a miracle of unity and openness. And it’s also a miracle of peace: we didn’t pray for the Ukrainian weapons to destroy the enemy, but for there to be no need to use them at all.

The future of Ukrainian Evangelical Christianity is tied to believers understanding their responsibility to the people, the country, the times. Why are we living here? How can we serve our people? How can the church transform society? “To find favor with all the people” (Acts 2:47) – this example of the apostolic church can be a good orientation for us. Then we can build up a worthy relationship with Russians. We chose loyalty to the people while Russians chose loyalty to the authorities. If they see a strong church in Ukraine using love and authority amongst the people, they will come to use, be friends and learn. And God himself will rejoice in such a church.

Thank you for taking the time to speak with us.

Дальше »

Феномен массовой эмиграции и (пост)советские церкви

"Советская" диаспора в США и во всем мире обладает большим положительным потенциалом духовного, нравственного, социального влияния. К большому сожалению, «советская травма» не дает этому потенциалу раскрыться и порождает неадекватные реакции на мировые процессы. Об этой теневой стороне я скажу несколько больше, так как это предпочитают замалчивать. Я уверен, что лишь распрощавшись с пережитками и стереотипами советского времени, христиане из бывшего СССР, станут благословением для страны своего проживания.

Я думаю, что Запад, в частности США, был слишком увлечен противостоянием с СССР и поддержкой религиозного и политического диссидентства. Выходило, что все враги СССР – друзья США. Это удобная, но упрощенная схема. Потому что все люди, «рожденные в СССР» (до сих пор это особая социальная категория), будь они религиозными мучениками или ярыми антисоветчиками, впитали в себя дух советской эпохи и многие стереотипы советского мышления. Они боролись с советской идеологией, но жили в советской среде.
Полагаю, Запад недооценивал негативное влияние СССР и переоценивал степень антисоветскости религиозных групп в СССР. В религиозных диссидентах видели героев, победителей, авангард демократических перемен. Более того, в евангельских христианах-баптистах видели сильную консервативную традицию. Возможно, в лидерах США, принимавших решения в то время, говорила национальная память об отцах-основателях, многие из которых также были диссидентами в Старом свете и несли с собой бескомпромиссный дух евангельского христианства. Открыть дверь в США для еще вчера гонимах верующих значило признать их подвиг и их родственность, близость по духу.
Были и прагматичные причины, связанные с демографической политикой. Также допускаю, что религиозная эмиграция из СССР приветствовалась в надежде, будто этот библейско-консервативный фермент укрепит и разнообразит американское христианство. Начиная с 60-х годов прошлого века США активно помогали протестантам в СССР и рассчитывали на то, что встретят в них близких по духу и мышлению братьев. Конечно же, сирийское или египетское христианство представляется более экзотичным и чужим. Но, как я уже заметил, советское христианство при всей кажущейся близости, оказалось глубоко поражено советским духом, так что США вместе с иммигрантами получили законсервированный в их мышлении Советский союз.
Беспрецедентная помощь для выехавших из СССР была проявлением щедрости страны-победителя в «холодной войне». Надо признать, что первое время в этой помощи действительно нуждались, поскольку после жизни в СССР было сложно адаптироваться к свободной и конкурентной среде. Но затем подобные условия стали удобными для злоупотреблений и манипуляций, поощряли потребительское отношение.
Есть еще одна возможная причина такой щедрости – желание контролировать ситуацию в сообществах переселенцев, прикармливать и присматирвать, чтобы жизнь, настроения, социально-политические ориентации были управляемыми.
Увы, выехавшие из СССР стали не только благословением, но и головной болью для принявших их стран. Высокий уровень преступности среди выехавших из СССР можно пояснить синдромом «рожденных в СССР» - когда люди смотрят на страну своего проживания как на удобную, но чужую, а потому постоянно озираются на советский опыт, модели поведения и решения проблем, не чувствуют себя внутренне связанными американскими законами и правилами, даже протестуют против них. Сейчас оглядываются даже не на СССР, а на Россию, радуются, что она «встает с колен», гордятся, что они «рождены в СССР» и «русские», что они наследники империй, что им больше позволено, чем законопослушным американцам.
Еще одна проблема - раздвоенность, вызванная религиозным воспитанием. При строгости консервативной духовности (когда на виду почти все запрещено или видится как «мирское» и «греховное») многие психологические проблемы прячутся внутрь личности и потом выходят в формах девиантного поведения. Есть и чувство рессентимента – за бедное детство, за советский опыт маргинальности, за заведомо низкие социальные позиции в американском обществе.
Но для религиозных сообществ, выехавших из СССР, главным все же я бы назвал фактор религиозный, в котором есть и проблемы консервативного воспитания, и культура запретов, и обостренная дихотомия церковь-мир, и отсутствие целостного богословского учения о личности и обществе, вере и культуре. Как следствие - взгляд на мир изподлобья, обида и зависть, осуждение и комплекс. И полное отсутствие патриотизма по отношению к стране своего проживания.

Дальше »

Христос воскрес! Почему ты плачешь?

Христос воскрес! Почему ты плачешь?

Пасха – удивительный праздник, в котором есть все: страх, горе, смерть, неизвестность, но также чудо избавления, радость, надежда, вера.

Я нахожу себя в положении Марии, пришедшей ко гробу и не нашедшей своего учителя. Она не надеялась найти его живым, надеялась воздать почести мертвому. И того не смогла. Гробница пустая.
Так мы скромно мечтаем о едва заметном утешающем присутствии Бога в нашей жизни. Хотя бы о следе, о памяти этого Присутствия. И плачем, что и этого лишены.

«Она обернулась и видит: перед ней стоит Иисус. Но она не поняла, что это Иисус. «Женщина, почему ты плачешь? – говорит ей Иисус. – Кого ты ищещь?» (Иоан. 20:14-15).

Кого мы ищем? Учителя, не принятого и убитого миром. Мы почти смирились, что зло всегда побеждает, а добрый Бог слаб настолько, что Себе помочь не может, а нам и подавно.

Но природа Воплощенного Бога такова, что Он не только страдает и умирает, но воскресает и царствует.

Эти парадоксы не вмещаются в наш ум, ведь для нас страдание – слабость, смерть – поражение. Но Бог в Иисусе показал иную природу силы и власти. Его тело несет следы мучений, и мы узнаем Его как страдающего Бога. Но Он уже не подвластен смерти, открывает гробницу и беспрепятственно входит в закрытые двери наших домов и душ.

Перечитаем еще раз первые слова Иисуса ученикам. Распятый и Воскресший говорит: «Мир! Не бойтесь!». Так может сказать только Царь, только Бог. И у нас не остается больше ни слез, ни слов. Разве что можем воскликнуть вместе с Фомой: «Господ мой и Бог мой!»….

***

«И вдруг сам Иисус предстал перед ними! «Мир вам!» - сказал Он. Подбежав к Нему, они упали перед Ним ниц и обняли Его ноги. «Не бойтесь!» - говорит им Иисус» (Матф. 28:9-10)

«Вдруг сам Иисус стоит посреди и говорим им: «Мир вам!». В страхе и ужасе они решили, что видят призрак. «Отчего вы так перепугались? – спросил их Иисус. Отчего сомнения в ваших сердцах? Взгляните на Мои руки и ноги – это Я» (Лук. 24: 36-39)


«И вот вечером того же дня, то есть первого дня недели, когда ученики, собравшись вместе, сидели, заперев двери из страха перед иудеями, вошел Иисус, стал перед ними и сказал им: «Мир вам!». И, сказал это, Он показал им Свои руки и бок. Ученики, увидев Господа, обрадовались» (Иоан. 20:19-21)

«Через неделю Его ученики снова были вместе, и Фома тоже был с ними. Дверь была заперта. Иисус вошел, стал перед ними и сказал: «Мир вам!». А потом говорит Фоме: «Давай палец! Вот мои руки. Давай руку, вложи ее в рану на боку! И перестань сомневаться, но верь!». «Господь мой и Бог мой!» - воскликнул Фома». (Иоан. 20:26-28)

Дальше »

Христос воскрес! «Ему предназначено царствовать» (1 Кор. 15:25)

В эти дни мы переживаем на себе смену отчаяния и надежды, печали и радости, беды и победы.
Мы читаем историю о смерти Воплощенного Бога в свете событий нашего времени. Наша вера в добро и справедливость, свободу и братство убивается предательством и насилием со стороны соседнего государства, вчерашних друзей и братьев.
Но, вспоминая Христову победу над смертью, мы предвкушаем воскресение наших надежд, возвращение к мирной жизни, лучшее будущее.
Читая историю Пасхи, мы обретаем веру в собственное воскресение, в чудо новой жизни, «чаем воскресения мертвых и жизни будущего века».
Как возможна эта смена, как возможен этот, казалось бы, немыслимый и нереальный переход от смерти к жизни, от обреченности к торжеству?
Его милостью, благодатью, любовью к нам. А проще говоря – Им. Он Сам выбрал смерть вместо нас и Он Сам ее победил ради нас же.
Очень трудно увидеть в образе страдающего Бога, в жертвенном Агнце – Царя, Победителя, Льва.
Мы переживаем, что зло сильнее, его образ впечатляет нас больше, чем образ страдающего Бога. В поисках компромисса между агрессивностью зла и добротой Бога мы готовы едва ли на робкую надежду, на отчаянный риск «а вдруг?».
Но мы должны отважиться на большее, чем детское доверие любящему и страдающему за нас Богу, мы должны по-взрослому дерзнуть и поверить в Его силу и славу, в Его победу и Царство!
«Если Христос не воскрес, вера ваша напрасна и грехи ваши по-прежнему на вас. Значит, и те, кто умер с верой в Христа, навсегда погибли. И если наша надежда на Христа годится лишь для этой жизни, мы самые жалкие люди на свете. Но Христос действительно встал из мертвых – первым из умерших… Потому что Ему предназначено царствовать» 1 Кор. 15:17-20, 25.
Да, зло сильно. Оно может убить. Но не может воскресить. Есть предел силе зла. И лишь Он преодолел этот предел, показав тем самым Свою божественную силу и царское право повелевать жизнью и смертью.
Сегодня мы видим страшную схватку добра и зла, мы участвуем в ней. Иногда мы проигрываем битвы, теряем друзей, получаем ранения. Но исход войны предрешен. Он – Царь, и Ему предназначено царствовать. Наша жизнь, наше будущее принадлежит Ему, а значит мы в надежных руках, из которых нас никто не похитит.
С Ним будем жить и бороться, если придется - умирать, затем - воскресать, наконец - царствовать!

«Аслан – не ручной лев» (Хроники Нарнии. Последняя битва)

Сомнения и отчаяние

– Он не ручной лев, – сказал Тириан. – Откуда нам знать, что может и что не может Аслан. Нам, убийцам? Алмаз, я вернусь. Я отдам свой меч, предам себя в руки тархистанцев и попрошу их отвести меня к Аслану. Пусть он судит меня.
– Это верная смерть, – сказал Алмаз.
– Неужели, по-твоему, меня волнует, приговорит меня Аслан к смерти или нет? – произнёс король. – Не лучше ль умереть, чем жить и знать, что Аслан пришёл и не похож на Аслана, в которого мы верили и которого ждали? Как будто взошло солнце, и солнце это чёрное.
– Я понимаю, – сказал Алмаз. – Как будто ты пьёшь воду, и это сухая вода. Вы правы, государь. Идём, сдадимся сами.
– Нет надобности идти нам обоим.
– О, если только мы любили друг друга, дозвольте мне идти с вами теперь! – сказал единорог. – Если вы умрёте, а Аслан – не Аслан, зачем мне жить?
Они повернули и пошли назад, роняя горькие слёзы.

Откровение и неверие

И тут земля задрожала. Сладкий воздух стал ещё слаще, позади вспыхнул яркий свет. Все обернулись, Тириан – последним, потому что он боялся. Огромный, настоящий, золотой Лев, сам Аслан, упование его сердца, стоял перед ним, и все остальные уже преклонили колена вкруг его передних лап и зарылись лицами в его гриву, а он склонил большую голову и лизнул их.
– Аслан, – сказала Люси сквозь слёзы. – Ты можешь… ты сделаешь что-нибудь для этих бедных гномов?
– Милая, – отвечал Аслан. – Я покажу тебе, что могу и чего не могу.
Он подошёл к гномам и протяжно зарычал – негромко, но от его рыка задрожал воздух. А гномы сказали один другому:
– Слышали? Опять эта шайка, с того конца хлева. Напугать нас решили. Они это делают какой-нибудь машиной. Не обращайте внимания. Нас больше не проведёшь!
Аслан поднял голову и тряхнул гривой. В то же мгновение роскошные кушанья оказались на коленях у гномов: пироги, мясо и птица, пирожные и мороженое; и у каждого гнома в правой руке – кубок доброго вина. Увы, и это не помогло. Гномы жадно накинулись на еду, но совершенно не почувствовали её вкуса. Они ведь думали, что нашли её в хлеву. Поэтому один сказал, что пытается есть сено, другой – что нашёл старую редьку, третий – сухой капустный лист. Они подносили к губам золотые кубки с красным вином и говорили: «Фу, пить грязную воду из ослиной поилки! Кто думал, что мы до такого докатимся». Очень скоро каждый гном заподозрил, что другой нашёл что-нибудь получше, и кинулся отнимать; они перессорились и передрались, размазали прекрасную еду по лицам, по одежде, растоптали ногами.
– Вот видите, – сказал Аслан. – Они не дадут себе помочь. Они выбрали выдумку вместо веры. Их тюрьма – в их воображении, но они – в тюрьме. Я не могу вывести их наружу, потому что они слишком много думают о том, чтоб не дать себя провести. Что ж, идёмте, дети.

Все только начинается

Потом Аслан повернулся и сказал всем:
– Вы ещё не такие счастливые, какими я хотел бы вас видеть.
Люси ответила:
– Мы так боимся, что ты отошлёшь нас обратно, Аслан. Ты так часто возвращал нас в наш мир.
– Не бойтесь, – сказал Аслан. – Разве вы не догадались?
Сердца у детей подпрыгнули, и в них вспыхнула дикая надежда.
– Это была настоящая железнодорожная катастрофа, – тихо и мягко сказал Аслан. – Ваши папа и мама и все вы, как называют это в стране теней, – мертвы. Учебный год позади, настали каникулы. Сон кончился, вот и утро.
И пока Он говорил, Он всё меньше и меньше походил на Льва. А то, что случилось дальше, было так прекрасно, что писать об этом я не могу. Для нас это завершение всех историй, и мы честно можем сказать, что они жили долго и счастливо. Но для них это было только началом настоящей истории. Вся их жизнь в нашем мире, все приключения в Нарнии были только обложкой и титульным листом; теперь наконец началась глава Первая Великой Истории, которую не читал ни один человек на земле; Истории, которая длится вечно; Истории, в которой каждая глава лучше предыдущей.

Дальше »

Церковь завтрашнего дня: открытое христианство

www.religion.in.ua

Церковь завтрашнего дня – образ, который мы пред-видим. А в зависимости от пред-виденного мы видим и Церковь сегодняшнюю. В самом последнем пункте будущего мы пред-видим Церковь в ее идеале, состоявшуюсь, сбывшуюся, встретившую Христа, обретшую себя в Нем. Эти последние черты мы видим весьма туманно, но знаем, что будет победа и брачный пир, что врата адовы не одолеют. Предпоследние же пункты показывают это движение к идеалу, поэтому всякий момент будущего приближает нас к полноте понимания и со-бытия Церкви. Предпоследние пункты мы видим яснее. Исходя из того, что мы видим сейчас, а также из наших обязательств и чаяний, мы видим Церковь, свободную в использовании социокультурных форм своего присутствия в мире; способную жить в гонениях, быть в меньшинстве; творчески обращающуюся с возможностями и материалом; избегающую ангажированности и долгих симфоний. Т.е. мы видим Церковь свободную, творческую, открытую.
Церковь завтрашнего дня: открытое христианство
Далее надлежит присмотреться внимательнее, как ближайшее будущее встречает Церковь, каким может быть характер взаимодействия будущего мира и неотмирной Церкви в условиях так называемой постсекулярности, глобальной прозрачности и невиданного скепсиса.

Стоит также задать вопросы о возможном влиянии Церкви на переопределение будущего, его реформирование. Поскольку будущее является открытым, и последнее будущее принадлежит Главе Церкви, именно Церковь может пере-определять ход событий, выбирать ветвь развития.

Тенденции нашего времени сходятся в том, что ближайшим будущим будет востребован радикально открытый образ христианства и Церкви. Этот тезис звучит повсеместно и выражает требование мира быть настоящим, честным, доступным, понятным, а также удобным, выгодным, комфортным. Очевидно, что в этом требовании можно найти логику рынка, диктующую, что религиозный сектор рынка должен действовать по общим правилам и ориентироваться на потребителя, а не на корпоративные интересы. В пожелании открытости можно видеть и большее – долгожданное выяснение отношений между Церковью и обществом, ультиматиум честности, усталость от церковной бюрократии. Спросом пользуется не опиум для народа, а глоток чистой воды, настоящее, «простое христианство».

Итак, открытости требует рынок, ее же требует новый уровень отношений с обществом. На мой взгляд, аутентичное христианство может без страха и угождения удовлетворять требованиям рынка и общественному спросу на достойные отношения. Подлинное христианство не боится испытаний рынком, так как обладает эксклюзивным предложением, уникальными качествами, содержит в себе всегда больше, чем вся сумма конкурентных рыночных предложений. К сожалению, Церковь, представляющая христианство как основной дистрибютор, свою эксклюзивность понимает с трудом и в рассуждениях о ней постоянно переходит в режим чужих дискурсов – власти, исторического права, политического влияния, собственности на вещи и души. Между тем Церкви стоит прислушаться к требованию рынка и сформулировать достойный ответ о своем предложении: какова настоящая цена предложенного и в чем его действительно уникальные характеристики.

Еще более важным, критически важным представляется запрос общества на прозрачные, откровенные, честные отношения с Церковью. Необходима сверка и согласование спроса и предложения, взаимных ожиданий и ответственностей. Слишком часто, говоря о спасении души и вечности, Церковь занималась политикой и бизнесом. Нередко, предлагая свое смиренное служение, Церковь затем начинала властвовать над людьми. Случалось, что интересы собственного выживания ставились выше истины и помощи нуждающимся.

Время требует радикальной открытости Церкви перед вездесущим рынком и как никогда требовательным обществом. Это требовательное настроение выражается в активной форме – в ожесточенной критике традиционных форм Церкви, и в пассивной форме – в массовом расцерковлении, когда люди голосуют «ногами», уходя из Церкви.

Реакцией Церкви на внешнюю критику и внутреннюю пустоту может быть либо обновление, экспериментирование c новыми формами «открытого христианства», либо углубление, поиск ответов в глубине истории. Первый подход представлен движением «возникающей Церкви» (emerging Church)1, второй – различными реставрационными движениями в духе «Назад к отцам!». Есть и третья позиция, которая избегает новизны и глубины и предпочитает держаться на безопасной поверхности недавней истории, т.е. сохраняет статус кво, пытается удержаться на плаву без дальнейших планов. К сожалению, эта безыдейная позиция стала позицией большинства.

Возможна и четвертая позиция, которая, не отказываясь от сложившихся церковных форм, предложила бы способы их переосмысления, нового смыслового наполнения, оживления. Такая позиция отчасти сближалась бы с первым, экспериментаторским подходом, но акцентировала бы не создание нового, а обновление старого посредством привнесения нового. Сохранение и синтез всегда предпочтительнее уничтожения и простой замены. «Поэтому всякий книжник, наученный Царству Небесному, подобен хозяину, который выносит из сокровищницы своей новое и старое» (Матф. 13:52).

Подобный подход предлагает лидер движения «Слово Жизни» Ульф Экман. В своей книге «Духовные корни» шведский пастор призывает преодолеть «детские болезни» харизматического движения и обратиться к историческим традициям Церкви. Его понимание сущности и миссии Церкви, литургики и единства продиктовано в большей степени влиянием католической традиции, чем собственно Реформацией. В значительной степени его последний труд посвящен разоблачению стереотипов о «христианском учении до Реформации»2 и обогащению современного протестантизма дореформаторской традицией : «От прошлого можно бежать, а можно, если проявить достаточную смелость, извлечь из него ценные уроки – уроки, которые откроют для нас «старые колодцы» и «заросшие тропы». Тропы могут вести как назад, так и вперед. Как написано в книги пророка Исаии (58:12): «И застроятся потомками твоими пустыни вековые: ты восстановишь основания многих поколений, и будут называть тебя восстановителем развалин, возобновителем путей для населения». Здесь Исаия призывает нас думать как о будущем (строить будут потомки), так и о прошлом (развалины восстановятся)»3.

Книга Экмана выразила то, что переживают и думают, но боятся сказать вслух многие лидеры протестантских движений. Отношение к истории Церкви должно быть критичным, но при этом благодарным за уже данное, уже открытое. Должно быть восстановлено не только единство ныне существующих Церквей, но и единство в истории – преемственность церковной традиции. «Открытость» Церкви предполагает открытость и к будущему, и к прошлому.

Итак, обновление церковных форм становится возможным через открытость к прошлому, т.е. углубление истории, возвращение забытых смыслов, их актуализацию. Очевидно, что этого недостаточно, потому что сейчас появились вопросы, о которых еще вчера не думали. В прошлом нет всех ответов еще и потому, что там нет всех вопросов. И дело не только в новых вопросах, но и в новом опыте, новой структуре общества, новых форматах жизни.

Не стоит недооценивать значение общественной эволюции на отношение людей к Церкви. Индивидуализация человека не должна игнорироваться или отвергаться как грех против общины. Если современный человек требует приватности, то в этом требовании нужно увидеть все, что можно, в том числе и прогресс, меру личной зрелости, самостоятельности. Лишь в свободе быть собой человек может осознанно выбрать принадлежность к общине.

Церковь может предложить формы совместной жизни, не подавляя при этом индивидуальности, но дополняя и развивая ее. Об этом хорошо говорит энциклика «Свет веры»: «Бытие верующего становится бытием церковным, экклезиальным. Образ тела не желает свести верующего к роли безымянной части некоего целого, детали какого-то большого механизма, но скорее подчеркивает жизненное единство Христа с верующими и всех верующих между собой (Рим 12,4-5). Христиане суть «одно» (Ср. Gal 3,28), без потери своей индивидуальности и в служении другим каждый достигает полноты собственного бытия. Вера имеет форму необходимо церковную, исповедуется внутри тела Христова как конкретной общины верующих»4.

При этом отмечается не-единственность Церкви как места и сообщества веры: «вера является благом для всех, это общее благо, ее свет сияет не только внутри Церкви и полезен для созидания грядущего вечного града»5.

Если свет веры сияет не только внутри Церкви, то требования к ней возрастают, ее роль оспаривают, с ней конкурируют. Согласно новейшим исследованиям молодежной среды6, около 30 % из так называемых millennials перестают ходить в Церковь, потому что встречают Бога и опыт духовной жизни за пределами Церкви. 35% не посещают Церковь, потому что она не кажется им релевантной, и еще 17% расцерковленных молодых людей полагают, что они могу сами научиться тому, чему учат в Церкви. Эти данные Barna Group свидетельствуют, что Церковь перестает быть эксклюзивным местом встречи, которое изменить нельзя. Место встречи изменить можно, и таких мест становится много. Вызов к Церкви формулируется таким образом: желает ли она упорно сохранить себя как особое место, или дерзнет проявить себя во всех других местах, распознавая их как сферы действия Бога и выражения Царства Божьего?

Именно обо этом говорил Дитрих Бонхеффер, призывая отвергнуть «пространственное мышление»: «Если мы говорим о пространстве церкви, мы должны быть уверены, что это пространство в каждое мгновение уже пронзено, снято, преодолено благодаря свидетельству церкви об Иисусе Христе. При этом все ложное пространственное мышление исключается как пагубное для понимания церкви»7. Почему? Потому что «Мир не поделен на части между Христом и дьяволом, это целостный мир Христов, знает об этом сам мир или нет»8. Беда в том, что не только мир не знает и не принимает целостность мира под господством Христа, не решается на это признание и церковь, сохраняя за собой часть и не решаясь взять ответственность за целое.

Отстаивать нормативную единственность Церкви, в упор не замечая и упорно не принимая ее фактическую не-единственность – значит решиться на оборонительную и заведомо проигрышную стратегию. Почему бы Церкви не признать все места, гда люди ищут Бога или собираются ради Него, своими представительствами? Почему бы не расширить свою географию присутствия? Иногда наши парламентарии ставят палатки в местах скопления людей и называют их «пунктами приема граждан народным депутатом». Почему бы Церкви не ставить такие палатки или не признать своими уже поставленные кем-то палатки? Вместо того, чтобы воевать за свое место на старой карте, лучше воевать за влияние везде и всюду. Как бы ни изменилась карта, «господня земля и все, что наполняет ее», а потому у Церкви нет собственной территории, есть лишь территория влияния, и она охватывает каждую пядь земли и каждый аспект жизни.

Миссия «открытой Церкви» - провозглашать Евангелие Царства, распознавать, благословлять, соучаствовать в его многоразличных проявлениях, направляя поиск людей церковных и нецерковных к встрече с Христом, где бы эта встреча не состоялась. Церковь теряет свое особое место, чтобы присутствовать везде. В каких новых формах выразиться это вездеприсутствие? Какой внутрицерковной «перестройки» это потребует? Подобные вопросы должны быть включены в богословскую повестку дня уже сейчас, чтобы «церковь без своего места» не оказалась «церковью неуместной всюду».

1 Идеи «возникающей Церкви» хорошо проанализированы в статьях Романа Соловия и его монографии «Виникаюча Церква» (Черкаси:Колоквіум, 2014).
2 Экман У. Духовные корни. – М.: Золотые страницы, 2012. - С. 18.
3 Там же. - C. 7.
4 Энциклика «Свет веры» (Lumen Fidei). Параграф 22.
5 Там же.
6 https://www.barna.org/barna-update/millennials/635-5-reasons-millennials-stay-connected-to-church#.UtPLcmRdW4t
7 Бонхеффер Д. Этика. – М.: ББИ, 2013. – C. 38.
8 Там же. - С. 39.

Дальше »

Мир без правды?

Все хотят мира, но не все хотят правды. Всем нужен мир – одним для доброй жизни, другим – для стабильно плохой. Мир без правды – прикрытие для зла.
Я хотел было сказать, что мир без правды хуже войны, но не посмел, так как не знаю, что такое большая война и что ее жертвы готовы заплатить за ее окончание. Но точно знаю, что если мир покупается ценой правды, но это не надолго и не серьезно, ведь никто не будет держать слово сам и не будет верить другому.
Против Украины, а по сути, против всего мира развязана война. Россия хочет восстановления империи в советском духе и советских границах. Украина вынуждена защищаться. И тут же со стороны россиян звучит обвинение: «Как вы можете так плохо относиться к нам, мы же братья, мы же хотим вам помочь справить с внутренними проблемами, обуздать Майдан и оголтевших бандеровцев, спасти вас от разложившегося Запада! И вообще, мы за «мир во всем мире»!».
Многие российские священнослужители повторяют как мантры: «Братья-славяне. Общая судьба. Мир и единство навеки». Все возражающие записываются в нацисты, бандеровцы, разжигатели войны.
Неужели мы, украинцы, не хотим мира? Хотим. Неужели мы против российских братьев? Боже упаси. Мы готовы дружить со всеми. Готовы мириться с вчерашними врагами. Готовы прощать.
Но примирения нет без правды. А прощения – без покаяния.
Без признания проступка, без раскаяния в содеянном будет лишь имитация.
Дьявол всегда прикрывается красивыми и святыми словами. Агрессоры говорят о мире. Миротворцы – «зеленые человечки» с автоматами – готовы захватить не только Крым, но и Киев, и «пол-Европы, пол-Земли», чтобы «принудить к миру».
Дьвол – обезьяна Бога. Любит все перевернуть, над всем насмеяться. Как хорошо описал Оруэлл, в тоталитарном мире все меняется местами: «Война это мир. Свобода это рабство. Незнание - сила».
Об этом хорошо писал пророк Иеремия: «Все творят неправду! Разве они излечат раны народа Моего? Пустословят они: Мир, мир!» - но нет мира!» (Иер 8:10-11).
Давайте не будет обманывать себя и друг друга. Нам нужна правда. Без нее не будет мира, будет прикрытый обман, будет замаскированное насилие. Не будем искать легких путей, замалчивая правду и прикрывая зло.
Настоящий путь миротворчества связан с нищетой духа, плачем, кротостью, жаждой правды, милостью, чистотой сердца, страданием за истину (см. Матф. 5). Не будем терять из вида эту связь.

Дальше »

После Майдана началась новая эпоха

Интервью “Христианскому мегаполису”, 8 апреля 2014 г.

Михаил, что произошло на Украине? Как получилось, что, не успели мы обернуться, как в Украине произошло столько всего: Евромайдан, Майдан, столкновения с Беркутом, бегство В.Януковича из страны, потеря Крыма. Многих эти события застали врасплох. Каковы причины этих событий? Как вы оцениваете произошедшее?

События и в самом деле развивались стремительно. Много было неожиданностей, хотя это не значит, что за всеми этими событиями не было какого-то плана или направляющей воли. Началось все с демарша: правительство Украины накануне вильнюсского саммита заявило о том, что приостанавливает подписание соглашения об ассоциации с Европейским союзом. Это было волевым, даже волюнтаристским решением В.Януковича и его команды, перечеркнувшим все задекларированное и сделанное ранее. Если раньше была надежда, что криминальный режим ради интересов своего бизнеса будет адаптироваться под требования ЕС и интегрироваться в цивилизованное пространство, а тем самым откроются возможности и для простых людей жить и работать в Европе, то после разворота от Европы к Евразии “свет в конце туннеля” исчез. Народ был готов к трудностям ради надежды. Когда надежда исчезла, средний класс, студенты, журналисты вышли Европейскую площадь и начали Евромайдан.

После разгона студентов 30 ноября 2013 года народ выступил уже не за ассоциацию с ЕС, а против насилия со стороны власти. А дальше пошло по нарастающей – предательский штурм Майдана силовиками, диктаторские законы от 16 января 2014 года, противостояние на улице Грушевского и полномасштабная кровопролитная война. Как оказалось, даже силовики не были готовы поддерживать курс на силовое подавление протестов, поэтому режиму не на кого было опереться. Когда начала разваливаться пропрезидентская коалиция в парламенте, когда счет жертв пошел на сотни, а народ все стоял, нервы у В.Януковича сдали.

Теперь понятно, что все случившееся было частью плана президента России В.Путина по дестабилизации страны и установлению полного контроля над ней. Что не сработало? Украинцы оказались сильными и солидарными, для чекистов это не понятно: почему они стоят, почему не бегут, почему не боятся? Также оказался слабым режим Януковича. Он, при всем желании, не мог действовать более жестко, негодяев и палачей оказалось не так много. Ну и еще один фактор, сплотивший народ и давший ему силы – позиция церквей, которые молились и стояли до конца вместе с народом.

События в Киеве развивались довольно стремительно. От Евромайдана все пришло к Майдану, затем начались столкновения с Беркутом. Вы были в гуще событий. Каким было влияние христиан на Майдане. Почему принцип ненасильственных протестов был отвергнут? Что привело к радикализации протестов?

Христиане на Майдане были свидетелями о Боге, Его силе и любви, милости и доброте. Если бы они не возвысили авторитет Христа, то люди ориентировались бы на авторитет Т.Шевченко и С.Бандеры, проповедников «зла против зла». Христиане были вместе с людьми, но служили своему народу и как защитники, и как миротворцы. Я уверен: если бы не активное участие христиан, протест быстро превратился бы в бессмысленный и беспощадный бунт.

Принцип ненасильственных протестов действовал до тех пор, пока не было угрозы жизни людей. Когда начали стрелять на поражение, избивать и добивать людей, протестанты стали защищаться. Это естественная реакция людей. Я не оправдываю случаи, когда радикалы провоцировали силовиков и нападали на них. К сожалению, были и такие горячие головы. Но я оправдываю сопротивление, которое оказывалось при нападении силовиков на мирных и беззащитных людей. Это моя четкая внутренняя убежденность: нельзя нападать, но нельзя не защищать стоящих за тобой.

Как Вы понимаете термин “национализм”? Можно ли говорить о “здоровом национализме”? Что значит по вашему “быть украинцем”?

Национализм – это любовь к своему народу, нацизм – ненависть ко всем другим. Здоровый национализм сосредоточен на позитиве – на труде для блага своей страны. Нездоровый национализм скатывается к нацизму и фокусируется на негативе – на поиске врагов и борьбе с ними.

Чтобы быть украинцем, не обязательно иметь украинскую кровь и не обязательно говорить на украинском языке. Достаточно осознавать, что эта земля и этот народ – твои, что Бог поселил тебя сюда не случайно, что ты несешь ответственность за мир и процветание людей. Я не устаю повторять тем, кто обвиняет украинцев в экстремизме: на Майдане было от 30 до 50 процентов русскоговорящих, и никто из этого не делал проблемы. Солидарность в труде в мирное время и в беде во время лихое – вот маркер единства. То есть, сегодня “украинство” – не этническое, а социально-политическое понятие. Украинцы – это этнические русские, крымские татары, евреи, греки и все те, кто может сказать: это моя страна, это мой народ, я уважаю и люблю их историю, я осознаю себя их частью и готов служить их общему благу.

Как Вы думаете, понимает ли Запад, что произошло в Украине? У меня сложилось впечатление, что понимание довольно поверхностное. Обращаясь к аудитории на Западе, поделитесь, что люди там должны знать о ситуации в Украине?

На Западе люди с трудом понимают, почему нужно идти на противостояние и жертвы, чтобы отстоять то, что черным по белому написано в Конституции. Часто западные люди проявляются удивительную наивность: почему бы просто не дождаться очередных выборов, почему бы не подать в суд, почему не написать заявление в милицию? Беда в том, что у нас в стране давно были попраны все законы и надежды на естественную смену власти и возвращение в правовое поле уже не было. Запад должен понимать, что постсоветское пространство – серая зона, где народ (по Конституции – «источник власти») изначально был отчужден от власти; где правит право силы, а не сила права; где живут по “законам джунглей”. Поэтому здесь мы видим «реальную политику» грубой силы и обмана. Это мир с демократической витриной и джунглями внутри.

Who is Mr. Turchinov? (Кто такой Александр Турчинов, спикер Верховной Рады?) Кто-то говорит, что он пастор баптистской церкви в Киеве, кто-то – что он и не является христианином вовсе. Какова его роль в этот нелегкий для Украины период?

Александр Турчинов – прихожанин баптистской церкви, где он время от времени проповедует, но не является пастором и не несет другого ответственного служения. Это естественно, учитывая его занятость в политике. Я не идеализирую его, но вижу определенную искренность в его вере. От своей связи с протестантами он ничего не выиграл, нажил лишь проблемы и обвинения в сектантстве. В это страшное время ему выпала важная роль антикризисного государственного менеджера, от действий которого зависит судьба 46-миллионного народа. Иногда мне кажется, что он недостаточно решителен, но я при этом понимаю цену возможных ошибок и необходимость выдержки в экстремальной ситуации. Пока я вижу, что он на своем месте и хорошо справляется со своими обязанностями.

Удивляет ли Вас реакция многих россиян на произошедшее вокруг Крыма? Как насчет реакции верующих? Насколько сильно влияние пропаганды на сознание обывателя в России?

Реакция россиян не просто удивляет, а шокирует. При доступе к альтернативным источниками информации, они выбирают то, что подогревает примитивные чувства национальной исключительности, имперского величия, ложного мессианства, ксенофобии, антизападничества. Государственная пропаганда оказалась очень эффективной, но это не объясняет масштабов слепоты и зомбирования. Я подозреваю, что в русской крови уже был некий вирус, предрасположенность к “национальной болезни”. Это страшные вещи: речь идет о действии национальных бесов, об уязвимости к антихристовым провокациям. Если от Калининграда до Владивостока рукоплещут президенту-агрессору, если церкви это благословляют, если интеллектуалы оправдывают – это больше чем результат пропаганды, это, так сказать, национальная одержимость.

Организация Peter Deyneka Russian Ministries ( в СНГ – “Духовное возрождение”) выступила с заявлением, осуждающим агрессию России. Как Вы думаете, должны ли местные церкви и церковные объединения ясно выразить свою позицию по данному вопросу или им лучше оставаться вне политики?

Если церкви не осуждают войну, значит они ее поддерживают. Аполитичность – это позиция страуса, а не человека. Человеку всегда предстоит выбор – или помогать жертве, или соучаствовать в преступлении.

Каким образом произошедшее вокруг Крыма повлияет на взаимоотношения христиан России и Украины? Почему потерпела неудачу идея организации встречи лидеров евангельских христиан двух стран? В чем, по вашему мнению, истинные причины отсутствия диалога?

Диалог невозможен, потому что российские церковные лидеры видят в украинцах бунтовщиков против власти, отказывают в легитимности действующему руководству страны, говорят о коварных планах Запада и т.д. Иными словами, российские церкви разделяют позицию Кремля и хотят встречи, чтобы эту позицию донести. Поэтому они вызывают на встречу украинских церковных лидеров как вызывают провинившихся для выговора. Понятно, что это никакой не диалог. Украинские лидеры уже заняли свою позицию вместе с украинским народом, и вряд ли они изменят ей ради сомнительных дипломатических успехов.

Что означают события на Украине для евангельский церкви. Как Вы думаете, произойдут ли фундаментальные перемены в понимании христиан в Украине, что такое церковь и какова ее роль в жизни страны? Каким Вы видите будущее украинского евангельского христианства?

После Майдана началась новая эпоха для церкви. Мы открыли простые истины: без солидарности с народом не будет открытости к благовестию. Церковь в Украине и украинская церковь – не совсем одно и то же. Мы учимся служить людям в их действительных нуждах и тем самым учимся быть собой, быть верными своему настоящему призванию. Вот один пример. Пасторы евангельских церквей посетили военные части на границе с Крымом и предложили им рассказать о Боге. Солдаты ответили, что очень заняты: нужно готовить позиции, окапываться в голой степи. Пасторы взяли лопаты в руки и работали вместе несколько дней. После этого офицеры сказали: «Мы видим, что вы наши, что любите своей народ и действительно переживаете за нас. Поставьте вот здесь молитвенную палатку, мы будем молиться вместе с вами». Я был в том месте и молился вместе с протестантами, православными, католиками и вооруженными солдатами. Это чудо наших дней. Чудо солидарности, открытости. А еще чудо мира – мы молились не о том, чтобы украинское оружие разило врага, а о том, чтобы его не пришлось использовать.

Будущее украинского евангельского христианства связано с пониманием верующими своей ответственности за народ, страну, эпоху. Почему мы здесь живем? Чем мы можем послужить своему народу? Как церковь может преобразить общество? «Быть в любви у всего народа» (Деян.2:47) – этот пример апостольской церкви может быть для нас хорошим ориентиром. Тогда можно выстроить достойные отношения с россиянами. Мы выбрали лояльность народу, россияне выбрали лояльности власти. Если они увидят сильную церковь в Украине, пользующуюся любовью и авторитетом среди народа, они будут приезжать к нам, дружить, учиться. Сам Бог будет радоваться такой церкви.

Дальше »

Виникаюча Церква

«Виникаюча теологія» для «виникаючої Церкви»

Я сердечно вітаю книгу Романа Соловія, нашого брата по Церкві та колегу по богословському цеху. Автор осмислює взаємні впливи культури і Церкви на зламі модерну-постмодерну-постпостмодерну. На жаль, останній перехід випав з уваги автора, залишивши відчуття незавершеності, не-зовсім-актуальності. Якщо дослідник тільки збирається аналізувати те, що теологи «виникаючої Церкви» думають про «перехід від модерну до постмодерністської епохи», - то він збирається шукати учорашній день. На жаль, After-Postmodernism в тексті не фігурує, ані як вже сталий концепт, ані як передчуття. Проте, з подальшого тексту, стає зрозумілим, чому і в якому сенсі автор розглядає постмодерн як стадію модерну, тобто продовження минулого, а не міст у майбутнє.
Роман Соловій пише для Церкви, що лишається пережитком модерну, в той час як світ живе у постмодерні. Він пише про Церкву, яка намагається адаптуватись до постмодерну і перерости модерні форми. Він вдається до аналізу євангельського протестантизму як феномену модерну, а також відповідних модерних рудиментів у євангельській теології. Очевидно, автор йде не від часу, а від стану, в якому знаходить себе теологія євангельських протестантів. І саме тут багато чого не збігається, адже більшість євангельських протестантів залишається на стадії іншого переходу - від традиціоналізму до модерну; а «виникаюча Церква» – на переході від модерну до постмодерну; а далі постмодерну Роман Соловій у своїх розвідках не йде. Можливо і пішов би, якби не обмежився євангельським протестантизмом, а описував би процеси в євангельському християнстві, що і передбачала перша назва рукопису. На жаль, як не все євангельське християнство вміщується в євангельський протестантизм, так як не все з аналізованих тенденцій знаходить пояснення в переході модерн-постмодерн.
Автор демонструє наукову грамотність, філософську ерудицію, теологічну компетенцію. Його цікава, самостійна і цілісна монографія заповнює відчутну дослідницьку лакуну, і перериває позірне мовчання «завідомо-правильних-теологів». Щоправда, він не пропонує власної теолого-філософської програми, лише аргументи інших, вже відомих і поважних учасників дискусії про християнство доби постмодерну. Pro et contra щодо постмодерну непомітно трансформується в pro et contra того, що кажуть про постмодерн харизматичні ідеологи “виникаючої Церкви”, чи їх менш яскраві критики. Можливо, несвідомо, але автор стає об’єктом тієї самої постмодерної гри, яку так відважно збирався проаналізувати. Деконструкція теології постмодерну перетворилась на деконструкцію лише однієї з деконструкцій. Немає нічого поза текстом, і автор доводить своїм прикладом цю постмодерну тезу.
На жаль, автор не скористався широким колом теологічних джерел та релігієзнавчої літератури національних авторів. Віддаючи данину модним західним підходам, Роман Соловій залишив без уваги цікавий матеріал про схожі тенденції в пострадянському духовно-культурному просторі. Зрозуміло, що тут ще не буде масштабних концепцій та численних опусів, але «процес пішов», і цікаво було б його дослідити вже на цих початкових стадіях.
Можливо, це зроблено свідомо, щоб досліджувати предмет на дистанції, і не підставити під критику радикальні ідеї з найближчого кола. Адже варто відмітити, що автор монографії є не тільки релігієзнавцем і теологом-теоретиком, але живим учасником внутрішніх церковних дискусій. Він коректно вказує на небезпечний радикалізм теологів «виникаючої Церкви» (а інакше монографія потрапила б до індексу заборонених книжок!), але з помітною симпатією передає далі – в український церковний контекст – їх основний message: «Cумнів і таємниця є невід’ємною частиною християнської віри, яка не обмежується одними лише словами, інтелектом і концепціями, а включає в себе символи, мовчання, почуття і уяву». За логікою тексту, цей імпульс має сприяти дискусіям, а не руйнувати існуючі традиції.
Не можна не погодитись з автором, що основні проблеми теології «виникаючої Церкви» походять з її протестних інтенцій та елітарної ізольованості від повноцінного церковного життя. Те, з критики чого починався рух, стало його проблемою.
Отже, «виникаюча Церква» має бути відкритою до «Церкви, вже існуючої», до багатого досвіду її традицій і також до критики з її боку. По той бік модерністської раціональності і постмодерністського релятивізму народжується нова теологія і нова Церква, Церква майбутнього.
Завдячуючи Роману Соловію, ми знаємо більше про «виникаючу теологію» для «виникаючої церкви». Сподіваємось, що незабаром в Україні побачимо те, про що наразі можемо лише читати. Інтуїція нового, передчуття змін, стурбованість майбутнім – з цим залишає нас автор, не розставляючи крапки і не даючи рекомендацій.

Дальше »

Пари Майдана

Пари Майдана

Есть два величайших пари, через которые вынуждены пройти постсоветские люди – пари о Боге и пари о свободе и достоинстве. Они связаны между собой и друг друга предполагают.
Во-первых, все начинается с пари о Боге. Устав от споров по поводу существования Бога и веры в Него, Блез Паскаль предложил пари: что предпочтительнее – верить или не верить? Если не верить, то при всей беззаботности временной жизни появляется риск величайшего проигрыша. Если верить, то придется себя смирять и ограничивать, но возможность вечного вознаграждения, да и простая перспектива достойной жизни, эти издержки с лихвой перекрывают.
Только веруя в Бога можно осмысленно жертвовать сиюминутным ради вечного, материальным ради духовного, личной безопасностью ради благого дела.
И здесь пари о Боге переходит в пари о свободе и достоинстве. Вроде бы вполне очевидно, что вера в Бога обосновывает и защищает свободу и достоинство. Но молчаливое и покорное «большинство» так не считает. Они принимают существование Бога, но используют этот факт лишь для успокоения души насчет вечности. Более того, им кажется, что Бог должен и здесь, на земле, их обеспечивать и прикрывать. Именно поэтому президенты Украины и России считают себя очень даже верующими людьми: Он якобы дал им власть и право делать все, что угодно. «Большинство» - это маленькие «януковичи» и «путины», давно продавшие свое достоинство и потому ненавидящие свободных и достойных.

Сторонники и противники Майдана столкнулись с рационально неразрешимой дилеммой – покоряться «порядку», «легитимной» и при этом явно «беззаконной» власти «семьи», или протестовать и бороться за права, свободу и достоинство человека. Майдан назвали «революцией достоинства», но для большинства стабильность оказалась ценнее собственного достоинства, а чужого – и подавно.
Подчиняться, терпеть, молчать и потреблять то, что падает с царского стола? Или подняв высоко голову, напомнить власти и себе о высших ценностях, утвержденных Богом и неотъемлемых?
Те, кому «порядок» и «стабильность» дороже свободы и достоинства, вряд ли читают законы и отстаивают справедливость, «порядок» для них нечто иное – возможность паразитировать за счет стабильной ренты с углеводородов или за счет личных связей с власть имущими. Понятно, почему сегодня большинство россиян поддерживают агрессию против Украины – они боятся утратить такого рода «стабильность» и остаться без «трубы», и будут защищать ее даже ценой братоубийства. Понятно, почему многие церковные иерархи поддерживали режим Януковича, по словам одного епископа, «Нам удобно жить в условиях коррупции, есть стабильность, мы знаем, что и кому нужно дать, чтобы решить вопрос». Будем честны: «стабильность» в нашем падшем мире означает прежде всего стабильность зла и смерть надежды, закрепощение и бесправие.

Майдан стал для меня вторым – после вопроса о Боге – величайшим пари. Я понял, что не могу избежать этого вызова, потому что он касался не внешних событий, а моего внутреннего выбора.
Чем я рисковал? Безопасностью, комфортом, карьерой, статусом, здоровьем, возможно – жизнью своей и своих близких. Что я приобретал? Внутреннюю цельность, братство свободных людей, чувство народного единства, шанс на другое будущее.
Я понял, что Майдан – это шанс измениться самому и искупить свои грехи, вернуть чувство достоинства и свободы, вновь научиться верить в идеалы и бороться за них.
Был день, когда я написал о своих переживаниях так: «Лучше ошибиться, чем проспать».
Был другой день, когда я взвешивал возможности и понял, что могу домой не вернуться, что все мои планы могут оборваться сегодня. Тогда я сказал себе: «Если я уйду, мне всю оставшуюся жизнь будет стыдно».
Бог милостив, я не ошибся в своем выборе. Не потому, что был тверд, а потому что Бог был благ.

Уверен, что пари Майдана прошли и выиграли светлые люди Небесной сотни, которых нет среди нас, но их смерть стала нашей победой. Выиграл каждый, кто участвовал, жертвовал, рисковал, поддерживал, молился.
Сожалею, что большинство сторонников «порядка» и «стабильности» (по библейски, «мира и безопасности», при которых внезапно приходит пагуба, - см. 1 Фес. 5:3) в очередной раз проиграли и ничего не поняли, лишь ожесточились.
Они успели захватить Крым и эйфория легкой добычи пока скрывает печальную правду проигрыша. Это «пиррова победа», после которой не остается сил на борьбу, и даже на жизнь. Можно украсть имущество друга, но потеря друга всегда будет дороже захваченной добычи. Увы, это не все понимают, как написал один «христианский деятель» из Москвы, «Зато мы у вас отжали Крым и нам никто ничего не смог сделать».
Уже нет ста друзей. А скоро не будет и ста рублей. Мудрый Юрий Шевчук ошибся: «когда закончится нефть», не будет «объема души», останется одна ненависть. Ненавистью сыт не будешь, а счастлив – тем более. Никто не придет утешить клятвопреступника, никто не поделится с братоубийцей. Мне искренне жаль, но противники Майдана жестоко ошиблись в своем пари и будут пожинать последствия своего выбора. Особенно жаль россиян, одобряющих оккупацию Украины. Они потеряли Украину (т.е. отношения с украинцами) навсегда – вместе с остатками совести, достоинства и благоразумия. Дай им Бог очнуться и раскаяться.
Пари Майдана адресуется нам: что делать с собой, своей свободой, своей жизнью? Думаю так: пусть будет больно, лишь бы не было стыдно; пусть будет риск, а с ним надежда; пусть мы потеряем все, лишь бы не потеряли веру в Бога и собственное достоинство.

Дальше »