-->
no
Технологии Blogger.

Сообщить о нарушении

Поиск по этому блогу

Недавние Посты

5/recent posts

Случайные посты

3/random posts
no

Недавние Посты

5/recent posts

Последние коментарии:

5/recent comments

Последние коментарии:

5/recent comments

Страницы

4/Статьи/slider

Report on Research in the Keston Archive (Baylor University, TX)

Комментариев нет


I had the honor of doing research in the Keston Archive while I was at Baylor University from April 19th to May 17th, 2014. My interest in documents from the Soviet era was productive in responding to the practical needs of developing post-Soviet missiology and social theology for Evangelical churches.

But observing the tendencies in the lives of post-Soviet evangelical churches, it was hard to get rid of the feeling that the mistakes of unlearned lessons from the Soviet past were hindering full-scale development and decisive change. There is still a lack of balanced social teaching in missiology, which is fraught with unprincipled dissimulation or stubborn isolationism. There is still a lack of brotherly ties between the successors of the All-Union of Evangelical Christians – Baptists (AUECB) and Union of Churches of Evangelical Christians – Baptists (UCECB). History is still used as a tool for self-defense and leveling accusations against others.

Leaving questions of historical truth and justice to others, I believe that a wider perspective on the relationship between the AUECB and the UCECB would be both justified and useful as a dialectic for different church models. In a certain sense they were truly a single brotherhood, in different formats. Documents from that era convey a sense of unity, the pain of separation, efforts at dialogue, and an understanding of the incompatibility of approaches, and speculation regarding their complementarity.

I am thankful to the leadership of the Keston Institute for the opportunity to once again immerse myself in original sources and release some of them into academic circulation, but most importantly – for the opportunity to touch the past, to partially experience history, and partially decode its paper trail. The Keston Archive is a unique collection of materials on the lives and survival of the church in Soviet society. A majority of the documents and publications are united, it seems to me, by one theme – a dialectic of dominant and subdominant, official and oppositional, government and catacomb forms of religion, adaptational and reformational processes in Soviet society. In an article that I will write based on my research in the Keston archives, I intend to show demonstrate dialectic using the example of Baptist churches. I planned to find in the documents various models of missions and missiology, but such data is buried in the mass of douments on repression and a fight for survival of churches. Therefore the topic of missions is secondary, written into the general plan of church ministry – adaptational, in the case of the AUECB, and defensive, in the case of UCECB.

Today’s look to the past for models of churches and survival strategies cannot be considered merely an expression of curiosity. Totalitarianism was not totally cut off, but has rather found new means of expression. As before, Evangelical churches experience pressure from the government and the state-approved church. Some days they choose accommodation, fitting in, and a policy of compromise, while other days conflict, division, and war with the world. Studying the history of division and unsuccessful dialogue between various evangelical movements can provide a good basis for working on fixing mistakes and renewing relations. I discovered two interesting documents: “A Call to Christian Ecumenists, 1972” (USSR/Bap 22) and “Brotherly suggestions from leaders of independent Baptist churches to fellow workers in Baptist unions, 17 October, 1988 (Kuksenko Y.F., Shaptala M.T., Shumeiko F.A.)” (SU/Bap 22). One of them was prepared in the back rooms of the AUECB, while the other by leaders of the formerly “separate” independent churches. It is noteworthy that both for various reasons and in various circumstances came to the same conclusion about the complementary nature of dominant and subdominant forms of religion and suggested new formats of unity – not in a single structure, but in a single missionary and socio-theological vision.

These documents are worthy of attention and discussion by church leaders. Unfortunately, the development of church unions after the fall of the Soviet Union did not follow a path of demarginalization, culture building, theological analysis, and historical evaluation, but instead it followed a path of qualitative and political competition, further divergence one from another and adaptation to an up-and-down market and immature democracy (as before, some conform, fitting into the new order while others are driven into even further isolation).

I am grateful to the Keston Institute for gathering these materials and for affording me the opportunity to work with them. Your careful and responsible treatment of history helps researchers and those who read these texts (experts, church leaders, politicians, journalists, teachers) to remember and gradually evaluate it.

As I wrote in the archive’s guest book, working with these documents not only helps illustrate working hypotheses, but also formulates a whole picture of that epoch, and gives a living feeling of that time, its questions and events.

Some documents – letters of children of Christian parents to their mothers – I showed to my own children, to help them remember the price paid by believers in the Soviet Union for their faith: arests, fines, firings, and discrimination against children in school. This was experienced by my own parents and to some degree by my brothers and sisters. Now this history has been archived, and it is the task of some to store it and others to make it known and instructive.

My hope is that the collection will continue to grow, and to include documents of the post-Soviet period as well, to allow, through documents, comparison of Soviet and post-Soviet religion and history.


Ленин против Христа

Комментариев нет

Ленин против Христа
Пастору запретили молиться. Обещали расстрелять. Уничтожили молитвенную палатку, аппаратуру, литературу, баннеры. Надо бы спрятаться на время... А он взял и пошел к террористам в самое логово, чтобы сказать, что не может не молиться. Его избивали несколько часов. Но на следующее утро он снова вел межцерковную молитву.
Кулаки, сапоги, дубины, плеть, а может и пуля. Это ждет каждого сектанта. Сектантам не привыкать. Бог терпел и нам велел. Но как после этого не сказать про "империю зла"? Бить священника может только одержимый человек. Тем более такого мирного и достойного. Тем более плетью.
Били пастора Сергея Косяка, организатора молитвенного марафона в Донецке, а старались сделать больно Христу. Две тысячи лет назад так же избивали нашего Спасителя.
Эти совпадения наводят на далеко идущие мысли об одержимости боевиков и их хозяев, о сознательном покушении на Христа и на тех, в ком еще живет Его дух...
Ленин стоит в центре Донецка как символ советизма и богоборчества. Но есть в этом городе могучая кучка бесстрашных христиан, помолимся о них...
Ради них будет спасение, будет победа

Не в тему. О России

Комментариев нет

Не в тему. О воскресении России
Я живу в Украине, украинец - по маме. Это моя страна, мой народ. Люблю, молюсь, переживаю. Но по отцу я – русский. И здесь боли не меньше, даже больше. Украину убивают соседи. Россию убивают русские. Главный враг россиян – вождь, который толкает страну к войне, жертвует жизнями своих сограждан, лишает будущего их детей. И те, кто ему апплодируют, - самоубийцы. Это было не первый раз. Но никто не думал, что повторится. Гитлер воевал с другими народами. Сталин воевал со своими. Уничтожали цвет своей нации – священников, ученых, офицеров, фермеров. Сегодня – то же самое. Та же оргия пролетариата. Та же жажда крови. Не только украинской, но и русской. Закрыты рты у русских людей. Заперты ставни. На улицах – швондеры и шариковы.
Я родился на Волге, люблю простор, широту, свободу. Мои предшественники получали пулю в лоб от советской власти – за свою веру, за свою свободу. Россия, поклоняющаяся Пу, – не моя, я не знаю такой, и не хочу знать. Это и вовсе не Россия, а ее тень, темная изнанка, дьвольская пародия.
Знаю, лучше, чтобы я такого не писал. Потому как свободный русский – предатель рабов, враг «народа». Не привыкать. Мой отец и мой прадед были такими же «врагами». Потому что именно в свободных людях и живет душа народа. А в рабах живет лишь злость и зависть.
Я вырос на стихах Шевченко и на романах Достоевского. Последние месяцы думал об Украине и вспоминал Шевченко. А сегодня подумал о Достоевском и о России. И подумал не как об агрессоре, а как о родной и глубоко насчастной, изнасилованной, затоптанной, политой кровью земле, о разорванной и больной душе этой земли.
Разлука и тоска. И все же, я думаю, что украинский и русский народы – по-настоящему братские. Потому что их связывают две страсти – по свободе и по Богу. Эти народы - вольнолюбцы и богоискатели. Потому их так строго стерегут на цепи.
Но чем сильнее стараются темные силы сдержать эти страсти, тем скорее они вырвутся – слезами, молитвой, покаянием, пробуждением.
Сегодня возрождается Украина. А завтра воскреснет Россия. «Лазарь, друг наш уснул», но Христос идет разбудить его….

Ключевой момент

Комментариев нет

"О, если бы ты был холоден или горяч!" (Откр. 3:15)
Думаю о бедах нашей страны и возвращаюсь к теме украинского христианства. Мы об этом много говорили в дни Майдана. Тогда народ звал Церковь, и она была вынуждена отвечать словом, молитвой, ходатайством. Слава Богу за это. Но сегодня этого мало. Идет необъявленная война против Украины. И единственной силой, действующей по разные стороны баррикад, остается Церковь. Но и с ней не все в порядке. Протестанты в Донецке третий месяц героически молятся вокруг межконфессиональной молитвенной палатки на площади Конституции. Но их - десятки, а не тысячи, как могло бы быть, судя по численности донецких общин. УПЦ вообще хранит молчание. Хотя зычный пастырский голос из Москвы мог бы мигом осадить вооруженных сепаратистов.
Диагноз, поставленный Лаодикийской церкви в Апокалипсисе Иоанна Богослова, может быть поставлен украинскому христианству: "Ты ни холоден, ни горяч". Что есть, что нет. Можно сказать, как обычно: "Маємо те, що маємо". Но это диагноз к смерти. Если мы не изменим себя, если не разбудим, не разогреем свое христианство, наша страна обречена. На то она и христианская страна, что без христианства ей не бывать.
Судьба Украины не в руках Путина, не нужно паниковать. Но и не в руках украинского президента, которого, даст Бог, скоро выберут. Ключи от будущего - у Церкви: "Вот, Я распахнул пред тобою дверь - и никто не сможет закрыть ее, потому что хотя у тебя и мало силы, ты сохранил Мое Слово и не отрекся от Моего Имени" (Откр. 3:8).
Церковь способна остановить кровопролитие в стране и стать духовным авторитетом всего народа. Но эту власть ей дает Бог, она не принадлежит самой канонической церкви и самому властолюбивому патриарху, не дается изначально даже папе, а тем более пастору. И для получения этой власти есть "апокалипсическое" условие: "Будь ревностен и покайся" (Откр. 3:19). Именно с этого поворотного момента все непременно изменится...

Независимость - условие единства

Комментариев нет

Независимость – условие единства
Мы живем в мире общностей – добровольных и навязанных, уже традиционных и еще совсем новых, «официальных» и неформальных. Некоторые люди не выделяют себя из общностей и не знают опыта независимости. Но большинство, наученное печальным опытом коллективистских утопий, бережет свою свободу и делает шаг навстречу «ты» и «мы» с большой осторожностью. Это справедливо и относительно государства, и относительно церкви, и относительно культуры, идеологии, конфессиональных традиций.
Пути единства в мире разделений обязательно проходят через опыт независимости. Если к единству приходят насильно, не через независимость, то единство становится тюрьмой народов или личностей.
Все общности, созданные насильственным путем обречены распасться, но пока они живут, они питаются людьми, вместо того, чтобы служить им, они мучают и уничтожают человеческое в человеке – достоинство и свободу.
Верить в естественность такого единства – мазохизм. Убеждать других – садизм.
Есть самые распространенные мифы о единстве наших народов. Первый – единство украинцев, русских и беларусов. «Навеки месте» – это миф.
Не только наивно, но и манипулятивно – ссылаться на некую общность «трех братских народов». Это особенно цинично, когда народы грабят и уничтожают друг друга и при этом подчеркивают свою общность. Брат, который поднял руку на брата. Сосед, который перешел черту и посягает на чужое. Друг, ударивший в спину. Нет ничего больнее и подлее. Если бы такое сделал чужой – он был бы просто преступник. Если такое сделал брат, сосед, друг – он предатель. Поэтому было бы лучше не прикрываться риторикой братства, а прямо заявить, что братьев нет, и «есть только два союзника – армия и флот».
Брат это тот, кто ведет себя по братски. А не тот, кто прикрываясь общей фамилией, вторгается в дом и ведет себя как хозяин.
Не стоит думать, что у нас уже есть общность и мы должны ее защищать, «принуждать к миру» и единству тех, кто хочет жить отдельно.
Свобода и суверенность предполагают, что как человек, так и целый народ, могут выбирать свой путь и свою общность. Они никак и ничем не предопределены, но самоопределяются в своей свободе. Отношения нужно строить, развивать, укреплять. Они не даны как исходные, но приходят как желанные.
Вряд ли стоит ссылаться и на советский опыт единства. Счастливое братство народов в СССР – второй миф. Все различия насильно уничтожались. В коммунистический рай не приглашали, а загоняли («железной рукой загоним человечество в счастье»). Когда людей насильно соединяют в одно общежитие или тюрьму, семью или братство, это деформирует их естественные чувства и волю. Люди мучаются, терпят, потом привыкают. Но как только появляется возможность снова вернуться в свой дом, в свою настоящую семью, они без сожаления расстаются с искусственными формами общности.
Даже ностальгируя по прошлой общности, мы ностальгируем не по условиям и формам единства, а по людям, с которыми нам вместе довелось пройти непростой путь. Мы снова хотели бы встретиться с теми же людьми, но вряд ли в тех же обстоятельствах. Скорее всего, мы бы хотели перенести их оттуда – сюда, в жизнь, которую мы сами выбрали, или просто в настоящее время (а где еще можно «по-настоящему» встретиться, как не в настоящем времени?). Поэтому в остаточных эффектах советского «единства» стоит аккуратно различать добрую память о людях и нечеловеские условия, в которых эти прекрасные люди были вынуждены выживать вместе. Не думаю, что кто-то хотел бы снова встретиться с друзьями из прошлого в прошлом - в бараке, тюрьме, колхозе.
Я убежден, что для обновления опыта единства не стоит искать экстремальных общественных условий, этот опыт доступен нам изнутри самых обычных жизненных ситуаций. Не нужно восстанавливать СССР или возвращать эпоху репрессий, чтобы стать ближе и ощутить единство. Тем более не нужны парады, речевки, однообразие, бедная «простота» и проч.
Вместо успокоения и упоения мифом нужен прорыв к реальности - прагматика, добрососедство, сострадание и солидарность. Время быть прагматичными. Если мы хотим, чтобы с нами или нашей страной ассоциировались или объединялись другие, нужно сделать свою территорию или свой способ жизни достойным внимания и уважения. Если мы хотим вечного братства с соседними странами, то просто обязаны стрить такую страну, в которой захочется жить и с которой все захотят дружить. Там, где к решениям толкают не расположение и благоразумие, а страх и принуждение, единство может быть только ложным и временным.
Но помимо прагматизма еще более важно сохранять обычную человечность. Время стать добрыми соседями и завоевывать расположение, помогать, понимать, общаться. Время сострадать, т.е. проявить солидарность как форму единства в беде. И все это в свободе – сохраняя свою независимость и уважая независимость другого. Ведь единство – не подавление слабого сильным или второго первым, но сочетание разностей. Главное – сохранить эти разности, чтобы было, что сочетать.

Кто такой миротворец?

Комментариев нет


Не тот, кто говорит виновным и невинным: все одинаковы, миритесь и обнимайтесь.
Не тот, кто называет белое черным, а черном белым, чтобы всем понравиться.
Не тот, кто говорит насильнику: побаловался, хватит. А жертве: не обижайся, он не хотел.
Не тот, кто стыдит избитого полицией: что же ты, братец, против власти бунтуешь.
Не тот, кто обнимает стукачей и палачей, и готов помочь им составить новые списки неблагонадежных - ради общественного порядка и мира.
Не тот, кто братается со всеми без разбора и даже их имен не помнит.
***
Тот, кто говорит о справедливости, но также о милости.
Кто не молчит о преступлении и наказании, но также не молчит о покаянии и прощении.
Кто напоминает о суде Божьем, но еще - о шансе хоть что-то исправить.
Кто боится совести больше, чем неприятностей.
Кто не может спокойно пройти мимо, не рискнув помочь жертве и остановить обидчика.
Кто не позволит унижать свой народ и поносить имя своего Бога.
Кто в обычное время пасет овец, но может выйти против Голиафа.
Кто, делая это и многое другое, никогда не называет себя миротворцем

Отврати, отмени, вспомни

Комментариев нет

В очередной раз мы стоим на грани жизни и смерти, на пороге национальной катастрофы. Такое уже было в годы голодомора, в дни Чернобыля. Сегодня нам угрожает война.
Украинцы – не чужой для Бога народ. От нашего имени, прошлых, живых и будущих поколений князь Владимир заключил завет с Богом о крещении Руси. В нашей истории было немало отцов веры, святых людей, подвижников, заступников. Но каждый раз, как беда миновала нас, мы снова и снова впадали в грехи идолопоклонства – обожествляли себя (всю нацию или ее отдельные классы, элиты, регионы), свою партию, православную, греко-католическую, протестантсткую или какую другую, но именно свою веру. Последнее время мы исповедовали культ потребления, верили в силу денег, связей, «крыши». Последствия этого идолопоклонства - всепроникающая коррупция, узурпация власти «семьей», оскудение любви, дефицит доверия, разобщение людей. После всего, что сделал для нас Бог, мы снова уклонились от Него. И это грозит нам страшной бедой.
В Библии описана подобная истории. Моисей вывел народ из Египта и ведет в землю обетованную. Но чуть только он задерживается на горе в общении с Богом, люди отрекаются от него и от Бога, и выбирают себе ручного, удобного божка – золотого тельца.
«Поспеши сойти» - говорит Бог Моисею. Без духовного лидера люди теряют ориентацию. Они не хотят никуда идти. Хотят веселиться, забыться от трудностей прошлого и тягот пути.
Моисей знал свой народ и не удивился словам Бога: «Развратился народ… скоро уклонились они от пути». Любой народ быстро забывает далекого и святого Бога и обращается к вере в близких, легко доступных, все одобряющих божков. Все люди ищут легких решений и мало думают о вере и верности.
«Я вижу народ сей, и вот, народ он – жестоковыйный». На самом деле, Бог не очерняет народ, но испывает Моисея, насколько он готов предстоять за вот такой народ, как он есть, со всеми его минусами, со всей плохой наследственностью.
Моисей не оправдывает грехи народа, но апеллирует к милости и верности Божьей: «Да не воспламеняется, Господи, гнев Твой на народ Твой». Моисей напоминает, что Израиль – Божий народ. Если Бог говорит «развратился народ твой», то Моисей стоит на том, что это народ Божий, «народ Твой». В этих нюансах я вижу глубокий смысл. Да, наш народ это наш народ, мы несем ответственность за него. Но наш народ также Божий народ. А это значит, что Бог ради Себя, ради Своей верности и Своего Имени может показать на нас чудо милости и спасения, силы и победы.
Как я себе представляю, «кротчайший» Моисей не только умоляет, но также требует: «Отврати, отмени, вспомни». Это спор с Богом, дерзновенное заступничество. Моисей переживает не за себя, а за народ. Лично ему ничего не угрожает, Бог готов произвести от него новый многочисленный народ. Но Моисей верен своему народу и готов терпеть вину и наказание вместе со всеми. В этом он подобен Богу, который также не истребил человечество после грехопадения ради нового эксперимента, но дал еще один шанс и Сам стал одним из нас.
Уверенность Моисею дает не собственный авторитет, но вера предков и их заветы с Богом. «Вспомни Авраама, Исаака и Израиля» - этот «исторический» аргумент действует не всегда. Спустя столетия Иоанн Креститель и Иисус отказывали многим «детям Авраама», нагло требующим особых привилегий ради своих отцов.
Но в случае с Моисеем нет наглости, есть отчаянная просьба: не ради нас, ради отцов. Отцы веры – настоящие отцы нации. Ради их веры Бог готов миловать и благословлять народ. Не ради политиков или религиозных деятелей, но ради праведников. Cколько их в нашей истории? Вспомним, сбережем их имена…
Для тех, кто привык думать о своей жизни в категориях жесткого и жестокого предопределения, история заканчивается неожиданно: «Отменил Господь зло». Бог может отменить зло в отношении отдельных людей и целых наций. Заступничество правдников может отвратить заслуженное и неминуемое истребление. Были жертвы, пролилась кровь, последовало наказание, но народ продолжил свой путь.
«Отмени погубление». Эти слова должны стать нашей молитвой. Конечно, украинский народ – не израильский, но каждый народ может стать Божьим, если взыщет Бога и будет следовать Его заветам, и если в нем найдутся такие праведники-заступники, как Моисей.
В истории это повторялось не раз. Бог мог помиловать Содом ради десяти праведников (Быт. 18) и постоянно искал заступников для Израиля: «Искал Я у них человека, который поставил бы стену и стал бы предо Мною в проломе за сию землю, чтобы Я не погубил ее, но не нашел» (Иез. 22)

Я далеко не праведник. Подозреваю, что праведников почти не осталось. Может их не найдется даже с десяток для Киева, Донецка, Одессы. Но может быть найдется десяток молитвенников. Или просто христиан, которые при всей своей неправедности и немолитвенности станут на пути Божьего гнева и вступятся за свой народ…
Вопрос о будущем обращен к нам. Не нужно спрашивать Бога о том, что будет. Спросим себя, готовы ли мы вопрошать и бороться за свой народ, за наше общее спасение и лучшее будущее.

Исход 32:7-14
7 И сказал Господь Моисею: поспеши сойти; ибо развратился народ твой, который ты вывел из земли Египетской;
8 скоро уклонились они от пути, который Я заповедал им: сделали себе литого тельца и поклонились ему, и принесли ему жертвы и сказали: вот бог твой, Израиль, который вывел тебя из земли Египетской!
9 И сказал Господь Моисею: Я вижу народ сей, и вот, народ он - жестоковыйный;
10 итак оставь Меня, да воспламенится гнев Мой на них, и истреблю их, и произведу многочисленный народ от тебя.
11 Но Моисей стал умолять Господа, Бога Своего, и сказал: да не воспламеняется, Господи, гнев Твой на народ Твой, который Ты вывел из земли Египетской силою великою и рукою крепкою,
12 чтобы Египтяне не говорили: на погибель Он вывел их, чтобы убить их в горах и истребить их с лица земли; отврати пламенный гнев Твой и отмени погубление народа Твоего;
13 вспомни Авраама, Исаака и Израиля, рабов Твоих, которым клялся Ты Собою, говоря: умножая умножу семя ваше, как звезды небесные, и всю землю сию, о которой Я сказал, дам семени вашему, и будут владеть вечно.
14 И отменил Господь зло, о котором сказал, что наведет его на народ Свой.

В отношениях между российскими и украинскими христианами произошла настоящая катастрофа

Комментариев нет

В отношениях между российскими и украинскими христианами произошла настоящая катастрофа. Как оказалось, российские христиане доверяют гораздо больше государственной пропаганде, чем своим братьям-украинцам, которые могли бы рассказать правду из первых уст, без испорченного телефона и еще более испорченного телевизора.

После того, как лидеры российского протестантизма отказались приехать в Киев, я сказал непопулярные слова: при такой категорической позиции россиян диалог не возможен. Как только просочилась информация о визите главы российских баптистов в Киев, а затем и об иерусалимской встрече глав протестантских Церквей, многие упрекнули меня в негативизме: «На самом деле все хорошо, братья общаются, не стоит сгущать краски». Но встречи, не подготовленные нужным образом, тем более встречи с непонятной или скрытой повесткой (как говорят американцы, hidden agenda), не могут быть плодотворными. Как мне известно, некоторые (возможно, почти все) участники даже не знали, кто это организовывает и какова цель встречи. Поэтому я не удивился комментариям участников о боли, обидах, напрасно потраченном времени.

Диалог не возможен даже при желании слышать и понимать друг друга, даже при желании «мириться» и «вместе молиться» за мир и дружбу. Потому что речь идет не о диалоге в спокойной академической или храмовой обстановке. Речь идет о сторонах конфликта, в котором одна сторона является жертвой, вторая – агрессором. И без четкого понимания этой асиметрии, без признания церковной ответственности за агрессию своей страны против соседей, не возможно даже начать разговор, потому как не ясны исходные позиции.

Мне кажется, даже друзья Иова поступили лучше наших братьев – они пришли, сели и молчали, разделяя скорбь своего друга. С этого может начаться диалог – с сострадания, а затем с покаяния за то зло, которое причинили Украине, за разделение, оккупацию, войну, ранения и смерти. Сочувствие, покаяние, прощение, примирение – это необходимые ступеньки к диалогу. Если же в «диалоге» избегают даже слова «агрессия», если все хотят свести к показным объятиям и пустым декларациям, то кроме фотографий от этих встреч ничего не останется.

Я очень надеюсь, что выводы будут сделаны, что будет ясность относительно инициаторов, состава участников, повестки дня, мотивов и намерений. А также надеюсь, что следующая встреча не будет столь секретной и кулуарной, надеюсь на прозрачность и подотчетность – для общества, журналистов, Церкви
no