Нет пророка в своем отечестве

Первая публикация: risu.org.ua

Вокруг Украины вот-вот разразится большая война. Она уже полыхает внутри страны, но может вырваться наружу и охватить соседей. «Котел Евразии» (как выражался Иван Проханов – легендарный предок нынешнего кремлевского идеолога-милитариста Александра Проханова) может вскипеть, а за ним - весь мир.
Удивляет не Кремль, в котором за всю его историю редко можно было встретить вменяемых вождей, не грозивших бы всему миру. Удивляет, даже пугает, страшная податливость обычных россиян государственной пропаганде и ура-настроениям. Народ оказался не готовым к здравомыслию и рассудительности, к сомнению и критике, к вопросам и дискуссиям. Все охотно приняли официальную версию и ничтоже сумняшеся предоставили своему президенту мандат на полную свободу военных действий в отношении вчерашних «братских» народов.
Но даже это можно понять, привлекая аргументы семидесятилетнего советского коллективизма, векового крепостничества, доброго царя, сильной руки, опасностей латинства, мазепинщины и евроантантизма. Народ можно понять – темный. Можно понять и отсутствие институтов гражданского общества: его нет, а то, что было – пузыри и пена «котла Евразии», готовящего совсем другое, острое, огненное.
Нельзя понять иное. Есть же авторитетная Церковь. Почему она молчит? Почему патриарх Кирилл молчит о войне против Украины и при этом упрямо повторяет сакраментальные слова о святости и миролюбии Руси? Почему о грозящей катастрофе молчат протестанты и при этом подобострастно повторяют столь же сакраментальные слова о защите традиционных ценностей великим президентом?
Страх, немота, слепота, невежество и одержимость. Где же пророки? Почему не предвидели эту катастрофу, которая сегодня губит «братскую» Украину, а завтра погубит и Россию? «Кто роет яму, упадет в нее» (Притчи 26:27).
В Кремле – цари и вожди. В Церкви – политики и жрецы. Ни здесь, ни там – ни пророков, ни юродивых. А как хочется услышать здравые мысли, живой голос, слово надежды…
Вчера взял с полки религиозно-общественный журнал «Логос-Диалог» за 1995 год и наткнулся на статью Зои Крахмальниковой «В чем смысл нашей свободы?». Здесь нашел пророческие слова. Жаль, что их не услышали раньше. Жаль, что мы избиваем пророков, затем ставим им памятники, но так и не слышим, не читаем, не понимаем….
Почти двадцать лет назад, в декабре 1994 из-под руки Зои вышли слова, аукнувшиеся сегодня.
«Страшным губителем России становится нацизм, которому помогают пастыри Русской Православной Церкви (Московская патриархия), не отдавая себе отчета в том, что, благословляя «православных нацистов», они вдохновляют их на создание в России фашизма гитлеровского толка».
«Мы окажемся в плену, еще худшем, потому что во вчерашнем плену мы родились, а завтрашний плен станет плодом нашей "великой депрессии", связанной с нашей "великой безответственностью" перед собой, перед Богом, перед нашими детьми. Как же он будет называться, новый тоталитаризм, управляемый "сильной рукой"? Великой Русской Державой или "Союзом республик свободных", который уже во второй раз, но "навеки сплотила великая Русь"? Это не столь важно. Важно другое: это будет продолжением войны, - жестокой, беспощадной, вышедшей из-под контроля, как в бывшей Югославии. Это будет вызовом миру ядерной державы, в которой "сильная власть" будет больна безволием, бесчестием, безумием...».
«Когда корабль терпит бедствие, его нужно разгрузить, нужно выбросить вон все, без чего, казалось бы, дальнейшее существование невозможно, положившись только на Бога (Деян. 27:23)… Придется безжалостно выбрасывать за борт и «спасательные компромиссы», и убеждения, что политика не может быть «чистым», а только «грязным» делом, что этика и политика несовместимы и что «ради пользы дела» можно зарезать кого угодно и не защитить слабого»
«Вчера в России был мир. Такой мир бывает в ожидании войны…. Мы наращиваем арсеналы оружия, мы забиваем оружием трюмы нашего корабля, в нем вот-вот откроются неисцелимые пробоины. И тогда начнется Югославия…»

Дальше »

Идеи, структуры, движение: евангельские церкви, миссии и школы в поисках динамики

Идеи и структуры

Уже в конце советского периода, когда наметилось реальное расширение религиозной свободы, евангельские церкви стали обрастать собственной миссионерской и образовательной инфраструктурой. Начали сбываться давние мечты о свободе проповеди Евангелия и собственных богословских школах.
В 1989 году в Украине была создана первая национальная миссия – «Свет Евангелия», опиравшаяся изначально и исключительно на местные ресурсы (пожертвования верующих) и направленная на освоение новых миссионерских полей – Поволжья, Сибири, Дальнего Востока. Центральный офис миссии находился в Ровно, а отделения в Макеевке, Якутске, Казани. Помимо основания новых церквей, гуманитарных, издательских и просветительских проектов, миссия инициировала создание собственной миссионерской школы – Донецкого библейского колледжа, несколько позже названного Донецким христианским университетом. В конце 90-х годов миссия «Свет Евангелия» была преобразована в ассоциацию, на сегодняшний момент ее проекты и служения разрослись и стали полностью самостоятельными.
Годы активной миссии, миссионерского бума, стали временем максимального спроса на образование – богословское и миссионерское. Одна за другой возникали школы – стихийно, без продуманных планов и координации между собой.
В 1989 году в Одессе была открыта первая учебная программа, с которой берет свое начало Одесская богословская семинария. В 1990 году открывается институт “Логос”, ставший затем Санкт-Петербургским христианским университетом. В следующие два годы возникли Донецкий и Киевский христианский университеты. В 1993 году открылась Московская богословская семинария.
В 1993 году было инициировано создание ассоциации евангельских учебных заведений бывшего СССР, и в 1997, после консультаций и переговоров, появилась Евро-Азиатская аккредитационная ассоциация евангельских школ (ЕААА), объединившая на тот момент 37 организаций. На сегодня в ЕААА входят 55 учебных заведений различных евангельских церквей (24 школы ЕХБ, 21 – ХВЕ, 10 школ – иных евангельских деноминаций).
ЕААА смогла помочь новообразованным школам в доступе к ресурсам и партнерствам, а также в адаптации к единым образовательным стандартам. Лишь вместе христианские школы смогли сделать то, что ни одна из них не могла себе позволить, - издательскую серию богословских учебников, выпуск академического журнала «Богословские размышления», программы повышения квалификации для преподавателей и руководителей школ, интеграцию в международные структуры, поддержку финансовых заявок на гранты, консультативную помощь школам в кризисных ситуациях, аккредитационные визиты комиссий и независимых экспертов.
После 2011 года ЕААА изменила структуру своего управления, исполнительная дирекция работает в коллективном формате. Создан исследовательский центр, отдел развития образования и отдел аккредитации, каждый из которых получил своего руководителя. Вопросы аккредитации и общих академических стандартов теряют свою актуальность – упрощенные требования явно недостаточны для развития школ, а повышение стандартов окажется тяжелым бременем для слабых школ. Большинство учебных заведений не может себе позволить содержать хороший штат преподавателей и привлечь «качественных» студентов, поэтому требования аккредитационных комиссий сознательно занижаются. В этих условиях основной задачей для ЕААА становится координация исследовательских проектов и партнерств между школами, способствующих развитию их кадрового и научно-богословского потенциала.
Важным направлением работы ЕААА и других структур, объединяющих учебные заведения и христианские организации, станет посредничество между миссиями, школами и церквами, создание эффективного взаимодействия, результатом которого будет не только образование, но и преобразование; не только знания, но и лидеры, подготовленные и посвященные служению в церкви и обществе.
В то время как большинство миссий предпочитает более традиционный, «евангелизационный» формат работы (среди наиболее известных и успешных – Христианский центр «Возрождение» (отделение BGEA), «Свет на Востоке» (старейшая немецкая миссия для славян), Славянское евангельское общество (крупнейшая миссия, ориентированная на работу только с традиционными баптистскими союзами), Библейская миссия, Библейская лига, «От сердца к сердцу» и др.), возникает новый спрос на интегративные подходы к миссии, в которых важное место займут вопросы образования, культуры, мировоззрения, социальной ответственности, профессионального призвания. Подобные модели представлены в служении Содружества студентов-христиан (ССХ, евразийское отделение IFES), Ассоциации «Духовное возрождение» (Russian Ministries), Альянса профессиональных христианских организаций, Христианского научно-апологетического центра, Научно-библейского центра «Апологет», христианского центра РЕАЛИС и др.
Основной проблемой большинства христианских миссий и школ можно считать узкое понимание миссионерского призвание и христианского образования исходя из церковно-конфессиональных интересов. Церковь готова поддерживать школу либо миссию лишь тогда, когда считает ее своей, обладает правом собственности и не делит это право с другими. Большинство межцерковных проектов развивается слабо. У большинства церковных лидеров отсутствует понятие о Царства, символом и частью которого является поместная церковь, поэтому интересы поместной церкви не просто стоят на первом месте, но и закрывают все остальные –задачи христианского сообщества в целом, видение Божьего Царства, перспективу преображения общества, возможности межцерковного сотрудничества.
Еще одной проблемой христианских структур является их обусловленность временем, обстоятельствами эпохи, событием распада СССР. Школы и миссии создавались и развивались так, будто эпоха небывалых возможностей и религиозной эйфории будет длиться вечно. В основании структур уже были заложены их ограничения. Теперь, когда постсоветское общество, отношение государства, глобальные тенденции, церковная динамика, религиозные потребности, финансовые возможности, изменились до неузнаваемости, возникают сложные вопросы о том, как привести структуры, созданные в иную эпоху, в соответствие с требованиями нашего времени, и возможно ли их реформирование, перестройка и перенастройка. Как известно, один из уроков советской перестройки состоял в том, что некоторые структуры перестройке не подлежат.
Структуры и движение
Аналогия с «перестройкой» вовсе не случайна. Не только советское общество, но также советская и постсоветская церковь как часть этого общества, оказалась ограничена своей эпохой, опрокинута в прошлое.
Как известно, Советский Союз и советское общество переустроить не удалось, все советское было в принципе нереформируемым, потому что на первом месте стояла идеология, а не эффективность или хотя бы релевантность. Само общество было закрытым, самодостаточным, ориентированным на внутренние оценки и критерии. Более того, такое закрытое общество было цельным, гомогенным, литым. Легче было заменить его целиком, чем изменить отдельную деталь. К тому же свобода и творчество были ограничены тотальной государственной регламентацией. Структура сделала невозможным движение.
К большому сожалению, до сих пор постсоветское общество опирается на советские структуры (политические, экономические, образовательные, религиозные) и организовывается вокруг них. Несмотря на их крайне низкую эффективность, они остаются фактором стабильности, поскольку мало тех, кто видит возможность иного и еще меньше тех, кто способен взять ответственность за альтернативу.
Христианские церкви, миссии, учебные заведения, созданные в годы агонии СССР (1989-1991), стремительно теряют свою релевантность новым условиям общественной и церковной жизни.
Есть лишь один способ продлить жизнь организациям и проектам в условиях постоянных перемен – сделать их открытыми, восприимчивыми и податливыми к этим переменам, и тем самым превратить их в движение.
Движение предполагает постоянное строительство и постоянную перестройку; направленность к цели, а не поддержание имеющейся структуры; постоянную динамику, которая ценится выше стабильности; свободное творчество, которое важнее «порядка».
Стоит напомнить, что и различные евангельские церкви и независимые христианские организации – часть того, что местные историки и богословы именуют «евангельским движение» Евразии. И основным субъектом христианской истории региона являются не баптисты или пятидесятники, не отдельные миссии или школы, но «евангельское движение» в целом.
Но такое единство не исключает многообразия, даже требует его. Динамика движения возможно только при автономии частей, внутреннем творческом разнообразии. А еще – при открытости и высокой степени интегрированности в мировое евангельское движение и глобальные тренды. Например, такая интегрированность предполагает готовность богословских школ интегрироваться в общее образовательное пространство, отвечать высоким академическим стандартам, осваивать чужой опыт как свой собственный, найти и занять свое скромное место без лишних претензий, признать приоритет международных стандартов и правил. От церквей и миссий также ожидается мера субъектности – из пассивного получателя стать полноценным партнером для всех и донором для самых нуждающихся, развивать национальное богословие в международном и межцерковном диалоге, сочетать локальные и глобальные измерения миссиологии.
Примером подобного рода интеграции может служить ЕААА в ее нынешнем формате . Коллективная дирекция включает представителей пятидесятнической, баптистской и пресвитерианской церквей, которые служат сообществу богословских школ разных традиций и церковных союзов, предлагая не только объединяющие проекты и общие стандарты, но также общее видение и даже общее Исповедание веры.
Еще одним прецедентом можно считать «евангельское движение» и «Евангельские соборы», начавшиеся в Москве в 2010 году и охватившие самые разные протестантские сообщества России и Украины – лютеранские, пятидесятнические, харизматические, евангельско-баптистские. Более того, работа «соборов» соединяет не только группы верующих, но и сферы служения – богословскую, церковную, миссионерскую, собирая их в единую картину .

Дальше »

Постскриптум

P.S.

К постсоветской эпохе можно писать постскриптум. События киевского Майдана, а затем вооруженная интервенция России против Украины поставили точку в затянувшемся постсоветском транзите.
Возникает Евразия как новый проект России, Беларуси и среднеазиатских «станов». Здесь уже нет места атеизму, здесь имеет место причудливая смесь воинственного православия, ислама, славянского язычества. По старому признанию Владимира Путина, православию куда ближе ислам, чем западное христианство . Здесь умалчивается, что православие (мировое) не тождественно православию московскому (РПЦ); но если продолжить логику Путина, то можно сказать и так: православию московскому куда ближе ислам, чем православие Константинопольского или Антиохийского патриархатов. Т.е. Россия полагает себя центром правильной веры, противопоставляя себя не только католицизму и протестантизму, но и православному разнообразию. Вновь и вновь, как мантры, повторяются старые обольстительные слова из XVI века, сказанные московскому государю старцем Филофеем: «Два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не бывать… Един ты во всей поднебесной христианам царь».
Очарованая собственными же мифами об «особом пути», Россия выбрала путь изоляционизма и антивестернизма и пытается сделать все, чтобы на этот путь увлечь своих соседей, воссоздав разновидность евразийской империи.
К большому сожалению, миф об особом пути и антизападный рессентимент стали заразительными для постсоветских протестантов. Вместо трудной интеграции в мировое христианство, они часто выбирают более легкий путь оправдания собственной исключительности и претворения своих недостатков в достоинства: нет богословия – и не надо, нет христианских университетов – меньше умников и дискуссий, нет активной социальной позиции – зато и проблем с государством не будет.
В то же время нельзя говорить, что этот евразийский путь станет единственным. Происходит дифференциация внутри постсоветского мира, внутри общества и Церкви. Отдельные страны - Украина, Грузия, Молдова - выбирают европейский вектор развития. Но и внутри каждой страны, каждой нации, каждой Церкви происходит разделение. Одни делают выбор в пользу постсоветского транзита, а затем евразийского пути. Другие – в пользу европейского поворота, а затем постепенной интеграции в мировое сообщество.
Для евангельской Церкви, ее миссии и образования названные процессы имеют самые серьезные последствия. В евразийском мире евангельские протестанты маркируются как «иностранные агенты». «Америка», «НАТО», «глобализм», «демократия», «Европа», «Реформация», «протестантизм» ставятся в один ряд. Несмотря на все попытки понравиться власти и доказать ей свою лояльность, протестанты России и Средней Азии маргинализируются и государство, и обществом (что еще более значимо).
И здесь снова возникает знакомая для местных протестантов историческая развилка: или мыслить себя и свое будущее в контексте московского православия (и Евразии), или удерживать и развивать связь с наследием Реформации (и Европы). Пока очевидно, что первая связь сильнее второй. В пользу православия работают историческая память (более глубокая, чем «протестантская», уходяющая корнями в тысячелетнее православие и дальше – в славянское язычество), культурный контекст (язык, архетипы, модели мышления и поведения, ценности), политическая целесообразность (максимум лояльности, минимум отличий). В пользу западной традиции – богословские принципы (мало осознаваемые), образование (удел немногих), отношения с мировыми протестантскими структурами (в значительной мере формальные).
Довольно условно можно соотнести православно-евразийский выбор с Россией, а протестантско-европейский – с Украиной. Речь пока не идет о возвращении «русского протестантизма» в православие, в первом случае, или о безаговорочном отождествлении протестантов украинских с европейскими, во втором случае. Скорее, происходит определение вектора, выбор референтной культуры, с которой придется сверять свое развитие.
И здесь, на фоне цивилизационных, политических, религиозных процессов, резко усиливается роль образования. Оно становится уже не вспомогательным для Церкви и миссии, но направляющим. Образование преодолевает социальную маргинализацию и региональную изоляцию, служит каналом для обмена богословскими и миссиологическими идеями. Вот почему будущее и надежда связываются с восстановлением связи между Церковью, ее миссией и образованием.

Дальше »

Восточный фронт

(Для книги "Церковь на Майдане. - Киев: Книгоноша, 2014")

Киевский Майдан разбудил Восток. Все проснулись и нашли себя в дремучем «совке». Но одни ужаснулись и при свете Майдана нашли свою затерянную украинскость, другие еще более утвердились в своей советскости и антиукраинскости. Церкви растерялись.
Если Майдан был «революцией достоинства» и свободы, то Восток стал очагом контрреволюции «стабильности и порядка». Как обнаружилось, Восток Украины за все двадцать три года ее независимости оставался заповедником советизма, нетронутым и лишь слегка приукрашенным оазисом СССР. Это трудно назвать открытием, поражают разве что масштабы и глубина советского влияния. Куда большей неожиданностью стало то, что многие евангельские церкви выбрали сторону антимайдана, «власти», совка, прошлого.
Местные «богословы» поспешили напомнить, что «всякая власть от Бога», и «с мятежниками не сообщайся». «Христианские» блоггеры из Донецка начали защищать памятники Ленину от «националистов» и сетовать на разрушение советского культурного наследия. Лидеры церквей принялись рассуждать о том, что «коррупция не так уж и плоха, по крайней мере, известно, кому что дать и как решить вопросы, а победа бандеровцев может нарушить привычные схемы».
«Евромайданы» собирали десятки и сотни людей – благородных и бесстрашных, но к евангельской церкви отношения не имеющих. Были единицы активистов или тихих молитвенников, но церковные функционеры делали вид, что они «вне политики» и сохраняют «нейтралитет». Большинство христиан не боялись совка в церкви, сжились, свыклись с ним, а Майдана в церкви – испугались.
Уже после победы Майдана в Донецке по инициативе пастора Сергея Косяка возник христианский Майдан – Молитвенный марафон вокруг палатки на площади Конституции. Но даже в дни относительной безопасности он собирал считанные десятки патриотичных молитвенников. Тысячные донецкие церкви остались в стороне. Похожая ситуация наблюдалась в Харькове и Днепропетровске. В поддержку единой и демократичной Украины выступили молодые лидеры и молодые церкви – не связанные системой и опытом «сотрудничества», те, кому «нечего терять».
Большинство же христиан восточной Украины искренне надеялись, что «мятеж», «бунт», «восстание против законной власти» захлебнется. Отвыкшие от свободы крепостные Донбасса испугались бесстрашия и принципиальности, свободолюбия и солидарности. Майдан стал вызовом, принять который не хватало сил и мужества. Майдан указал не только на преступления Януковича и порочность системы, но также на испорченность, продажность, рабское сознание его избирателей, слуг системы. Как говорили еще в 2004 году, «Янукович – бандит, но наш». А теперь вот возник Майдан и «Украина после Майдана». Допустим, они хорошие, но не наши. Майдан не вписывается в старую систему мышления, ценностей, мировоззрения. Поэтому Майдан возненавидели.
Почему вдруг принялись защищать беркутовцев, хотя нигде нет такой ненависти к «ментам», как в Донбассе? Почему Януковича, преступления которого местные знают не понаслышке, до сих пор называют «нашим»? Почему лидеры донецких церквей уже в последние дни режима ходили к мэру с признанием своей полной лояльности? Потому что проснулось осознание: мы часть этой безбожной системы, надо или меняться (а это страшно и трудно) или доказать ей свою верность в надежде, что не тронут, что оставят тихий уголок. Стабильность уже построенного «совка» оказалась дороже лучшего будущего, за которое еще нужно было побороться. К тому же добавлялась неуверенность, что Майдан реально что-то изменит, что не последуют репрессии от власти за поддержку демократов.
Отношение к Майдану вскрыло неприятную правду о церкви, о ее реальном влиянии. Она верно служила людям, но не меняла их. Наркоманов лечили, бедным помогали, сирот усыновляли. А теперь бывшие клиенты реабилитационных центров воюют на стороне ДНР и угрожают пастору в лучшем случае «морду набить».
И все же, точка невозврата пройдена. Многие церкви захвачены сепаратистами, десятки евангельских лидеров пострадали, разрушены детские приюты и благотворительные центры. В условиях войны страх перед вызывающими переменами в стране и перед революцией в церкви отступил на второй план. Трагический опыт дал право и возможность сравнить Майдан и антимайдан, европейскую и евразийскую перспективы, лики «небесной сотни» и лица боевиков ДНР. Предстоит долгая и тяжелая борьба за то, чтобы церкви прошли через свой Майдан и стали по-настоящему украинскими, чтобы лидеры молитвенной палатки стали лидерами церквей, стали влиятельным меньшинством и повели за собой общины и общество. Но позиции уже обозначены и наступила ясность, призывающая к выбору и действию

Дальше »