Appropriate Missiology for postsoviet evangelicals

(Черновик статьи)
Писать объективно о миссиологии в постсоветских странах сегодня дело непопулярное. Церкви хотят слышать вдохновляющие слова о перспективах евангельского движения, о росте церкви, резонансных миссионерских проектах. Но серьезный исследователь, думающий не на злобу дня и выгоды ради, не может закрывать глаза на очевидный кризис миссии евангельских церквей. Причины нынешнего кризиса имеют и локальные корни, и глобальные связи, поэтому миссиологический дискурс должен учитывать историю, опыт, подходы, все то, что составляет наследие мирового христианства во всей его многомерности.

Представляется странным, что евангельские церкви и миссии бывшего СССР так и не сформировали свою миссиологическую парадигму. Обычно это объясняют тем, что за двадцать лет религиозной свободы просто не успели подготовить богословов и миссиологов, которые смогли бы не только приобрести практический опыт служения, но и обобщить его в оригинальных концепциях. Это объяснение можно принять, хотя двадцать лет – срок немалый, и пора бы уже показать хотя бы первые результаты, динамику развития.

Куда больше удивляет то, что многочисленные западные исследователи и миссионеры, прошедшие подготовку в семинариях, имевшие возможность работать в лучших христианских библиотеках, за 20 лет работы в бывшем СССР также не создали серьезных аналитических разработок. Исключение составляют интересные статьи Catherine Wanner , в которых поставлены важные вопросы о соотношении культурных и социальных реалий постсоветских стран, с одной стороны, и миссионерской активности церквей и международного христианского сотрудничества, с другой. Впрочем, оптимизм автора относительно роста евангельских церквей в бывшем СССР («Conversion to Evangelicalism») представляется малообоснованным, поскольку он основывается на переменчивых социально-политических конъюнктурных ситуациях (которые будут неизбежно меняться в пользу национальной православной церкви) и международных миссионерских инвестициях (они стремительно сокращаются) и мало учитывает внутрицерковные и богословские противоречия самих евангельских христиан.

Когда открываешь многочисленные международные журналы по миссии и миссиологии, не можешь сдержать вопроса: почему есть карибское, мадагаскарское, тайское богословия миссии, но нет славянского? Почему этот пробел не только не заполнен, но даже не замечен? Неужели это не важно для национальных церквей в бывшем СССР, не интересно для западных миссионеров, работающих там, и не озадачивает даже обычно внимательных профессиональных миссиологов из западных семинарий?

Речь идет не о миссиологии, которая движет национальными или западными миссионерами и соответствует их культуре и интересам, но о той миссиологии, которая отвечает нуждам и вопросам людей, стоящих за порогом церкви, тех людей, к которым обращена миссии. Конечно, эта миссиология не только современная и контекстуальная, но и библейская, ее с полным названием можно назвать appropriate Christianity, как это делает Charles Craft. По его мнению, «Appropriate Christianity will be a Christianity that is appropriate to the Scriptures, on the one hand, and appropriate to the people in a given cultural context, on the other» . Исходя из этого, Incarnation as a matrix for appropriate theologies сближает внутренний мир церкви и внешний мир культуры, преодолевая духовное и социальное отчуждение.
Appropriate Christianity – благая весть, выраженная для разных культур, народов, социальных групп, всегда специфических и требующих творческих подходов. Appropriate Christianity следует из appropriate Missiology, первое не может быть выражено релевантно и эффективно до тех пор, пока в благовествующей церкви не сформировано второе.

Нужно специально оговориться, что речь должна идти не просто о теологической доктрине для миссии, но о целостном христианском мировоззрении как оно выражается в культуре и социальной жизни окружающих людей, о том, что можно назвать comprehensive contextualization , т.е. о не примитивной, сложной, развитой, комплексной методике. Appropriate Missiology может стать основой для теории и практики comprehensive contextualization, благодаря которой общество узнает не только historical Christianity в музеях и архивах, но прежде всего встретится с Appropriate Christianity как с реальной возможностью чудесного преображения жизни.

Из каких источников может формироваться appropriate missiology как парадигма миссионерского служения в постсоветских странах? Таких источников, как минимум, четыре: библейское учение, богословие миссии, исторический опыт, особенности местной ситуации. Характеризуя эти источники, мы обратимся к наиболее актуальным концепциям ведущих миссиологов, которые обобщают библейские и современные approaches and patterns.

Право и обязанность, принципы и модели контекстуализации имеют библейские основания. Помимо многочисленных прямых указаний в тексте, сама структура, способ организации библейского текста поощряет его исследование, интерактивное прочтение, творческое применение для выполнения миссии. В Новом завете богословие миссии раскрывается не как система универсальных правил, но как творческий процесс воплощения вечных истин в мире относительных культурных и социальных форм. Миссиологи видят в этом поощрение своих поисков новых моделей, вдохновение для попыток сделать Евангелие актуальным: «New Testament writings do more than give us a finished theological product. They also model for us a process of doing theology in context, of engaging their cultures and offering their audiences a fresh and fitting articulation of the good news. The contemporary church must therefore be shaped not only by what the New Testament says (the message), but also by what it does (the process of doing theology)» .

Уже в апостольской церкви можно обнаружить patterns практически всех возможных миссионерских подходов. Roland Allen в своих классических трудах раскрыл современность методов апостола Павла и подчеркнул циклический характер миссиологического дискурса – обновления возможны через контекстуализацию, творческое применение изначально известных библейских методов, все новые обращения к ним изнутри современных ситуаций .

Изучение Нового завета дает основу, лишь ориентиры. Миссиология не строится на одних библейских цитатах и возникает лишь тогда, когда эти ориентиры соотносятся с окружающей нас ситуацией, когда мир Библии сталкивается с миром реальных современных людей. Об этом хорошо говорит Paul G. Giebert: «When we go out in missions, we find that just knowing the gospel in its original context is not enough. We must communicate that gospel to humans who live their everyday lives in worlds far different from our own» .

Современность, актуальность, практическая действенность Евангелия обещаны Богом и несомненны, но их реализация зависит от того, насколько серьезно миссионеры и миссиологи воспринимают human context. Очень часть на вопрос о видении и стратегии миссии лидеры евангельских церквей отвечают, что все это записано в Библии и помимо нее ничего не нужно. Это следует считать, по меньшей мере, упрощением. Если мы подходим к выполнению Великого поручения Христа со всей ответственностью, то стоит не только выучить его на память и пытаться что-нибудь делать, но использовать все данные Богом интеллектуальные, социальные, культурные, экономические возможности, чтобы всесторонне реализовать миссию церкви в мире, хорошо понимая и церковь, и мир.
Развитое богословие миссии раскрывает миссионерскую природу церкви и перспективы для служения каждого христианина как миссионера. Утрата миссионерского видения церкви приводит к тому, что Members Becoming nominal. Северная Америка, а тем более Европа, рассматриваются как mission field. Именно на этом фоне оживляется дискуссия о missional Church, мany pastors and churches concentrated on maintaining the faith of their active members and focus a whole generation of youth and young adults that was lost to the church .
Dan Kimball, один из лидеров Emerging Churches предсказывает скорый закат церквей, устроенных христианами как резервации для себя же: «It could be our destiny that in 30-40 years all of our recently constructed megachurch buildings which are now filled with people will end up as virtually empty tourist attractions» и посвящает свой бестселлер To Church leaders and Christians who have enough missional courage to do whatever it takes to escape the Christian subculture and be citizens of the kingdom rather than citizens of bubble (John 17:15) .

Исторический опыт миссии христианских церквей суммируется в феномене emerging world Christianity, где глобальные тенденции и локальные особенности неразрывно связаны.
История миссии имеет богатую библиографию, детальную периодизацию, подробные характеристики регионов и эпох, но реалии глобализма заставляют задумать о переходе мира в другое состояние (в котором история и география уже не играют большой роли) и новых радикальных вызовах для миссии, связанных с этим постисторическим modus vivendi.

В мире, где все смешалось, где границы стали прозрачными и все стало слишком близким, утратили свой смысл такие привычные понятия как миссионерское поле, каноническая территория, христианские страны, unreached countries и т.д.
Христиане и нехристиане оказались соседями и в этом тесном общежитии Mission больше не может рассматриваться как expansion, но скорее as a mediation. Конечно, всегда есть нужда в sending missionaries в страны, где христиане составляют меньшинство и нуждаются в поддержке, но заметим, что они составляют меньшинство и в традиционно христианских странах, так что скоро придется посылать миссионеров в Европу. Отвечая на вопрос, What is the shape of the new mission paradigm?, современные миссиологи говорят все меньше о pioneer missions и все больше о следующем шаге миссии: «A second part is that is growing number of missionaries are inbetweeners who stand between different worlds, seeking to build bridges of understanding, mediate relationships, and negotiate partnerships in ministry» . Согласно новой парадигме миссиологии, отвечающей на вызовы глобализации, миссионеры не воины и не продавцы своих идей, но cultural mediators - between the Gospel and the World, Churches and Church, Theology and Theologies, the Academy and the Mission Movement, changing world systems.

Итак, христиане оказываются в мультикультурном и полирелигиозном мире, а значит должны понимать относительный характер своих социальных форм и научиться подниматься выше их, т.к. Евангелие имеет универсальное, кросскультурное значение. В мире бесконечного религиозного многообразия христиане должны вновь осознать не только свою единственность, особенность перед лицом воинствующих нехристианских религий, но также свое межхристианское единство.

В глобальном мире впервые появилась возможность синтеза миссиологических подходов из опыта разных церквей, регионов и эпох. В частности сегодня речь идет об обобщении Catholic, Conciliar Protestant, Orthodox, Evangelical, Pentecostal traditions, из которых выделяются три основных миссиологических подхода: первый основывается на документах Vatican’s II’s AG and documents of Orthodox Churches (the church’s mission in the overflowing communion of the Trinitarian God), второй выражен в documents of WCC (focuses on liberating, patient and freedom-respecting work of establishing God’s reign); третий вдохновлен John Paul’s II’s encyclical RM and the documents of LCWE (emphasizes the centrality of Christ and the importance of sharing God’s truth with humankind); причем евангельские миссиологи говорят об общехристианской, неденоминационном значении этих моделей: «While we believe that all three approaches are valid, we also believe that only a synthesis of all three will provide the firmest foundation for the model of mission that we are proposing as the most adequate model for these first years of the twenty-first century: mission as prophetic dialogue» . Диалог предполагает отказ от собственной исключительности, изоляционизма, эгоцентричных интересов. Это новая возможность стать едиными в своем пророческом служении постхристианскому миру.

Региональные особенности миссии евангельских церквей в бывшем СССР остаются малоизученными как проблемы и неиспользованными как уникальные возможности.
Я вижу несколько ключевых моментов для формирования appropriate theology of mission для постсоветских стран.

Во-первых, понятие миссии предполагает контекстуализацию, адекватность библейским принципам и, одновременно с этим, релевантность культурной среде. Если церковь создает субкультуру и выделяет себя из контекста как закрытое сообщество, она неизбежно становится формальной, номинальной, institutional. Для евангельских церквей бывшего СССР миссия представляется как sending missionaries как можно дальше с целью Church expansion. Но такая миссия не встречает понимания и ответа в окружающем обществе. Необходимо осмыслить миссию не как специфическую деятельность отдельных людей, но как способ присутствия церкви в мире и участия в его судьбе (не только в его духовных вопросах, но и политических, культурных, экономических ситуациях), как призвание, которое каждый отдельный христианин может выполнить в своей сфере и в меру своих талантов. Актуальным заданием становится demarginalization церкви, ее возвращение в общество и проповедь Appropriate Christianity, а не своих узко конфессиональных учений, непонятных и неинтересных современникам. А для этого верность евангельским принципам должна быть дополнена глубоким пониманием современной культуры, изучением не только контекста Нового завета (для понимания Евангелия), но также контекста сего дня (для применения Евангелия).

Во-вторых, остается малоизученной и нереализованной возможность appropriate contextualization Евангелия в православной культуре. Евангельское течение внутри православия должна рассматриваться как одна из возможностей миссии, а не только как сугубо внутриконфессиональный процесс. Если большинство в стране – православные христиане, то мы должны подумать, как помочь им стать евангельскими православными, вместо того, чтобы доказывать нехристианскость православия и убеждать их стать евангельскими протестантами.
Первые шагом к такой миссии (межконфессиональной и даже внеконфессиональной) может стать доброе соседство , навыки которого крайне важны в многонациональной и многорелигиозной стране, когда объединяет территория и история, и при всей разности есть общие нужды и призвание заботиться о благе своего народа. Вторым шагом может стать поиск общего, евангельского основания для христианского единства, по отношению к которому конфессиональные особенности были бы вторичными. Ответственность за историческую судьбу своего народа, миссионерское призвание, искренность веры и верность служению могут объединять евангельских христиан и евангельских православных, т.е. тех представителей разных конфессий, для которых преданность Евангелию и Великому Поручению важнее преданности своей религиозной организации .

В-третьих, нам необходим христианский взгляд на историю наших стран, если угодно, христианская философия истории. Евангельское движения лишь часть этой истории, так же как и тысячелетнее православие – лишь часть, хотя и бОльшая, чем баптизм или пятидесятничество. То, что нужно христианам наших стран - исцеление памяти, собирание своей истории воедино из разорванных кусков. Православная церковь и евангельское движение конфронтируют как периоды и исторические линии, но в большем масштабе являются частью одной большой истории – истории церкви. Восстановить эту целостность – актуальная творческая задача для богословов и историков миссии. Применительно к африканской миссии об этой задаче авторитетно напоминал Andrew F. Walls, призывая миссионеров преодолеть историческую «амнезию» и честно ответить на вопросы: кто я для этого общества, каково мое отношение как местного современного христианина к прошлому этой страны, к дохристианским и разным историческим христианским традициям. Трудности с прошлым испытывали первые христиане применительно к греческой культуре или к иудейской традиции, изнутри этих ситуаций формировалась христианская инклюзивная идентичность: «The real test of theological authenticity is the capacity to incorporate the history of Israel and God’s people and to treat it as one’s own» . Cегодня эти проблемы могу быть хорошей проверкой нашей готовности реализовать на практике indigenizing principle, способность быть частью истории окружающего общества.
Это интересное задание не только для церкви в целом, но и для каждого христианина в отдельности – примирить в себе части прошлого, склеить из кусочков нечто целое. Четыре последних поколения моего рода были евангельскими христианами, но некоторые из них были до обращения коммунистами, а до 1917 г. – православными священниками. И это все части большого интертекста моей личной истории, к сожалению, разорванного на части обстоятельствами. Восстановить целостность этой истории – значит вернуть целостность и аутентичность себе как личности и своему служению в этом обществе.
Есть и еще одна задача – суммирование исторического опыта и соединение его с настоящим, проложить мост от прошлого к будущему, чтобы не застрять в нем и не топтаться на месте. Речь идет о приоритете современности перед прошлым, что в иудейской традиции было выражено в принципе «Галаха по последнему», т.e. наиболее актуальные подходы признаются не то что более правильными, но более предпочтительными, нежели уважаемые традиции, чья актуальность была несомненной в прошлом и чья неактуальность несомненна в настоящем. Эти принципы говорят о важности доверия молодому поколению миссионеров, которым надлежит заново сформулировать вечные истины в новом контексте. Ориентация на будущее поможет сохранить динамику миссиологического дискурса , расширяя горизонты служения, а внимание к современникам (живущим здесь и сейчас, а не во времена соборов или схоластики) покажет реальное соучастие церкви в жизни людей, а не ностальгию по собственным канонизированным традициям.
Таким образом, нам нужен исторический синтез опыта разных поколений, обобщение разных миссионерских парадигм, но при этом эта история должна служить современности, миссиология должна быть динамичной.

В-четвертых, важно увидеть свою миссию в более широком масштабе, преодолеть этноцентричный и узко конфессиональный взгляд на призвание поместных церквей. Нам нужна не только констекстуализация аутентичного Евангелия для людей местных культур, но также контекстуализация мирового опыта миссиологии для миссионеров из наших церквей. Мы не можем требовать от Бога специального откровения миссиологии для славянских церквей, отвергая уже открытые истины для миссионеров из других стран. Есть Божий промысел в том, что народы разным одарены, и нельзя считать чужим и ненужным Божий дар, открывшийся через другого. Если мы верим, что христианский Бог – господин всей истории, то должны видеть эту историю целостной и неделимой. Это должно стать вдохновляющим открытием для миссионерских церквей бывшего СССР – почувствовать себя частью всемирного христианства, найти свое особое место в общей истории церкви и миссии.

Таким образом, будущее миссии в странах бывшего СССР связано с формированием appropriate, indigenous, authentic, effective, comprehensive миссиологической парадигмы, которая основывается на библейских принципах, разворачивается в целостную теоретическую систему, обобщает исторический опыт церквей и различных богословских подходов, учитывает местный контекст и ориентировано на нужды и вопросы local communities. Каждое из этих условий представляется необходимым и, в то же время, остается малоосмысленным и невыполняемым в миссионерской практике традиционных евангельских церквей. Как оказалось, в эпоху свободы церковь не может выполнить свое миссионерское призвание, оставаясь маргинальной в обществе. Очевидно, что реализация новых миссионерских задач выпадает на долю нового поколения христианских лидеров, сформировавшихся после коллапса СССР, а потому открытых к переменам в церкви и движимых грандиозным видением евангельской реформации в своих странах, смотрящих дальше своего носа - за пределы церковных стен и конфессиональных интересов, в эпицентр общественной жизни и судьбы обычных людей; туда, где действует Бог и где можно стать соучастником Его миссии; туда, где appropriate missiology (for christians) воплощается в appropriate.Christianity (for nonchristians).

Bibliography and notes

Catherine Wanner. Missionaries of Faith and Culture: Evangelical Encounters in Ukraine // Slavic Review 63(4), 2004. – Pp. 732-755; Catherine Wanner. Missionaries and Pluralism: How the Law Changed the Religious Landscape in Ukraine // Contemporary Ukraine on the Cultural Map of Europe, Onyshkevych, Larissa and Maria G. Rewakowicz, eds. (Armonk, NY: M.E. Sharpe, 2009)
Appropriate Christianity / Ed. by Charles H. Craft. – Pasadena: William Carey Library, 2005. – Pp. 4-5. Крафт идет еще дальше и утверждает радикальный, нецерковный характер миссии, которая категорически избегает канонизированных форм и при выборе между своей традицией и интересами внецерковного сообщества всегда выбирает именно не-своих, non-Christians: «It would have been easier just to continue doing what is foreign, that is, remain non-incarnational. Ironically, long-practiced Western forms in mission-planted churches are usually not considered as foreign to local believers. This is because they were introduced from Europe and America when very little was understood about Incarnation as the way to evangelize. Held as sacred, churches feel these imported forms guard the church from syncretism and provide differentiation from non-Christians…Appropriate Christianity calls for courage to minister with innovations that risk misunderstanding even disapproval from those who are entrenched in older mission styles and methods. The Incarnation of Jesus was a radical, totally unconventional event; it did not connect with the long-held tradition of the Jews about how the Messiah would appear» (Ibid., pp. 518-519)

Scott Moreu предлагает это понятие для выражения целостности, сложности и содержательности миссии в конкретно-исторических условиях. Он говорит не только о библейских принципах, но и о междисциплинарном подходе к культуре: «While contextualization is anchored in the Bible, it brings to bear a number of disciplines, each of which has a distinct contribution to make. History, theology, anthropology, linguistics, communication, psychology, economics, politics… All can be invaluable in gaining a comprehensive view of local setting» (Scott Moreu. Contextualization That Is Comprehensive // Missiology: An International Review, Vol. XXXIV, no. 3, July 2006. – P. 326.). Для евангельских христиан в постсоветских странах подобный междисциплинарный синтез остается подозрительным философствованием, но очевидно, что без него наше понимание миссии (миссиология) и наше миссионерство будут оставаться узко религиозными, абстрактными, далекими от реалий жизни обычных людей.

Dean Flemming. Contextualization in the New Testament. Patterns for Theology and Mission. – Downers Growe: InterVarsity Press, 2005. - P. 296. Автор обращает внимание, что в тексте Нового завета творчески синтезировались духовные и обыденные истины, языки религии и культуры, что может быть примером для современных христиан, которые часто стремятся выглядеть традиционнее самих евангелистов и апостолов: «We have much learn from the ways that Matthew, Luke and Paul appropriated concepts and images from their world in order to shape their audiences. Some of their language was biblical and traditional, which they recast for new circumstances. Other images were creatively drawn from everyday realities in their cultural world. Both forms of appropriation are needed today» (Ibid., p. 298)


Roland Allen. Missionary methods: St. Paul’s or ours? – Grand Rapids: Eerdmans, 1962. Вот лишь наиболее интересные для современных церквей инновации апостола Павла, подмеченные автором. Во-первых, самоуправление поместной церкви, дающее ей право выбирать формы жизни и служения: «We are talking today of indigenous churches. St. Paul’s churches were indigenous churches in the proper sense of the word; and I believe that the secret of their foundation lay in his recognition of the church as a local church (as opposed to our “national churches”)» (Ibid., p. vii). Во-вторых, понимание церкви не как закрытой зоны комфорта или христианского клуба, но как стратегического плацдарма для преобразования всего общества: «We have often heard in modern days of concentrated missions at great centers… The seizing of strategic points implied a strategy. It is part of a plan of attack upon the whole country. His method of work was so designed that centres of intellectual and commercial activity became centres of Christianity activity» (Ibid., pp. 16-17). В-третьих, финансовая самодостаточность поместной церкви и ответственность каждого христианина за ее служение: «It is important that the missionary should educate the whole congregation in the principles of church finance because this is question which touches every member directly in a very obvious way. Control of finance is in their own hands» (Ibid., p. 154).


Paul G. Hiebert. The Gospel in human contexts. Anthropological explorations for contemporary missions. – Grand Rapids: Baker Academics, 2009. - P. 12.

Missional Church. A Vision for the Sending of the Church in North America / Ed. by Darrell L. Guder. – Grand Rapids: Eerdmans, 1998. – P. 59. Американские миссиологи видят в «Missional Church» альтернативу «institutional Church»: «The churches in both the United States and Canada have developed a type of functional Christendom in the form of churched culture… Therefore today we find churches seeking a public voice but finding that they are no longer taken seriously. Their voices in the United States has been marginalized into a highly personalized and privatized practice of faith, while their voices in Canada has been silenced through the declining participation or nominalization of membership within the institutional churches. These results are related to the fact that North American Christianity has evolved and been organized as denominations and paralocal organizations» (Ibid., p. 60).

Dan Kimball. They like Jesus but not the Church: insights from emerging generations. – Grand Rapids: Zondervan, 2007. – P. 16. В этой интересной книге прекрасно иллюстрируется пропасть между миром церкви и миром обычных людей и бросается вызов христианскому мужеству быть в мире: «You might feel safe in the church world you live in, but step outside into real world and things aren’t quite the same anymore» (Ibid., p. 15). При этом утверждается, что миссионеры должны не только изредка выходить в мире из церкви с целью военных походов, но полноценно жить в реальном мире, потому что именно там пребывает и действует Бог: «Being missional means that we understand we don’t “bring Jesus” to people but that we realize Jesus is active in culture and we join Him in what He is doing» (Ibid., p. 20).

Paul G. Hiebert. The Gospel in human contexts. Anthropological explorations for contemporary missions. – Grand Rapids: Baker Academics, 2009. – P. 179. Миссиолог дает объективную оценку прошлой парадигмы (впрочем, для постсоветских церквей она вовсе не прошлая, а пока главная), благодаря которой Евангелия распространилось по всем миру: «The modern mission paradigm, developed roughly between 1700 and 1970, was characterized by “going” from one place to another to spread the gospel. The organizing principle was geography. The flow was one way: from the West to the non-West: from the “civilized Christian world” to the “uncivilized pagan world”. God used the modern mission movement, with all its flaws and failures, to plant churches around the world» (Ibid., p. 177). Но сегодня религиозные особенности географических регионах стираются и вовсе не нужно никуда ехать, чтобы у себя в «христианской стране» встретиться с представителями нехристианских народов. Globalization interact сложным образом соединяются с regional and local systems, и есть смысл говорить не о глобальном или локальном, а glocal world , где вместо или всегда будет и (и христиане, и мусульмане, и даосы, и кришнаиты – все оказались рядом и все влияют на общество по-своему, так что проповедь исключительности («только мы и никто больше») становится не только невозможной, но и опасной).

Stephen B. Bevans, Roger P. Schroeder. Constants in context. A Theology of Mission for Today. – New-York: Orbis Books, 2004. – P. 283-284. Автор призывает пересмотреть традиционные взгляды на миссию, которые не были ошибочными, но были односторонними: «No longer can we conceive of mission in terms of church expansion or the salvation of souls; no longer can we conceive of mission as supporting the outreach of colonial powers; no longer can we understand missionary activity as providing the blessings of Western civilization to “underdeveloped” or “developing” peoples and cultures… Mission is dialogue. It takes people where they are; it is open to their traditions and culture and experience; it recognizes the validity of their own religious existence and the integrity of their own religious ends. But it is prophetic dialogue because it calls people beyond; in calls people ti conversion; it calls people to deeper and fuller truth that can only be found in communion with dialogue’s Trinitarian ground» (Ibid., pp. 284-285). В диалоге нет места высокомерию и дискриминации, поскольку действует презумпция уважения и общечеловеческого равенства. В диалоге позиции уточняются и дополняются, здесь место многообразию и единству в их живой диалектике. Но особенность prophetic dialogue состоит в его миссионерской направленности, в том, что он не может быть дискуссией между человеческими традициями, но возвещает универсальное Евангелие, выраженное в разных формах в ответ на поиски и вопросы.

Мы используем это сильное слово «должна» (а не «может»), чтобы подчеркнуть крайнюю важность этого условия (двойной верности) для подлинности и эффективности, библейской аутентичности и культурной релевантности. Нельзя добиться успеха в одной из двух задач, только в двух одновременно. Об этом лаконично говорит David J. Hesselgrave: «Christian contextualization that is both authentic and effective is based on careful attention to both the biblical text and respondent cultures» (David J. Hesselgrave. Contextualization that Authentic and Relevant // International Journal of Frontier Missions. – Vol. 12, 3. – 1995. - P. 119).

Интересную концепцию добрососедства («Mateship») предлагает для миссионеров Австралии профессор Robert L. Gallagher. Он начинает с констатации безуспешности импортных подходов: «The Church presented Christianity in a form inappropriate for the Australian worldview» (Robert L. Gallagher. “Me and God, We’d Be Mates” Toward an Aussie Contextualized Gospel // International Bulletin of Missionary Research. – Vol. 30, No. 3, July 2006. - P. 130) и призывает к построению мостов между church and communities для совместной работы над культурной и религиозной идентичностью общества: «The churches should join with the Australian people and help to shape their cultural distinctivness. They must work together to produce an authentic Christianity genuine to Australia» (Ibid.)

Такие прецеденты в истории России и других православных стран хорошо известны и описаны. Однако концептуальные тезисы, выводы и рекомендации предлагаются в основном западными авторами, которые, в отличие от национальных, видят в этом не столько межконфессиональные проблемы, сколько общие перспективы евангельского христианства. См. John B. Toews. Revival and Mission in Early Communist Russia (1917-1927) // Direction. – Fall 2002. – Vol. 31. No. 2. – Pp. 206-19; Herb and Maureen Klassen. An Evangelical in the Russian Orthodox Church: Fr. Alexander Men (1935-1990) // Direction. – Spring 1997. – Vol. 26. No. 1. – Pp. 30-42.

Andrew F. Walls. The Gospel as Prisoner and Liberator of Culture // Landmark Essays in Mission and World Christianity / Robert L. Gallagher and Paul Hertig, editors. – New-York: Orbis Book. – 2009. – P. 145.

Динамичность, постоянное развитие, открытость к новому опыту – необходимые условия comprehensive contextualization, подчеркивает процитированный выше Scott Moreu: «In times of radical cultural change (urbanization, acculturation, globalization) the process of conteztualizing the faith will be a never-ending one, offering rich opportunity for the people of God to be rethinking and living out their faith in light of the ways Scripture challenges them and their societies as they change» (Scott Moreu. Contextualization That Is Comprehensive // Missiology: An International Review, Vol. XXXIV, no. 3, July 2006. – P. 326.).