Стадо баранов и молчание ягнят

Агрессия России против Украины поставила между братьями сложные вопросы о правде, свободе, достоинстве. Вопросы не новые, вечные. Но сегодня их приходится решать без отсылок на прошлое. Лишь глядя в глаза друг другу. И помня о Божьем суде.
Один из таких вопросов – почему даже нормальные и порядочные из наших российских братьев поддерживают эту позорную войну своим молчанием, своей пассивностью? Почему не поднимают глаз? Почему отрекаются, предают? Почему вместо покаяния ищут оправдания своему поведению?
Одно из объяснений – массовое обольщение. Они превратно понимают происходящее. Они просто не понимают нас. Безусловно, это имеет место. Непрестанная промывка мозгов, национальная мания исключительности, атмосфера ксенофобии очень даже этому способствовали. Видение мира искажено, понимание отсутствует. Таких людей можно назвать несчастными. Хотя это не снимает с них ответственность за то, что они позволили сделать с собой.
Сегодня такую массу бездумных и безвольных людей ведут на войну против соседей. Завтра поведут на убой в свои же гулаги. И люди будут молчать. О таких массах говорят: стадо баранов.
Есть еще одно объяснение – страх. Постсоветский человек носит на спине свою советскость, тень от него неотделима, как и страх и неизбежность возвращения назад.
Когда люди почувствовали, что возвращаются те самые времена и нравы, «где так вольно дышит человек», они замолчали, чтобы не выделяться, не привлекать внимания, не погибнуть раньше срока.
Нынешнее молчание вчера еще вроде свободных и здравых людей поясняется подсознательным страхом, что за свободолюбие и здравомыслие можно поплатиться.
Этот страх связан еще с одним чувством, которое даже страха сильнее – чувством обреченности. Люди соглашаются с волею тех, кто им приготовил убой. Не с тем соглашаются, что воля эта добрая и разумная. А с тем, что она сильная и непреодолимая. Молчание обреченных - молчание ягнят. Ничего человеческого в этой обреченности нет, как и в стаде бездумных баранов.
В онемении от отупения и в молчании от обреченности свершается расчеловечивание. Лишь в усилии понимания, дерзновенно свободном поступке, живом голосе правды человек становится снова собой. Но, Боже мой, как все это трудно: узки врата в жизнь и немногие идут ими, зато широки врата и пространен путь в погибель. И мучительно-безответным кажется вопрос, заданный Христу испуганной кучкой учеников: «Кто же может спастись?». И немногие готовы услышать в ответ: «Человекам невозможно. Богу же все возможно». И лишь некоторые наконец открывают, что вера сильнее страха и лжи.