Мы живем в очень ответственный момент истории, когда западная цивилизация достигла столь высокого уровня культурного разнообразия и социальной сложности, что простые решения (да и сами схемы мышления), приемлемые в предыдущие эпохи, становятся не только устаревшими, но и опасными. На мой взгляд, взросление человека и человечества должно проявляться в критическом восприятии простого и очевидного, в сознательном отказе от простой перспективы, связанной с эго- и этноцентризмом. Даже если проект мультикультурализма потерпел «полный крах»[1], мы не можем отказаться от национального и культурного разнообразия просто потому что «это не работает» или слишком сложно, чтобы быть управляемым. Я думаю, что наряду с divine simplicityв космологии и онтологии, нам пора заговорить о divine complexity или divine diversity в социальной теологии. И поэтому мне очень нравится совмещать трудносовместимое – метаисторическую библейско-богословскую перспективу, плюрализм современной Европы и притязания отдельных наций с их особой историей. Лишь вместе они могут сочетаться мирным и перспективным образом.
«Плюралистическая Европа» – для многих постсоветских людей это звучит почти как ругательство. Плюрализм представляется признаком слабости, упадка, разложения, «загнивания». В то же время лично мне трудно представить Европу иной, неплюралистической. По меньшей мере до тех пор, пока она будет оставаться свободной и будет дорожить своим антично-христианским наследием. Именно поэтому московский философ Анатолий Ахутин, перебравшийся из России в Украину (он сам говорил о бегстве от «духоты» и «ненависти»), говорит о Европе как о форуме мира. «Это культура, культивирующая общение культур… Бытие самой европейской культуры происходит – или еще только может произойти, - в событии встречи, когда эти миры выходят из своих внутренний территорий, из своей самобытной идентичности и озадачиваются друг другом. Бытие европейской культур это бытие границ, концов и начал, - пустое место встреч – агора, форум, площадь, майдан – где мира-смыслы перед лицом друг-друга замечают пределы (определенность) своего мира».
Россиянин Ахутин «пережил» Европу на киевском Майдане, встретил ее и остался с ней, остался жить в Украине. И эта встреча представляется мне далеко не случайной. Майдан выразил те европейские ценности, которые призабыты в самой Европе – ценности солидарности, любящей жертвы, национального своеобразия, гражданского мужества. Это отмечали не только участники, но и аналитики революции на Майдане (2013-2014 гг.), начавшейся как «евромайдан» (т.е. протест сторонников сближения Украины с Европой против демонстративного разворота бывшего президента Виктора Януковича в сторону имперской России).
Для меня, как для участника тех событий, «плюралистическая Европа» видится не просто сущим, но и должным; не тем, что есть и будет «само собой», но тем, что требует нашего постоянного участия – как мыслителей, граждан, христиан. «Плюралистическая Европа» существует лишь в нашей активности.
Второе ключевое слово в названии темы вызывает еще более сильную реакцию – слово нация. Здесь мы сразу же, по умолчанию, по каким-то и кем-то установленным в нас настройкам, думаем о национализме, думаем плохо, как о той идейной позиции, которая придает моей нации особенный, исключительный смысл. На мой взгляд, эти скрытые настройки антинационализма можно и нужно оспорить. Мы не должны бояться этого слова, но не должны фетишизировать его. Более того, мы должны различать его виды. Стоит прислушаться к напоминанию Евы Томпсон, что критика национализма слабых – лишь прикрытие для национализма сильных.
Национальные различия – это факт, неоспоримый и неустранимый без насилия. Те, кто ценят эти различия и любят свои (и не только свои, но свои в первую очередь) нации в их различности, не заслуживают осуждения.
Нас должно беспокоить другое – попытки уничтожить различия, принося их (людей и их культуры) в жертву имперским проектам. Я уверен, что Бог не любит империи. Ведь в них один народ диктует свою волю всем прочим. В Божьем же плане каждый народ имеет свое особое значение.
Иногда мы слышим аргумент: империи объединяют, нации разделяют, следовательно, в интересах общего глобального порядка, «мира и безопасности», стоит сделать ставку на империи или даже одну империю-империй. Но, во-первых, насильственное объединение не может быть моральным аргументом; во-вторых, объединяют не только империи; в-третьих, почти каждый имперский проект несет в себе богоборческий мотив конкуренции с Царством Божьим. Иногда разделенность спасает от больших искушений.
Констатируя тот очевидный факт, что мир разделен - на семьи, племена, народы и нации, мы должны обратить внимание и на то, что этот же мир объединен – посредством тех же образований. Нужно отметить, что нации – довольно поздний продукт исторического развития, в ходе которого люди учатся преодолевать старые разделения и объединяться в новые общности. Как правило, они соединяют в себе, в своем имени множество различий – языковых, этнических, региональных, культурных. Т.е. нация – не атом, не неделимое целое. Нация – политическое образование. И если нация начинается с поиска общего основания и примирения различий, то мы можем этот же импульс продлить, распространить за ее собственные пределы – на отношения межнациональные. Но эти процессы должны быть органическими – без «принуждения к миру» и «дружбе народов».
События в бывшем СССР показывают, что национальный вопрос снова становится горячим. Мы слишком рано посчитали его устаревшим. В то же время его нельзя рассматривать в парадигме позапрошлого века, когда связь национальности-государственности-религии была необходимой и жесткой.
Сегодня национальный вопрос нужно рассматривать в контексте продолжающейся глобализации и региональных интеграций. Т.е. национализм никак не означает изоляционизма и враждебности. Напротив, он позволяет глобальным и региональным общностям играть разными цветами и говорить многими языками.
У каждой нации есть свое особенное место в глобальной Божьей семье. Почему же на карте постсоветского пространства так много белых пятен и серых зон, кровоточащих ран и молчаливых народов? Что препятствует раскрасить карту Восточной Европы? Что мешает каждому народу обрести свой особенный голос и присоединиться к хору наций?
Советский опыт учит нас, что национализм может быть здоровой силой, но лишь в глобальной перспективе. Все попытки ограничить число родных народов и противопоставить их другим заканчиваются войной. В СССР эксплуатировался миф о трех братских народах – русском, белорусском и украинском (малороссийском). Но это не более чем пропагандистский трюк. Все народы братские, и в них нет старших и младших.
Итак, мы обязаны принимать в расчет сложившийся плюрализм, в котором должно быть уважение к особенностям, но в основании которого должны лежать некие универсальные принципы. Только тогда особенности будут сочетаться мирным образом.
[1]Это заявление Ангелы Меркель, сделанное в 2010 году, не помешало ей в 2015 году открыть границы Германии для беженцев и принять рекордное число жертв сирийского кризиса. И это лишь один из многих примеров того, как сильные моральные убеждения (хочется добавить – и богословские принципы) превосходят узко понятые национальные интересы или элементарный политический прагматизм.
Комментариев нет
Отправить комментарий