Постсоветское пространство остается сильно, почти односторонне зависимым от происходящего в России. Прошлый год стал успешным для путинской дипломатии. Россия смогла вернуть влияние в Украине, Армении, Кыргызстане, которым сейчас активно навязывается более активная форма экономического и военного сотрудничества. В Беларуссии и Казахстане, которые уже являеются членами Таможенного Союза, след Путина проявился в ужесточении политических и религиозных репрессий. Зависимость от российских угледовородов и кредитов непременно проявляется и в копировании религиозной политики. То, что Патрик Бьюкеннен опрометчиво назвал «консерватизмом» Путина, защитой «традиционных ценностей», является лишь способом легитимации российской имперской политики в отношении сопредельных территорий и репрессивной политики в отношении нетитульных или нонконформистских религиозных групп.
В самой России проявления гражданской и религиозной свободы жестко ограничиваются из соображений государственной безопасности. Жестоко разгоняются митинги в память об узниках Болотной, народные сходы против преступности и бездеятельности власти, и даже собрание сочувствующих после терактов в Волгограде. Приняты беспредецентные меры предосторожности и ограничения свобод накануне Олимпиады в Сочи. При этом сделаны символические уступки международному сообществу – в декабре 2013 года вышли на свободу жертвы политических репрессий: Михаил Ходорковский и участницы группы PussyRiot– Надежда Толоконникова и Мария Алёхина.Все они по оценке Amnesty International ранее были признаны узниками совести.
Характерно, что жесткую позицию Кремля в отношении узников совести полностью разделяет Русская Православная Церковь. И это можно объяснять привычными для нее «симфоническими» отношениями с государством. Что сложнее объяснить – симпатии в российском обществе и христианском сообществе к жесткой политике Кремля, спрос на «сильную руку», антизападнические настроения, правовой нигилизм, антидемократическую моду.Отчасти это можно объяснить страхом, отчасти недостатком информации, отчасти религиозными традициями.
Страх вынуждает людей избегать опасных тем, прятать голову в песок, фокусироваться на простейших личных интересах. В обществе страха верующие не говорят о социальной ответственности, справедливости, правде, свободе, солидарности, преобразовании общества. Предпочитают говорить о предельно далеком и абстрактном – о душе и вечности.
Недостаток информации оправдывает пассивность и конформизм. Результатом агрессийной государственной пропаганды и ограничений независимых СМИ стала монополизация информационного пространства. Это коснулось и религиозных организаций, их официальных позиций и информационной политики. Как говорит русская народная мудрость, «Меньше знаешь, крепче спишь». В условиях, когда знание становится опасным, предпочитают не знать, а если знать, то не говорить, если же говорить, то лишь самыми общими фразами.
Но и сами постсоветские религиозные традиции ограничивают гражданскую и даже собственно религиозную активность – там, где она выходит в общественное измерение и затрагивает больные вопросы. В местных традициях принято терпеть и молчать, идти на любые компромиссы, лишь бы сохранить Церковь. Поэтому даже евангельские Церкви, наиболее пострадавшие от сталинских репрессий, посылали Сталину поздравительные телеграммы как «великому другу всех верующих», а их лидеры уверяли Запад, что «в СССР нет ни одного узника совести». Поэтому Русская Православная Церковь, почти полностью уничтоженная Сталиным в 20-30-е годы, издает к 2014 году подобострастный календарь «Сталин» (в издательстве «Достоинство» Свято-Троицкой Сергиевой Лавры). Поэтому лидеры протестантских союзов России в том же сталинском духе говорят о происках Запада на украинском Майдане, повторяют мифы о братских славянских народах и старшем русском брате, и душат в этих братских объятиях соседние республики.
Какие уроки прошлого года стоит извлечь, чтобы наше отношение к происходящему в постсоветском мире было более объективным и участливо-деятельным?
Основной проблемой для обеспечения гражданских и религиозных свобод становится не чрезмерно активное вмешательство государства, но пассивное состояние общества и безучастие религиозных организаций. Как говорят осторожные украинцы, «Моя хата с краю».
Противостать государству в отстаивании своих законных прав и свобод может лишь сильное общество. Как разбудить и усилить общество при отсутствии гражданских институтов? Кто это может сделать, кто способен выступить с вдохновляющей и преобразующей инициативой? В условиях слабого гражданского общества наиболее действенными его участниками могут быть именно религиозные организации. Поэтому ключи к трансформации общества лежат в руках Церкви. В свою очередь преобразование Церкви, критический самоанализ, переоценка, обновление ее традиций возможны только в диалоге традиций, в тесном взаимодействии национальных церквей и мирового христианского сообщества, через международные партнерства и сетевые связи экспертов, через образовательные, информационные, социальные проекты, направленные на формирование нового поколения лидеров для Церкви и общества.
Итак, в постсоветском обществе путь к трансформации общества лежит через реформацию Церкви. Что может трансформировать Церковь? Обучение новых лидеров, межцерковные партнерства, нформационная подотчетность СМИ и обществу, активность независимых экспертов, качественная аналитика тенденций в отношениях Церкви, общества и государства; международная поддержка прогрессивных инициатив; широкое движение христиан-мирян, распространяющее пределы миссии в профессиональных сферах.
В то же время именно сейчас, наметились наиболее тревожные тенденции в социально-богословских позициях постсоветских Церквей: ностальгия Церкви по советской стабильности; демонизация Европы и антиамериканизм; разочарование в христианских возможностях общественных преобразований; недоверие к молодым поколениям, сохранение ключевых позиций за лидерами советской эпохи; тихая политизация Церкви («молчание – знак согласия»).
Эти негативные тенденции вряд ли обратимы в краткосрочной перспективе. Надежда связана с новыми христианскими поколениями, выросшими после СССР. Как говорил Томас Кун по поводу научных парадигм, чаще всего сторонники новой парадигмы побеждают не потому что переубеждают, а потому что представители старой парадигмы вымирают. Наиболее позитивным знаком нового времени, новой (пост)постсоветской эпохи считаю украинский Майдан – как проявление гражданского общества, как мирную форму протеста против коррумпированной власти, как манифестацию свободы. Основой протестного движения стали студенты – поколение будущего. Они и приняли на себя основной удар полиции в ночь жестокого разгона 30 ноября. Второй опорной силой стали журналисты, пятая и единственная пока еще независимая власть в стране. Третьей силой стали Церкви. Именно Церкви открыли двери студентам, за которыми охотились специальные подразделения полиции, и защищали их. Ночью 11 декабря внутренние войска и специальные подразделения «Беркут» начали второе наступление на Майдан, и Церкви ударили в колокола, созывая людей на помощь. Подобное происходило 800 лет назад, когда войска монгольского хана Батыя штурмовали Киев. Тогда последние защитники укрылись в Десятинной Церкви. Сегодня последним прибежищем свободы и оплотом гражданского общества стала Церковь. Можно сожалеть о том, что за двадцать лет свободы другие институты гражданского общества так и не сформировались. Но лучше поддержать то, что есть. Церковь, студенты и журналисты – достойная триада, которой принадлежит будущее постсоветских стран. Колокола Церкви зовут людей защищать свою свободу и быть достойными ее. Экстремальная социальная ситуация возвращает Церкви главную роль в развитии гражданского общества постсоветских стран. Украинский Майдан стал последним важным событием уходящего года, и есть надежда, что 2014 год пройдет под знаком этой мирной революции достоинства.
Не стоит забывать о том, что приближается 2017 год – столетие кровавой российской революции и пятисотлетие Реформации Лютера. События могут пойти или по пути революции, или по пути Реформации. Без Реформации Церкви и ее активных социальных инициатив общество пойдет по пути эскалации насилия, ограничения свободы и государственного диктата. Церковь может оказаться либо объектом революции, либо субъектом Реформации. Так что в постсоветской истории судьба Церкви и судьба народа по-прежнему неразрывно связаны, поэтому социальные инициативы Церкви оказываются критически важными для жизни государства и общества.
Комментариев нет
Отправить комментарий