Тезисы к публичной лекции "Христианское богословие и вызовы постмодернизма" (Харьковский национальный университет имени В.Н. Каразина, 27 сентября 2014)
Давайте посмотрим, в чем может состоять такая самокритичная богословская работа, что она может дать для понимания и преодоления постмодернистких соблазнов, наконец, что она может дать для самого богословия. В качестве собеседников я выбираю трех известных западных богословов, представляющих три основные конфессии – католика Антона Хаутепена, православного Дэвида Бентли Харта и протестанта Джеймса Смита. Все они могут считаться частью широкого идейного движения «радикальной ортодоксии» - постмодернистского богословия, оспаривающего первенство философии.
Первым условием продуктивной богословской рефлексии стоит считать серьезное и при этом спокойное принятие постмодернистских тезисов и вопросов. Многие из нас очарованы постмодернизмом, который разрешает все, в том числе религию (мы склонны думать, что религию – в первую очередь, и при этом склонны забывать, что религию – наряду со всем прочим, что ее приземляет, умаляет и девальвирует). Кажется, что «вновь освободилось место для Бога и религии», «Однако все не так просто, потому что вера в Бога без ссылки на историю и представления о человеке, к которому лично обращается сам Бог, в рамках иудео-христианской традиции несостоятельна. А также потому, что постмодернистская философия ничуть не менее принципиально агностична, чем модернистская традиция, которую она деконструирует: еще недавно исходным пунктом постмодернизма, не подлежавшим сомнению, была позиция «Бог умер». Лишь в последнее время постмодернистская философская мысль осмеливается вновь обратиться к теме религии. Однако следует поразмыслить над тем, сможет ли вопрос о Боге в рамках этой традиции стать открыты вопросом», - отрезвляет нас Антон Хаутепен. (23)
Никто не вправе быть уверенным в своем знании и стремлении к объективности. Хаутепен называет культуру постмодерна «культурой агнозиса»: «Это форма жизни, в которой Богу уготовано забвение, когда мы уже не помним его. Начавшись с нежелания более знать о Боге и минуя состояние смутной толератности, позволяющей другим оперировать понятием «Бог», она может привести к полному отсутствию всякого вопроса о Боге. В любом случае для агнозиса характерна установка: Бог больше не нужен» (15). Современный агнозис – всепроникающий и многоуровневый, «Есть тривиальный агнозис, который был всегда и который рассматривает жизнь с позиции удовольствия и пользы (Фуко). Наряду с ним существует и злопамятный агнозис, который заключается в отречении от образов Бога, отравлявших жизнь людям, особенно тех, что рождены religion de la peur (Делюмо), связавших Бога с западной культурой вины и стыда. Есть и философский, эпистемологический агнозис, рассматривающий идею Бога как неприемлемое, избыточное и потому иррациональное дополнение к реальности» (21).
Так не только знание, но и сам вопрос о Боге – как вопрос серьезный, фундаментальный, больной, проклятый, вечный, личный экзистенциальный, - оказывается под вопросом.
Отношение богословия к постмодернистским провокациям можно выразить следующими парами: проклятие самоуверенного разума – благословение разума верующего, отрицание объективного знания – знание из откровения, законы рынка – феноменология дара, логика детерминации – логика воплощения, герменевтика подозрения – герменевтика доверия, смерть субъекта – чудо воскресения, закат метанарраций – восстановление догматики, тотальность власти и насилия – религия без насилия, сила убеждения – красота истины, смерть традиции – возвращение традиции, растворение индивидуальности – общинная жизнь, расцерковление – восстановление «кафоличности» и т.п.
Вторая часть этой пары всегда следует из первой, но преодолевает, превосходит, преображает ее. Каждый философский вызов постмодернизма воскрешает к жизни уже известный богословский ответ, возможно, забытый самими богословами, но точно наличествующий внутри церковной традиции. Будут новые слова, новые акценты, но при всей этой новизне ответа будет и верность непреложной истине, продолжение древней традиции.
Как уверяет Джеймс Смит, постмодернизм может быть принят как катализатор внутренних процессов в богословии и Церкви, а именно – возрождения додекартовской самостоятельности богословия как веры Церкви и как целостной научной парадигмы. После того, как постмодернизм разрушил самоуверенность сциентистов, богословы должны преодолеть робость и отвергнуть требования «релевантности». По Смиту, «Никакой научный дискурс не раскрывает нам факты реальности, которым богословие должно подчиниться, наоборот, каждый дискурс в некотором смысле религиозен. Игровое поле выровнено. Богословие наиболее последовательно постмодернистское, когда оно отвергает неактивное коллеляционное ложное смирение и вместо этого говорит неапологетично с позиции превосходства христианского откровения и церковного конфессионального языка» (С. 172).
Иными словами, богословие вполне может позволить себе быть постмодернистским, и это предполагает не только слабую версию вторичности, приспособления, соответствия, но и сильную версию первичности, доминирования, экслюзивизма. «Щедрая ортодоксия» МакЛарена и «смиренная герменевтика» Капуто не устраивают наших собеседников своей невоинственностью, уступчивостью, скромностью притязаний.
«Радикальные ортодоксы» больше не озабочены доказательством своей относительной правоты, т.е. своей более выигрышной позиции относительно господствующих философских гипотез. Как говорит Харт, «Христианское богословие не опирается на миф о беспристрастной рациональности: у церкви нет более убедительных аргументов для своей веры, чем образ Христа» (С. 5). И уже не логические построения, а «Прекрасное, вероятно, может стать посредником для христианской истины без малейшей тени насилия» (С. 6).
Возвращение прекрасного не означает возвращения к наивной «естественной теологии». Прекрасное – это не красота мира или человека самих по себе (в значительной степени утративших первозданную образность, соответствие образу Божьему), но красота воплощения. Если в постмодернизме мы видим «бесплотное отвержение времени, истории и традиции» (С. 179), то «Воплощение – это повторное подтверждение благости, времени и пространства» (С. 178). Это хороший способ говорить о мире и человеке в их соотнесенности с Богом, создавшим нас, воплотившимся и ставшим одним из нас. Воплощение и Воскресение – юродство для философов, но основа основ для богословов, на которой возможен серьезный и отнюдь не безнадежный разговор о смерти и воскресении субъекта, о реальности зла и «оправдании Бога», об апокалипсисе смысла и новом эоне, о крушении философских идолов и дерзновенном осмыслении христианской веры.
Мои собеседники едины в том, что богословие должно занять сильную позицию в отношении вызовов постмодернизма – не приспособляться к его требованиями, но выдвигать собственную программу, без ложного смирения и оглядок на дух времени. Они согласны только на такую версию постмодернистского богословия, которая воспользуется неуверенностью науки и философии, чтобы выдвинуть свою собственную картину миру, свои объяснительные схемы и методы.
Как заявляет Дэвид Харт, «Постмодерн указывает на утреннее изумление, следующее за ночным забвением: Запад наконец-то пробуждается от кошмара философии, изгоняя даже последние призраки просветительского разума, дабы радостно открыть несводимо эстетический характер и окончательную безосновность «истины» (С. 7).
После постмодернистских искушений-испытаний богословие возвращается к своему личностному основанию – богочеловеку Христу, красоте Его образа, убедительности Его истории, свету Его откровения. Это то, чего избегали модернисты. Это то, в поисках чего блуждают на полпути философы эпохи постмодерна. Это то, что богословие может дать философии – если не как ответ, то как открытый вопрос, приглашающий и обнадеживающий.
Литература
Смит Дж. Церковь и постмодернизм. Как найти место в Церкви Лиотару, Фуко и Деррида? – Черкассы: Коллоквиум, 2012. – 214 с.
Харт Д.Б. Красота бесконечного. Эстетика христианской истины. – М.: ББИ, 2010. – 673 с.
Хаутепен А. Бог: открытый вопрос. Богословские перспективы современной культуры. – М.: ББИ, 2008. – 517 с.
Комментариев нет
Отправить комментарий