Реформация в постконфессиональной перспективе

Мы можем сохранить верность Реформации лишь тогда, когда принимаем и творчески продолжаем ее линию, в том числе, исправляя прежние ошибки и неудачи. 
Едва ли не основная неудача – конфессионализация христианства. Соответственно, нет более важной задачи, чем открытие постконфессиональной перспективы для продолжения Реформации. 
На мой взгляд, такая перспектива открывается не через смешение или отмену конфессиональных границ, но через понимание их условности и прозрачности. Самым простым и самым важным открытием может быть открытие своей неединственности, открытие своей открытости, незавершенности, частичности. 
В этом смысле присутствие протестантизма как конфессионального выражения Реформации является необходимым условием для обновления исторических церквей. В лице протестантизма Реформация обрела свою конфессиональную субъектность. Но продолжиться она может лишь тогда, когда все субъекты-конфессии смогут открыться друг другу в совместном обращении к Евангелию. 
Протестантизм должен послужить обновлению исторических церквей, но также, в свою очередь, должен обновиться в приобщении к их богатому наследию. Вот почему будущее протестантизма в Украине неразрывно связано с судьбой православия.

Здесь я хотел бы обратиться к идеям реформатского богослова Питера Лейтхарта и наследию православного мыслителя отца Александра Меня.

В своих размышлениях о  “конце протестантизма” богослов Питер Лейтхарт открывает постконфессиональную перспективу Реформации именно в свете этого конфессионального конца: “Реформация еще не завершена, но протестантизм уже, или должен быть завершен”. 

Он характеризует протестантизм как “негативную теологию”, согласно которой быть “протестантом означает быть не-католиком”. Вместо такого негативизма “протестантизм должен дать дорогу реформированной версии католицизма”, в котором не будет место крайним притязаниям папизма, мессе, молитвам Марии или святым; но который будет настаивать на спасении как Божьем даре по вере и на том, что все традиции должны соответствовать Писанию. 
Более того, такой реформированный католицизм сможет обогатить и протестантов, акцентируя роль общины, ценность традиции, место литургики, силу экстетики, аспект сакраментализма, герменевтику почтения (толкование Писания с уважением к преданию), публичные и национально-культурные формы свидетельства.

Идеи Питера Лейтхарта очень важно услышать и осмыслить. Потому что без преодоления родовой травмы европейского протестантизма – я имею ввиду антикатолический запал – Реформация как дело общецерковное вряд ли возможна. Но для протестантизма украинского есть своя родовая травма – «православная», связанная с целым комплексом противоречий в отношениях с православной традицией. К сожалению, даже на сегодняшний день, очень мало общений почвы и точек соприкосновения. 
Православие понемногу становится украинским, но никак не становится евангельским. Иногда у меня возникает впечатление, что КП и МП в самом деле отличаются лишь одной буквой. Национализировать христианство еще не значит его реформировать.

Пока я не могу назвать более близкого православного родственника для евангельских протестантов, чем отец Александр Мень. 

Что из его наследия может быть интересным? На этот вопрос хорошо отвечает биограф отца Александра Владимир Илюшенко: “Мы наследуем традицию открытого христианства, которую отец Александр развил и обновил. Христианства, понятого не как теория, не как свод правил, запретов и повелений, а как новая жизнь, преображающая человека. Христианства, открытого всем ветрам истории, распахнутого навстречу человеку, говорящего с человеком на понятном ему языке, открытого миру и его проблемам. Оно, это христианство, основано на вере, любви и свободе… Для этого христианства характерны терпимость, восприимчивость, чуткость к иными традициям, уважение к личности, диалог с миром и людьми, поиски общехристианского и общечеловеческого единства. Открытое христианство мало похоже на «бытовое, обрядовое православие с его стилизацией, елейностью и «вещанием» (слова отца Александра). И оно неизбежно сталкивается с иной, закрытой моделью христианства – «христианством» косным, мертвящим, унижающим человека, умеющим только возводить стены, строить баррикады, ставить границы. Его приверженцы – это духовные пограничники или конвойные караульщики, закон которых: шаг вправо, шаг влево – открываем огонь. Везде им мерещатся ереси, уклоны… Для закрытой модели христианства характерны узость, шовинизм, агрессивная религиозность, культурный эгоцентризм, духовный сепаратизм. Это конфронтационная модель, которая не может существовать без врага. Поиски и уничтожение врага становятся смыслом жизни. Любовь терпимость, открытость – это все связано, это все едино. Ненависть, нетерпимость, закрытость – это тоже связано, это тоже единый комплекс» (Владимир Илюшенко. Отец Александр Мень. Жизнь, смерть, бессмертие. - М.: ЭКСМО, 2013).

Открытое православие – часть открытого христианства, в котором есть место и открытому католицизму, и открытому протестантизму. Они все открыты к Евангелию как Слову Божьему, к служению людям, к полноте и разности церковных традиций.

Задача Реформации не в том, чтобы все православные и католики стали протестантами, но в том, чтобы все они стали евангельскими. Задача в том, чтобы украинские протестанты были евангельскими протестантами, а украинские православные были евангельскими православными. 
В самом деле, если протестанты знают, что значит быть евангельскими, то почему бы не поделиться этим опытом, этим знанием, этим реформаторским импульсом? 
И если украинские православные христиане способны увидеть себя частью разнообразного христианства, то почему бы им не принять этот импульс всерьез, как дар и шанс собственного обновления?