Михаил, как Вы относитесь к намеченному тренду в евангельском баптистском сообществе России и Украины, когда существует несколько непримиримых богословских позиций? Сможем ли мы эту проблему преодолеть?
На самом деле, то, что называют плюрализмом, я полностью приветствую. Нам как раз нужно освобождаться от такой патриархальной модели, когда есть первое лицо, которое задает всем стандарты мышления и жизни. Должно быть много центров влияния, и они не обязательно должны находиться в кабинетах председателей и епископов. Центры влияния должны быть в семинариях, университетах, у журналистов, в том числе и в Союзе. Ведь сам Союз не живет в каком-то вакууме, рядом есть церкви, у которых могут быть разные традиции, рядом есть, в конце концов, общество. Отсюда возникают разные сигналы, но, отсюда и конфликты. Это совершенно естественная жизнь, которой мы совершенно не должны бояться. Вот когда мы помещаем себя в дистиллированную среду, когда все обеззаражено от всего - от конкуренции, от других точек зрения, от возможных несогласных, от опасных книг, это чрезвычайно плохо.
Кстати, относительно книг, я наблюдаю за позицией некоторых лидеров по их отдельным высказываниям в социальных сетях. В частности, они пишут, что нельзя читать эту книгу, нельзя смотреть тот фильм. Свежий пример: выходит христианский бестселлер, вместо того, чтобы поддержать то, что в этой книге присутствует доброе, а именно - стимулирование интереса к вере, акцент на какой-то важной тематике, к ней относятся с подозрением. Само по себе это же здорово, что люди возвращаются к так называемым "вечным вопросам", здорово, что формируется культура диспута. Здорово, что рядом с нами, - с таким, полированным, причесанным христианством, возникает, назовем его, условно, еретическое или вольнодумствующее христианство. Это стимулирует дискуссию, это оттачивает, если хотите, нашу догматическую мысль. Но это все предпочитают оставить за церковной оградой, за кабинетами, в которых кто-то пытается нам навязать, что быть христианином означает быть таким, как я, или как мой учитель. Или быть христианином означает что-то не читать или что-то не смотреть или с тем-то не общаться... На самом деле, это глупости, потому что если христианство в третьем тысячелетии будет такого закрытого типа, оно обречено не вымирание. И в этом, кстати, ничего плохого не вижу, потому что рядом будет формироваться и жить христианство открытого типа, христианство, которое будет не бояться вызовов, христианство, которое о себе сможет сказать такое, что внешняя критика будет выглядеть детской игрой.
Христианство, которое готово на саморефлексию, самоотчет и самооценку - не будет бояться ничего в мире. И мы не должны бояться, это то, что предполагается, что ожидается самим обществом от христиан: если вы, ребята, такие сильные и такие крепкие, то почему вы боитесь всяческих кризисов, почему вы пытаетесь справляться с ними административным или каким-то ручными методами? Т. е. мы запретили – у нас кризиса нет. Мы сказали: то-то не читать, то-то не обсуждать, с тем-то не иметь дела. Это скрывает слабость, это как сквозь дырявый плащ у Сократа выглядывает тщеславие, так и у нас слабость выглядывает через нашу простоту и наивный библеизм. Мы такие простые, что не можем себе позволить сложную мысль. За этим плохо скрывается нежелание и страх вести дискуссию, а без дискуссии невозможно развитие.
Но Вас могут обвинить в либерализме, в том, что скоро Вы начнете признавать однополые браки, раз общество становится таким. В том, что Вы перестанете верить в Божественность Христа...
Вы знаете, обвинить можно любого человека и это право обвинителя обвинять. А мое право – это презумпция невиновности. По-сути, подобные обвинения ни о чем не говорят, но лишь показывают, что есть категория людей, которая предпочитают набрасывать ярлыки, вместо того, чтобы разобраться в сути аргументации. Это раз. Второй момент - либерализм, в хорошем смысле слова – это конкуренция разных точек зрения, это принцип определенной свободы мысли, когда любая мысль позволена, любая критика даже приветствуется, потому что это позволяет христианину всегда быть в тонусе.
В чем могут заключаться крайности либерализма? Когда действительно либерализм становится безбрежным и размывает свои же основания. Либерализм предполагает свободу, в том числе от своей свободы. Если он становится разрушительным, то я должен идти дальше, мимо момента тотальной и огульной критики, при которой пренебрегается другое мнение. Мы должны это преодолеть, либерализм заставляет идти дальше. Путь либеральной мысли состоит из нескольких этапов. На первом этапе мы приходим к выводу, что традиция, о которой нам говорили, что ее нужно держаться двумя руками как за самый последний оплот всего правильного в мире, что она несовершенная, и она должна меняться. На этой стадии тебе кажется, что мир начинает рушиться.
На втором этапе ты начинаешь открывать какую-то систему ориентиров в мире, но она не такая жесткая и не "на трех китах стоит", т. е. она подвижная, но все-таки ты открываешь некоторые установки, согласно которым, уже по ту сторону жестких устаревших традиций, ты учишься ориентироваться в мире. Уже нащупывается "красная нить", ты уже видишь какие-то очертания, видишь свет и к нему движешься.
Следующая стадия, это когда ты встречаешь трудности на своем пути, ты встречаешь людей, которые тянут тебя в сторону или назад, и говорят:слушай, свет, который ты видишь - это, на самом деле, искушение, вернись к нам, в нашу комнату, за ее пределами ты ничего хорошего не встретишь. И тут начинается какая-то рубка, взаимная критика, начинается выяснение взаимоотношений, происходит нормальный конфликт интерпретаций, столкновение традиций. Столкновение, в котором человек начинает комбинировать свое мировоззрение из осколков старого и из интуиций нового. Такое случается.
Бывает, что человек скатывается в нигилизм, в цинизм, в огульную критику всего. Когда он говорит: я не знаю к чему идти, в каком направлении двигаться, потому что все, что я вижу – является продажным, поверхностным, и за всем кроется вопрос: кому выгодно? Это тоже бывает. А бывает и так, что этот цинизм затвердевает и человек тогда приходит к такому выводу: грехом больше, грехом меньше – ничего не меняется. И те, кто отстаивает традиционный христианский брак, и осуждают секс до него, на самом деле, такие же грешники, которые, скажем, вместо гомосексуализма занимаются мастурбацией. И человек приходит к такой мысли: а я пойду дальше. И здесь шкала уже размыта, и человек позволяет себе более изощренные "приключения". Это тоже путь. Но это никак не означает, что это тот путь, идя по которому, человек, начиная с либерализма, заканчивает каким-нибудь гомосексуализмом или просто начинает его оправдывать. Я могу привести множество примеров, когда человек через крайности консерватизма приходит к подобным извращениям. То есть это может быть связано как с радикальной закрытостью, за которой фобии и комплексы могут только множиться, так и радикальной открытостью, которая становится безбрежной и человек, покинув что-то очертаемое и узнаваемое, не находит новых ориентиров и не видит света. Тогда он тонет во тьме и впадает в различные пороки.
Поэтому я признаю эту критику, это верное опасение и определенный риск действительно существует.. Когда ты отпускаешь руки от чего-то, как тебе казалось, надежного, то ты можешь утонуть, но можешь и выбраться на берег, здесь всё возможно. Но я не вижу другого пути, как только путь через вызов свободы и через риск этой свободы. Это, на мой взгляд, полностью евангельский подход, когда мы должны пропустить все наши принципиальные решения в жизни через свободу, ответственность, и через момент разрыва с тем, что было нам знакомым, привычным, но что нельзя обожествлять, канонизировать и до остатка жизни сохранять как единственный питательный источник и стандарт жизни.
Многие христиане выражают опасение, что подобные плюралистические тенденции могут привести к еще большему дроблению внутри евангельского баптистского братства. Не видите ли Вы в этом проблему и опасность того, что Союзы России и Украины могут распасться на множество других союзов?
Я хочу напомнить, что у нас действует принцип автономии поместной церкви, и если мы хотим последовательно его придерживаться, то должны понимать, что Союз – это, по сути своей, ассоциация. Это свободное объединение разных общин, которые являются разными, по нашей конституции, по нашим баптистским принципам, поэтому они уже раздроблены в том смысле, что каждая община обладает внутренним самоуправлением и своеобразием. Это не только касается песен, которые поются на служениях и количества проповедей, но, в том числе, и определенных богословских предпочтений. Это конституционное право каждой церкви, поэтому если в Союзе будет большее многообразие, будет только лучше, поскольку будет конкуренция и, тем самым, будет сохраняться динамика развития.
И если это разнообразие не признать на уровне руководства, то внизу оно может вылиться в стихийное движение, которое, если его попытаются удерживать искусственно, вступит в конфликт с позицией лидера, что в свою очередь, будет провоцировать отчуждение руководства Союза от руководства поместной общины. Нужно, чтобы наверху давали четкие сигналы и сами понимали, что нам нужно многообразие, что оно спасительно для Союза в частности, и для евангельского христианства в целом. Это когда председатель, заместители, старшие пресвитеры, влиятельные богословы, преподаватели семинарий, публицисты и журналисты придут к договоренности о том, что нам просто необходима массированная поддержка ценностей многообразия в нашей среде. Мы разные, но мы вместе, и мы сильны, потому что мы разные. Вот когда это произойдет, многообразие примет конструктивную форму и обретет созидающую силу. Но если только наверху возобладает идея-фикс, что нужно все-таки навести порядок, что нужно разобраться с «небиблейскими подходами», что нужно разъяснить что такое хорошо и что такое плохо, это окончательно убьет здоровую инициативу и спровоцирует инициативу революционного и стихийного плана. Я уверен, тогда будут выходы из Союзов, люди будут или уходить в никуда, или вступать в другие Союзы и ассоциации, их просто к этому подтолкнут.
Поэтому я скажу так - это моя позиция, которую я слышал неоднократно от разных людей: до тех пор, пока нам позволяют быть здесь, мы будем служить на благо всех, но если будут «закручиваться гайки» и будут совершаться попытки втиснуть нас в какое-то прокрустово ложе или выровнять по стенке, то мы уйдем.
А кого вы подразумеваете под словом «мы»?
Мы – это вольномыслящие и творческие люди. Это пасторы, которые пытаются быть самими собой и вести свои церкви в русле актуальном, а не традиционном. Это интеллигенция евангельских общин, это образованные люди, студенчество, профессора и т. д. Если мы хотим этих людей потерять - давайте "закрутим гайки". Но надо понять и осознать, что от этого проиграют все.
Каким, на Ваш взгляд должно быть евангельское христианство начала третьего тысячелетия?
Нужно чтобы мы делали шаги за горизонт, шли вперед, это очень интересно, ведь это и есть жизнь. Но наши христиане часто живут какими-то древними идеями, и снова и снова предоставляют людям и обществу что-то устаревшее и неактуальное, без учета нашей культуры и менталитета.
Нужно всегда быть свежим, поэтому я, например, стараюсь никогда не повторять свою проповедь, как бы дорога она мне ни досталась, и сколько бы времени я на нее не потратил. Если я буду повторяться – это будет шаг в никуда. Мы можем много читать, но оригинальных идей так и не разработать, это милость Божья и мы должны у Него просить о ней.
Как я уже говорил, хочется, чтобы у нас развивались центры влияния, между которыми происходили бы дискуссии.
Мне бы хотелось, чтобы богословская и личностная эволюция у нас не останавливалась, чтобы мы увидели новые произведения, свежие идеи и, главное, живых людей, которые продолжали бы жить и творить, а не мумифицировались и музеифицировались. Мне бы очень хотелось увидеть именно такое христианство.
Комментариев нет
Отправить комментарий