Человек и царь

Саул продолжает гоняться за Давидом. В этом надуманном противостоянии, в навязчивых страхах, в одержимости завистью и местью проходит время первого царя. Два величайших воина тратят свою жизнь на выяснение отношений.

При этом Саул считает себя величайшим, а Давида – всего лишь рабом своим, который «строит ковы» (1 Царств 22:8). Впрочем, коварство этого раба таково, что он угрожает всему царству (20:31).

Давид же отдает должное царю и не позволяет себе оскорблений. Он мог убить Саула в пещере, но лишь отрезал край одежды – чтобы показать царю чистоту своих намерений и остановить его безумную ярость.

Давид поклонился царю и называл его «господином», «отцом», «помазанником Господа». А себя самого – «мертвым псом», «блохой».

Все, что хочет сказать Давид – что он не ищет смерти царя и присвоения царского трона.  Он отдает суд Богу: «Господь да будет судьею и рассудит между мною и тобою» (24:16).

И вновь сердце Саула сокрушено. Он приходит в себя. «Твой ли это голос, сын мой Давид?» (24:17). Он кричит и плачет. Он признает свою неправоту: «Ты правее меня, ибо воздал мне добром… Ты непременно будешь царствовать» (24:18, 21).

То, что мы воспринимали как историю раба и господина, оборачивается более сложной историей отца и сына, а также конфликтом сердца и трона, человека и царя, человечности и царственности.

В Сауле осталось еще что-то живое. Но корона сводит его с ума. 

И в этом смысле пророчество «ты будешь царствовать» звучит плохо: ты сам узнаешь на себе что такое власть, как она сводит с ума, ты поймешь меня уже вскоре.