Вопрос
об основаниях рациональной аргументации
в
современных философско-религиозных дискуссиях:
версии
этической, онтологической и сакралогической тематизации
Религия
в свете рациональности продолжает открываться для себя (для религиозного
сознания) и других (инорелигиозного, секулярного и постсекулярного сознания)
новыми гранями и уровнями, сохраняя при этом избыточность и непрозрачность для
требовательной и самоуверенной рациональности. Я намерен предложить три
философско-религиозных тезиса - об этическом, онтологическом и сакральном, - на
мой взгляд, вполне эвристичных для тех форматов современных
философско-религиозных дискуссий, которые в сближающем отношении к религии
удерживают рациональные точки опоры и полагают тем самым религию и
рациональность взаимообусловленными и принадлежащими некоей изначальной
целостности.
Этическая тематизация
Основные
вызовы религии, исходящие от господствующих ныне типов рациональности, содержат
в себе скрытые этические претензии. Этот мой первый тезис выражает известную
для религиозного сознания очевидность, что в основе положительного или
отрицательного отношения к религии лежит не только и не столько рациональная
аргументация, но в первую очередь фундаментальный этический выбор.
Если
принять этот тезис, то становится понятным, почему простые очевидности, или все
новые, более тонкие доводы в пользу бытия Бога не делают соглашающихся с ними
людей «верующими» или хотя бы «религиозными». Интеллектуальная сила уже верующих может вызывать уважение, но
не превращает еще неверующих в верующих. Также становится понятным, почему
интеллектуальная слабость, безосновность, подозрительная усложненность,
нарочитая «научность», демонстрируемые «новыми атеистами», вызывают восторг и
увлекают за собой студенческие аудитории и интеллигентские сообщества.
Оказывается,
настоящая сила «новых атеистов» – в их дерзновенной этической (оп)позиции,
протестной антропологии, методологическом (а)теизме. Так, называя Бога
«иллюзией» или «не-любовью», Ричард
Докинс и Кристофер Хитченз выражают свою этическую позицию, свой категорический
императив, свое волевое «нет» Богу. Роль рациональной аргументации здесь
вспомогательная. Ассиметрично этому, оказывается, что основная слабость
современных христианских апологетов связана не с «доказательствами бытия Бога»
(они еще надолго останутся опорными тезисами даже в постсовременных
дискуссиях), а в непривлекательности фундаментальной этической позиции,
казалось бы надежно прикрытой привлекательными аргументами.
Иными
словами, рациональность против религии, проповедуемая сегодня «новыми
атеистами», оказывается пафосной и презумпционистской этической позицией. Здесь
слишком много этики и (а)теологии, и слишком очевидны слабости, повторы,
перепевы в части рациональной аргументации. Напротив, в позиции христианских
апологетов на удивление много простого, уже стареющего рационализма
классического типа, которым отчаянно пытаются прикрыть внутреннюю слабость
этической и теологической части.
Обе
стороны выбрали свой тип связи религиозной или же (а)религиозной этики и рациональности,
но не потрудились объяснить характер этой связи, как одно переходит в другое,
как человеческое «да» или «нет» в пользу Бога влияет на тип рациональности, или
же как рациональность порождает определенные решения этико-теологического
порядка. Та сторона, которая сумеет показать целостность этико-рациональной
позиции, убедительность и привлекательность образа жизни и мысли, а не только
схоластической аргументации, получит большее признание в аудитории, где ищут не
только знания или веры, но и новой этики, новой антропологии. Дать искомое
может либо религия, вмещающая рациональность, либо рациональность, ставшая
(а)религией. Впрочем, ситуация постсекулярности проблематизирует эту оппозицию.
Онтологическая тематизация
Второй
тезис касается собственно рациональной части дискуссий о Боге и констатирует
новую актуальность онтологического аргумента в его современных модификациях. Я
утверждаю, что космологический аргумент теряет свою убедительность,
онтологический же ее приобретает. То, что мы видим вокруг, все больше
напоминает о деформирующей деятельности человека, и все меньше о первоначальном
замысле Творца. То, что есть, вызывает протест большинства и лишь устами
немногих созерцателей или умудренных спорщиков может быть названо «лучшим из
миров». Космология может быть лишь началом дискуссии, в которой от сущего
переходят к должному, задаются вопросом о той модели мира, где есть место
«совершенному Существу»; модели, возможность которой требуется рациональностью,
а необходимость – верою. Следов Бога становится все меньше, а человеческий
разум становится все более искушенным, чтобы легко согласиться с авторами
Библии, что «небеса проповедуют славу Божью, и о делах рук Его вещает твердь»
(Пс. 18:2).
Очевидно,
что необходимо не столько идти на поводу у капризного и себецентричного разума,
но также задаться вопросом о его переустройстве, обосновании, онтологической подчиненности, которые задаются так
называемым онтологическим аргументом.
Так
что наиболее интересные дискуссии о религии и рациональности я предвижу там,
где обе стороны будут ставить под вопрос сам разум, основания, структуру,
культуру рациональности, а не только отвечать на односторонние требования
«предъявить» доказательства бытия Бога, и затем бесконечно пояснять,
оправдываться, защищаться перед лицом «объективных законов науки».
Посмотреть
в основания рациональности, проникнуть на тот уровень, где принимаются
фундаментальные решения, постулируется «да» или «нет» в пользу бытия Бога – это
гораздо интереснее наблюдаемых ныне дискуссий между «апологетами» и
«атеистами», каждый из которых боится выйти за свой уровень, покинуть свою
территорию.
Сакрологическая тематизация
как синтетическая форма этического и
онтологического
Третий мой тезис возвращает сакральное в
философско-религиозный дискурс: сакральное возвращается как форма цельного,
единого. Cобственно религиозной формой первоначального, основного, исходного,
примитивного, может считаться сакральное.
Оно же является и пра-формой,
началом этического. В сакральном этическое и онтологическое совпадают.
Аргумент от сакрального как единого и начального момента
культурного и социального самопонимания человека представляется эвристичным в
дискуссиях о началах, основах человеческого в человеке.
Современный человек далек от
примитивности, далек от начала истории и своих корней. Назвать современного человека примитивным – значит оскорбить его, вывести за границы цивилизации в пространство доисторического,
первозданного мира. Отношение к примитивному показывает факт прогресса и его цену. Человек создал свой
мир, вторую природу, но утратил изначальную простоту, естественность отношений
с жизнью, особенно с ее сакральными измерениями. Примитивный человек более близок
к началу. Primitivus - и простой, и первый, самый ранний. Простой – значит
более естественный, правдивый, безыскусный. Первый – значит еще не испорченный,
не переделанный, не искаженный.
Примитивный человек видел, чувствовал,
переживал, понимал сакральность мира как естественность, данность.
Не-примитивный, цивилизованный человек смотрит на мир с недоверием, он заражен
подозрительностью и упрямой установкой на неприятие, отторжение сакрального.
Простым и в этом смысле естественным
выглядит представление о священном, которое есть, присутствует рядом с мирским.
Сложным и неестественным представляется взгляд на мир как светский, лишенный
сакральности. В последнем случае разум человека делает более сложную операцию с
образом мира, лишает его того, что до сознательного усилия десакрализации было
само собой разумеющимся.
В христианской теологии и философии
религии сложилось особое понимание простоты как свидетельства истинности и
подлинности (на этом держится онтология Ансельма, по этому принципу работает «бритва Оккама», так
выстраивается апологетика Суинберна). Идея о существовании Бога является более простой, чем мысль о Его
возможном отсутствии (если следовать в
русле логики «простоты», сама мысль о невозможности существования Бога окажется
невозможной).
В первом случае мысль движется позитивным
путем, принимая очевидность существования Бога на основании других очевидностей
– гармонического устройства мира, «тонкой настройки» вселенной под человека,
соразмерности физических и нравственных законов. Во втором случае человеческий
разум начинает с не-очевидности, которую упорно выбирает как основание для
собственного проекта мирского как де-сакрализации, т.е. отрицания того
сакрального, что уже было предложено как очевидность и естественность, того изначального, что уже было.
В первом больше простой, изначальной, и в
этом смысле примитивной веры, живого благоговения, детского доверия. Во втором
случае больше философии. Не случайно Мирча Элиаде начинает свои
рассуждения о «священном и мирском» с отсылки к Рудольфу Отто, который
«прочитал Лютера и понял, что означает для верующего «живой Бог». Это не Бог
философов и не Бог Эразма, это не какая-то идея, абстрактное понятие,
простая моральная аллегория, это — страшная мощь» (Элиаде М. Священное и мирское / Пер. с фр.,
предисл. и коммент. Н.К. Гарбовского. - М.: Изд-во МГУ, 1994. - С. 15-17).
Сакральное встречает нас посреди жизни,
оно присутствует в жизни как ее основа, глубина и смысл. Оно присутствует до
философского отношения к жизни и сохраняется внутри пафоса философского
отрицания.
Отсюда формулируется необходимость такого
философско-религиозного отношения к сакральному, которое не отказываясь от
наработанной культуры критического мышления, вернуло бы это самое мышление к
его же началам, к началам простым, первым, очевидным.
Надлежит осмыслить сакральное не как помеху современному
мышлению, а как его изначальное условие, «точку опоры» для человека,
стремящегося к «самостоянью». Тогда развитие культуры и цивилизации будет
строиться не на отрицании сакрального как «примитивного» (первобытно-отсталого
мышления «наивного дикаря», «религиозного человека»), но на принятии
примитивного (изначального, простого, естественного) как сакрального.
Если угодно, сакральное – это самое необходимое, самое
простое, примитивное (!) условие мышления, культуры, цивилизации. Забвение же
сакрального угрожает антропологической катастрофой,
забвением начал, забвением себя.
Таким образом, в качестве ответа на вопрос
об основаниях рациональной аргументации в философско-религиозных дискуссиях
могут быть предложены нетривиальные версии этической и онтологической
тематизации, а также синтез этих тезисов в виде аргумента от сакрального. Все
эти варианты апеллируют не столько к очевидностям рационального, сколько к его
основаниям, к возможности и необходимости первоначал,
в которых рациональное встроено как часть, составляя с этическим и
онтологическим некую сакральную целостность.
Комментариев нет
Отправить комментарий