Идея христианского университета двадцать лет спустя: от героизма к подвижничеству

Обычно годы отсчитывают от какой-то памятной даты. К сожалению, сегодня истерлись воспоминания о том, что было в начале этой двадцатилетней эпохи, с чего все это начиналось, какие цели ставились, что за мечты вынашивались. С годами высокие идеалы приземлились, а идеи растерялись. Сегодня мы с ностальгией смотрим фотографии тех лет и удивляемся былой вере, энтузиазму, посвященности.
В 2008 году мы вспоминали, как двадцать лет назад еще советская и неделимая страна праздновала тысячелетие крещения Руси. В 2009 году отметили двадцатилетие падения Берлинской стены. В 2010 году христианская общественность заслуживает на свой маленький юбилей – двадцатилетие Санкт-Петербургского христианского университета (чуть позже возникнут Донецкий христианский университет и Киевский христианский университет, своим появлением утвердившие тенденцию к социально ориентированному христианскому образованию). Хоть этот праздник не столь масштабный, но вполне может продолжить вышеназванный ряд символических событий, определивших и определяющих до сих пор духовную судьбу постсоветских стран. Народ вспомнил о Боге, пали стены безбожия, открылись возможности для свободного исповедания веры и проповеди Евангелия в обществе, возник острый спрос на образование в христианском ключе, свободное от атеистических штампов.
Идея христианского университета отвечала духу времени, была созвучна призывам к духовному возрождению и христианизации постсоветских стран. Христианский университет воспринимался не только как конкретное заведение, но и как символ социальной активности евангельских церквей, их твердое намерение войти в центр общественной жизни, готовить специалистов не для внутренних нужд религиозных организаций, но на потребу общества, для восполнения его ранее безответных духовных и социальных нужд.
Университет как учебное, а не религиозное заведение, выражал новую стратегию церкви в обществе, переход от катакомбного существования, от борьбы за выживание, к преображению социума, к подготовке своих «агентов влияния», к реализации новой программы адаптации церквей к окружающему культурному, научно-образовательному, социально-политическому пространству.
Таким образом, открытие университета знаменовало большой успех не только в конкретно-организационном плане – как создание уникального учебного заведения, но и важный прецедент в плане символическом – как выражение новой социальной позиции церкви, ее нацеленности на общественное измерение христианства.
Университет стал место встречи мира и церкви, перекрестком с оживленным движением. С одной стороны, университет помогал определенной переквалификации внутрицерковных проповедников в социально адекватных носителей христианских идей и ценностей. Он открыл дверь церкви в общество, вооружил выпускников не только дипломами, но и новым способом мышления и поведения, в котором исчезало отчуждение от окружающего мира, изживалась стигматизации церкви как клуба непросвещенных и престарелых. Расширив свой кругозор, получив доступ к ценной литературе, почувствовав себя в круге образованных единомышленников, студенты и выпускники университета стали вполне конкурентноспособными с их светскими сверстниками.
С другой стороны, университет не только адаптировал церковных людей к социальной среде, к условиям бурных общественных трансформаций, но и формировал новый образ церкви, открывал для нее новые пути ищущим и думающим «мирским», «внешним» людям. Тем самым университет выражал новый подход к миссионерской работе, стал тем местом, в котором вызревало новое понимание миссии церкви в мире.
Такое понимание требовало целостности, в которой духовное не противостоит интеллектуальному, а церковное – культурному. На книжных полках рядом с Библией и Симфонией оказались книги по историческому, сравнительному, систематическому богословию, по истории, социологии, философии, психологии. Ставилась принципиально новая задача – не противопоставить Евангелие миру науки и культуры, а выразить христианские истины посредством науки и культуры, настроить интеллектуальный диалог с обществом.
Нужно признать, эти задачи не были реализованы в полной мере. Двадцатилетний юбилей – хороший повод не только вспомнить о том, чем стал и мог стать университет, но и о том, чем не смог стать. Говорить стоит не только о достижениях, но также о разочарованиях, неоправдавшихся надеждах – что университет станет центром бурной интеллектуальной жизни, что останется непрерывным стабильный приток абитуриентов, что будет достигнута финансовая самодостаточность, что удастся наладить прочное партнерство с поместными церквами и добиться признания со стороны государства, что из числа выпускников возникнет значимая в церквах «прослойка» христианской интеллигенции.
Наблюдаемый ныне кризис касается не только этих частных проблем, т.е. частей большого, как иногда кажется, неподъемно большого проекта университета, но и самой его идеи.
Надо признать, что с идеями у нас обращаться не привыкли. Говорили об университете, но начинали с денег и зданий. Все это идее помогает, но идеей не является. Мне кажется, мы всегда спешили в таких вопросах, начинали учебные заведения, не обсудив до конца их миссию, стратегию, ценности, конкретные планы.
В прошлом веке религиозный философ Сергей Булгаков выступил с резонансной статьей «Героизм и подвижничество», в которой напомнил о неспешности, сложности, смирении, реализме, сопутствующих в реализации христианских идей и идеалов.
Героизм построен на личностных амбициях и требует скорого результата, за который причитается слава и успех. Подвижничество предполагает малозаметный, иногда неблагодарный, но всегда жертвенный и верный труд.
Кажется, это именно то, что необходимо сегодня христианскому университету и его строителям. Героические деяния рубежа 80-90-х гг., славный эпос советских евангельских церквей приходится продолжать на уровне профессиональном, иногда рутинном, детальном, «скучном».
Кризис христианского образования в пространстве бывшего СССР связан с определенной наивностью, с упрощенным взглядом на идею университета и способ ее реализации. Это можно сравнить с неудачами дерзкой атаки, когда наскоки и блицкриги не срабатывают; или с перекосами и недочетами при «пятилетках». Сегодня мы понимаем, что университет строится не «на скорую руку» как гараж, не создается так спонтанно как перестроечный кооператив.
Обвинять никого не стоит. В то время каждый делал то, что умел («кто на что учился»). Знакомых с образованием было мало. Куда больше было строителей, которые привычно взяли в руки мастерки и сделали то, что могли.
Но уже воздвигнутые строения не так легко заполнить студентами, еще сложнее завлечь перспективных преподавателей. Работа с идеей требует системности и последовательности, не говоря уж о компетентности и общей культуре.
До сих пор в церквах и школах редко, но яростно спорят о содержании и направленности образования. За прошедшие двадцать лет маятник интереса доходил до крайностей – от стремления к практичности (подготовить как можно скорее «на миссию») до «чистого» богословия. Сегодня можно с уверенностью сказать, что миссионер без знания фундаментальной миссиологии не нужен и не эффективен в практическом служении; зато грамотный «теоретик» всегда найдет себе работу в журнале или хотя бы откроет свой собственный блог. Конечно, жаль, что церкви не спешат воспользоваться творческим потенциалом выпускников, но это имеет и позитивный побочный эффект – последние начинают свои собственные служения, создают околоцерковные организации, христианские богословские, молодежные, культурные, медийные проекты.
Ни «практический» метод проб и ошибок в служении, ни «теоретизирование» – заучивание и пересказывание чужих текстов от своего имени, не выполняют воспитывающей и ориентирующей роли. Нужны эвристичные идеи, постоянное генерирование новых подходов, мозговые штурмы, дискуссионные клубы, полевые исследования, актуальные аналитика.
Возник запрос на качественные знания и гибкие модели, востребованные в транзитном мире, т.е. в мире постоянных перемен. Все это возвращает нас к «логосным» ценностям. Идеи, слова, учения должны быть поставлены во главу угла. А университет должен стать тем местом, где христианский разум в смирении, любви и вере будет создавать интеллектуальный, нематериальный продукт для церкви и ее служения в мире.
Герой заслоняет собой все сделанное, подвижничество же служит идее. Мы можем построить здание, создать материальные условия для учебы. Но вдохновляющее видение исходит свыше и наполняет жизнью построенное нами. От героизма наших проектов время переходить к подвижничеству в Божьем плане. Университет только начинается.