-->
no
Технологии Blogger.

Сообщить о нарушении

Поиск по этому блогу

Недавние Посты

5/recent posts

Случайные посты

3/random posts
no

Недавние Посты

5/recent posts

Последние коментарии:

5/recent comments

Последние коментарии:

5/recent comments

Страницы

4/Статьи/slider

Реформация в России: продолжение следует?

Комментариев нет



Приближающийся юбилей Реформации связан с роковой для России развилкой. В октябре 2017 года исполняется не только 500 лет Реформации в Европе, но и 100 лет Октябрьской революции в России. Эти даты напоминают нам о двух почти равновеликих возможностях, о двух ветках истории, между которыми приходится выбирать. Вот почему тема Реформации может оказаться не только интересной, но и жизненно важной, даже спасительной.
Очевидно, что мысля в таком ключе, мы понимаем под Реформацией не столько событие или целую эпоху, но и длящий процесс, некую скрытую внутреннюю логику развития церковно-общественных отношений. Реформация имеет место и о ней имеет смысл говорить лишь в том случае, если она продолжается.  И лишь в этом смысле, в смысле Реформации как продолжения Реформации, можно говорить о Реформации в России. Как известно, большинство «наших», местных, почвенных протестантов относятся уже к так называемой «второй волне» Реформации, т.е. не к XVI веку, а к веку XIX, частично, и к XX. Значит, процесс продолжается и возможны новые волны. Какими они будут? Каким будет образ или образы протестантизма в России? Возможна ли Реформация в православии? Какие конфессиональные или неконфессиональные формы может принять продолжающаяся Реформация на новом этапе истории?
Впрочем, эти вопросы исходят из презумпции, что Реформация, начатая Мартином Лютером в 1517, будет продолжаться. Но это отнюдь не очевидно. Вполне возможно, что новые волны Реформации будут исходить от других событий, имен, идей, традиций.
С учетом нынешних секуляризационных процессов в Европе и США вполне может показаться, что реформаторский импульс исчерпан, что процесс, начатый пятьсот лет назад, утратил свою цель и движущую силу. В таком случае Реформация выполнила свою роль – продлила жизнь Церкви и западноевропейской цивилизации на пятьсот лет, но ныне вконец исчерпала себя.
В самом деле, Реформация, которую мы вспоминаем, была по преимуществу Реформацией протестантской, была связана с «духом капитализма» и духом Нового времени. Сегодня на дворе иное время, весьма критичное к модерну и его основам.
Если Реформация будет продолжаться, то она будет продолжаться как новая Реформация, не ограниченная протестантизмом, капитализмом и модернизмом. Новая Реформация будет отвечать на требования постконфессионализма, постсекулярности и постмодерна. Значит, она будет экуменичной, социально критичной, культурно радикальной. И, что не менее, а быть может и более важно, она не будет насильственной, хотя будет сильной.
В этом контексте интересно письмо Дитриха Бонхеффера, написанное родителям из тюрьмы 31.10.43: “...Сегодня праздник Реформации, день, который именно в наши времена может заставить снова призадуматься. Спрашиваешь себя, почему дело Лютера привело к полной противоположности тому, к чему он стремился, что омрачало ему самому последние годы жизни и даже иногда вызывало у него сомнения в смысле его жизни. Он добивался подлинного единства церкви и Европы, т. е. христианских народов, а результатом был раскол церкви и Европы. Он стремился к «свободе христианина», а следствием было безразличие и одичание. Он хотел восстановить подлинно мирской общественный уклад без церковной опеки, а результатом было восстание уже в Крестьянской войне и вскоре после того—постепенное расстройство всех подлинных жизненных связей. Еще 100 лет назад Кьеркегор утверждал, что сегодня Лютер проповедовал бы полную противоположность тому, о чем он говорил в свое время. Думаю, что это верно—cum grano salis” [2, c. 90].
По мысли Бонхеффера, выходит, что праздновать Реформацию означает «призадуматься» о том, что бы проповедовал Лютер сегодня, каких исторических ошибок нам стоит избегать, как понимать цель и какие средства недопустимы.
Я полагаю, что будет нелишним “призадуматься” не только о Лютере, но также о наших местных реформациях и реформаторах – о том, как история обыграла их планы и как они могут обыграть историю, изменить ее ход, предложить новые пути и образы Реформации в России. В первую очередь, конечно же нужно обратить внимание на протестантов, связанных с Реформацией и исторически, и богословски. И уже в первом приближении можно заметить, что российский протестантизм это параллельный мир в двойном смысле – и по отношению к западноевропейской Реформации, и по отношению к российскому обществу. О первом говорят сами протестанты (“для нас ближе православие, чем обмирщенные западные “братья”-протестанты”), о втором – наблюдающие со стороны религиоведы.
Эта двойственность неотрефлексирована, но явственна в публичных выступлениях баптистских лидеров: “Наши вероучительные принципы очень схожи, но мы отличаемся большей консервативностью, более бескомпромиссны в вопросах доверия Священному Писанию - Библии, чем наши западные братья и сестры. Мы, родившиеся и выросшие в России, пропитаны нашей русской историей, православной традицией”, - заявлял глава Отдела внешних церковных связей РСЕХБ Виталий Власенко. И тут же поправлял себя: “Исторически сложилось так, что мы впитали в себя как православные традиции, так и черты западного отношения к человеку” [4].
Черты “западного отношения” сегодня явно мешают. Как верно замечает религиовед Сергей Филатов, “Сегодня протестантизм в России представляет собой параллельный мир по отношению к основному течению народной жизни» [7, c. 261]. При этом потенциал протестантов оказывается недооцененным: «Взаимная солидарность и социальное служение развитые у протестантов в большей степени, чем у других религиозных групп и это также делает их более значимым субъектом гражданского общества, чем можно было бы судить по их численности» [7, c. 262].
В полосе стабильности разница потенциалов мало заметна и значима, но в зоне социальных бифуркаций, в искривленном пространстве кризисов параллельные прямые пересекаются и «параллельный мир протестантской России» может предложить свою повестку дня для всего общества. Так что, по мнению Филатова, изоляция временна и Реформация возможна: «Насколько устойчива эта изоляция, насколько долго она продержится? Вот здесь перспективы более радужные. Современное условно православное общественное сознание недогматизировано, неинституализировано, полно внутренних противоречий. Отраженное в общественно-политической «стабильности» оно представляет собой род идейной и интеллектуальной спячки. Стоит обществу рано или поздно прийти в движение и стихийно сложившаяся система стереотипов, фобий и рефлексов начнет размываться и рушиться. Тогда у протестантов снова возникнет окно возможностей» [7, c. 263].
Стоит акцентировать известный и не вполне объяснимый факт, что протестанты за всю историю своей свободной деятельности в России этими окнами почти не пользовались. Они научились выживать, строить и умножать Церкви, проповедовать миру и помогать нуждающимся. Но как всю эту церковную деятельность конвертировать в общественное влияние и преобразование – на этот вопрос ответ пока не найден.
Интересно вспомнить, как евангельские протестанты выживали в ранее советское время, когда еще шла борьба и все казалось возможным. Не менее интересно и то, какие формы приобретала их миссионерская деятельность в условиях стабильности, т.е. стабильной антицерковной государственной политики.
В 29-е годы советские газеты признавали успех протестантской стратегии: «Успех евангелистов в том, что они твердо усвоили – за кем молодежь, за тем и будущее», - писала славгородская газета” [6, с. 50]. Причем «сектантство» рассматривалось как носитель альтернативы строительству коммунизма: «Под религиозным флагом преподносится программа, отвечающая на все вопросы современности, но программа не наша, программа капиталистических, реставраторских групп», - писал в мае 1929 г. «Рабочий путь» [6, с. 63].
Согласано сводке  Омского окружкома ВКП(б) о состоянии антирелигиозной работы в Омском округе (10 февраля 1930), “Молодежь для них все, и таким образом ставят вопрос о молодежи: «Много нас в Ленинграде, к нам идет молодежь, в Омске нас мало… Проповедуйте культуру, читайте книги, любите музыку. Господу нужна молодежь» [6, с. 271].
Проповедовали не только “культуру”. Организовывались христианские коммуны и артели, кооперативы и клубы. “Чтобы отвлечь бедняцкую молодежь от участия в социалистическом соревновании, сектанты в Усолье, Иркутского округа, скупают в кооперативе компот, а потом на своих собраниях и вечерах угощают им молодежь, попутно «подкармливая» их соответствующей агитацией” [6, c. 282].
Впрочем, как отмечали идеологи атеистической пропаганды, “Планы объединения сектантских и церковных «обновленческих сил», как и вообще нелояльная позиция сектантского руководства, разбились прежде всего о военные и хозяйственные успехи советского строя [3, c. 7]. Соответственно, “Новая тактика сектантских руководителей особенно широко практиковалась ими в 1924-1928 гг. и выражалась как в формальном признании советского строя, так и в линии на своеобразное «примирение» с советской действительностью. Этот была тактика приспособленчества, изобиловавшая христианско-социалистической демагогией, рассчитанная на обман трудящихся” [3, с. 9].
Естественное затухание реформаторской активности в годы антирелигиозных гонений воспринималось как сектантская хитрость и “приспособленчество”. Даже благотворительность попадала под подозрение: “В годы Отечественной войны сектантство воспользовалось в интересах своей миссии бедствиями… Сектантство тогда использовало и временное снижение жизненного уровня населения” [3, c. 11-12].
Подозрительность в отношении социального служения протестантов сохраняется и доныне, продолжая советскую линию маргинализации всех идейно чуждых и при этом общественно активных “элементов”. До сих пор “иной” в России означает “чужой”, а благотворительность – вражьи происки.
Еще больший негатив связан с “миссией”, т.е. с активной проповедью и приглашением присоединиться к Церкви. Для государства и титульных конфессий это не что иное как “прозелитизм” и козни “иностранных агентов”. Для самих же протестантов – основная форма присутствия в обществе.
В советском обществе местные наследники Реформации оказались вынужденными «сектантами», поскольку иного места им не нашлось. В постсоветском же обществе роль атеизма заняла титульная религиозность, и протестанты так и остались сектантами. То, что некоторые протестантские лидеры пробились ближе к власти, общей закономерности никак не отменяет.
В этих условиях враждебной «стабильности» наследникам Реформации стоит вспомнить о своему радикальном потенциале обновления и нового исторического творчества. Как напоминает протестантский мыслитель Владислав Бачинин, «Для Европы XVI века Реформация явилась неожиданным историческим сюрпризом, который лишь в малой степени подчинялся законам причинности. Наметилась новая, пока еще не ясная траектория духовной жизни западного мира. Европы распрощалась и с «осенью», и с «зимой» средневековья. Вместо них духовному взору открылось нечто, как будто и давно знакомое, но отчего-то имевшее необычайно свежий, притягательный и обнадеживающий вид. Развернулось обновленное, расширившееся пространство евангельских смыслов… Обозначились такие возможности христианского присутствия в мире, о которых человек титульной Церкви забыл и думать» [1, c. 172].
Не в этом ли вызов новой Реформации - дерзнуть и поверить, помыслить и освоить новые «траектории духовной жизни», «пространства евангельских смыслов», «возможности христианского присутствия в мире», не подчиняющиеся эффекту сектантской «колеи»?
Речь ведь не столько о внешних отношениях Церкви с государством и обществом, сколько об отношении Церкви к своим же основаниям. Как настаивает богослов Сергей Санников, реформация должны мыслиться и не как самовольная инновация, и не как упорная реставрация: «Реформация всегда проактивна, в то время как Реставрация всегда реактивна. Реставрация замыкает нас в прошлом, в то время как Реформация связывает нас с настоящим и ведет в будущее… Если останавливается Реформация, начинается Деформация» [5, c. 24]. Поэтому с точки зрения евангельского богословия, «Semper Reformanda – это не событие, происшедшее в XVI в., а процесс… В Восточной Европе он был пленен византизмом и потому совершался и продолжает совершаться чаще всего либо через диктатуру, либо через революцию» [5, c. 25].
В этом смысле Церковь, отказавшаяся от Реформации как продолжающегося процесса и задачи, перестает быть не только протестантской, но и христианской.  И напротив, лишь постоянно преобразующая себя Церковь может быть влиятельной в обществе. Не случайно титулованный катехизатор Санников акцентирует мало известную для отечественных протестантов фразу Ecclesia semper reformanda est, где «Semper Reformanda означает постоянную реформационную деятельность Духа Святого по преобразованию обществе через Церковь и преобразование и обновление самой Церкви в связи с меняющимся обществом” [5, c. 11].
Что окажется сильнее -  «инерция стабильности» и «страх революции» или же реформаторский импульс, связанный с призванием и миссией Церкви в мире? Ответить на этот вопрос должны сами российские протестанты. Выбор предельно прост: вспомнить, вернуться и продолжать, либо оставаться на месте и выпасть из движения, из истории, из Реформации, из того непрерывного процесса, в котором Церковь может оставаться собой, обновляться и обновлять собой мир.
Итак, Реформация будет продолжаться, если разделенная на традиции и конфессии Церковь решится оспорить инерцию истории, ослабить захват прошлой эпохи и восстановить свое единство в многообразии, явив тем самым миру возможность иного и нового.

Литература
  
1.     Бачинин В., Черенков М. Протестантская этика и дух остмодернизма. – К., 2015.
2.     Бонхеффер Д. Сопротивление и покорность. – М.: Прогресс, 1994. – С. 90.
3.     Клибанов А.И. Религиозное сектантство и современность. – М.: Наука, 1969.
4.     Российские баптисты впитали как православные традиции, так и черты западного отношения к человеку. Интервью с руководителем Отдела внешних церковных связей Российского союза евангельских христиан-баптистов Виталием Власенко // http://www.interfax-religion.ru/cis.php?act=interview&div=175
5.     Санников С. Имплементация Semper Reformanda во временных и культурных контекстах Восточной и Западной Европы  // Богословские размышления. 2015. Спецвыпуск. Реформация: история и современность. – С. 9-26.
6.     Советское государство и евангельские церкви Сибири в 1920-1941 гг. Документы и материалы. / Составление, вступительная статьи и комментарии А.И. Савина. – Новосибирск: Посох, 2004. – 427 с.

7.     Филатов С. Параллельный мир протестантской России // Религиозные миссии на общественной арене: российский и зарубежный опыт. Под редакцией А.А. Красикова и Р.Н. Лункина. – М.: ИЕ РАН, 2016. – С.  261-263.
author profile image
Abdelghafour

Lorem Ipsum is simply dummy text of the printing and typesetting industry. Lorem Ipsum has been the industry's standard dummy text ever since the 1500s, when an unknown printer took a galley of type and scrambled it to make a type specimen book.

Комментариев нет

Отправить комментарий

no