Протестантизм как исторический феномен

Разговор о протестантизме следует начинать с признания очевидного факта: христианство дано нам в разделенном виде, дано в сумме трех разных конфессий, одна из которых – протестантизм. Если условное разделение на католиков и православных произошло в веке XI, то протестанты отделились в веке XVI. Можно говорить, что они довольно молодые и незрелые, но в истории все это относительно.

Итак, протестантизм наряду с католицизмом и православием представляет христианство. Мы не знаем, почему так, почему христианство оказалось разделенным, но знаем, что все три названные конфессии не обладают всей его полнотой, лишь частью.

В этом смысле протестантизм должен восприниматься и пониматься как данность, как неоспоримый факт. Взятый как феномен он есть, как мы бы к нему не относились. Причем он есть не столько как отклонение, ересь, раскол, профанация, сколько как явление, проявление церкви и ее веры в новых исторических условиях, новой эпохе.

Протестантизм как конфессиональное течение оформляется уже в XVI веке, хотя его развитие и отпочкование новых движений продолжается и по сей день. Так что не только указанное столетие, но и все Новое время проходит под знаком протестантизма.

Протестантизм – это течение или движение (у которых множество ответвлений), широкое и разнообразное. Но связан он с определенной исторической точкой. Она довольно условна, но помогает локализовать основные события, определившие возникновение и развитие протестантизма. Речь идет о 31 октября 1517 года, когда Мартин Лютер обнародовал в Виттенберге свои 95 тезисов.

Монах-августинец (он не только усиленно изучал Августина, но и носил его имя), он же профессор университета, выступил с критикой папства и его установлений, требуя проверить их на соответствие библейским истинам. В частности он оспорил папскую буллу об отпущении грехов через продажу индульгенций (настоящей целью которых было не спасение дущ, а сбор средств для содержания церквей и строительства храма св. Петра). После того как на Лепцигском диспуте (1519) Лютер публично выразил сомнение в непогрешимости папы, он был предан анафеме. Впрочем, это лишь усилило его популярность. Он демонстративно сжигает папскую буллу (прямо в университете) и обращается к “христианскому дворянству немецкой нации” с призывом к особождению от папской власти.

В 1521  году был осужден на Вормсском рейхстаге, но отказался отречься: “Я отвечу прямо и просто. Если я не буду убежден свидетельствами Священного Писания и ясными доводами разума — ибо я не признаю авторитета ни пап, ни соборов, поскольку они противоречат друг другу, — совесть моя Словом Божьим связана. Я не могу и не хочу ни от чего отрекаться, потому что нехорошо и небезопасно поступать против совести. Бог да поможет мне. Аминь». Здесь же он якобы сказал свои легендарные слова «На сём стою и не могу иначе».

В жизни Лютера было много ярких событий, но именно 1517 год стал тем “триггером”, который запустил реформационные процессы. У Реформации была своя предыстория, в которой отведено почетное место оксфордскому профессору Джону Виклифу и ректору Пражского университета Яну Гусу. Имели место и средневековые проекты реформ. Наконец, у Лютера было немало конкурентов-реформаторов, таких как Ульрих Цвингли и Жан Кальвин. И все же 1517 год стал точкой отсчета, началом Реформации.

Можно сказать, что в жизни и текстах Лютера воплотились мечты многих известных и неизвестных реформаторов-предшественников. Он был не столько оригинальным, сколько мужественным. Он не так много знал, как чувствовал. Он не так заботился о продолжении традиции, как о добрых переменах.

Он выразил то, о чем думали князья и бюргеры - что история может быть другой, что народы могут  жить иначе, что именно обновленное христианство – условие обновления общества. Пафос церковных реформ сочетался с чаяниями культурных и политических элит. Речь шла о поиске новых форм и смыслов религии, жизни, труда, управления, искусства. Даже больше – о новой картине мира, в которой религия была бы источником надежды, вдохновения, творчества.

Если бы не удалось реформировать церковь, средневековье продолжалось бы вечно.

Протестантизм стал новым образом церкви, той ее частью, которая соответствовала духу и потребностям новой эпохи – критикуя, исправляя, направляя. В этом смысле протестантизм должен быть понят именно как исторический феномен, который открывает нам многое не только об обществе Нового времени, но также о церкви в целом, которая, как оказывается, может быть разной. Вполне возможно допускать, что католицизм и православие соответствовали традиционному типу общества, в то время как протестантизм стал актуальной формой христианства для общества посттрадиционного.

И здесь возникает вопрос. А не ограничивается ли тогда протестантизм своей эпохой – для 1517 года новой, а для 2017 совсем не новой? Что останется от протестантизма, когда дух капитализм выветрится? Что будет дальше, если три христианские конфессии уже заняли свое место в истории, а она все никак не кончается и требует все нового? Будет ли продолжаться отпочкование на древнем и великом христианском древе? Или же величайшим чудом последнего времени станет примирение и единение конфессий?