Протестантизм как библейско-богословский проект

При всем разнообразии своей истории и географии, протестантизм обладает определенной архитектоникой, изначальными интуициями и принципами, которые не сдерживают, а подпитывают это разнообразие. Как это возможно? Это возможно благодаря особому отношению к Библии – как настольному руководству для каждого верующего и непререкаемому авторитету всей церкви. За единством и многообразием протестантизма - одна и та же Библия в разных прочтениях и применениях.

Не случайно Лютер любил Августина, их многое роднило. Подобно своему учителю, реформатор слушался голоса «Бери и читай».  Так он открыл, или переоткрыл послания Павла с его призывом жить по вере. Так он научился работать с первоисточником, иногда довольно произвольным образом, но всегда с личным, вопрошающе-слушающим отношением. 

Можно обвинять Лютера в том, что он плохо знал свою же католическую традицию – иначе нашел бы в ней себе нишу, и не создавал бы новую традицию с нуля. Думаю, что это замечание не лишено оснований: Лютер действительно традицию не очень то и чтил, он пользовался ей избирательно. Кроме Августина он чтил мистиков – Иоханна Таулера и Майстера Экхарта. Последние научили его все создавать с нуля, исходить из личного опыта, искать практического христианства.

Лютер, как и многие реформаторски мыслящие средневековые теологи, был убежден, что для христианской жизни во всех ее проявлениях и потребностях вполне достаточно одного основания – Священного Писания. Sola Scriptura – больше чем один из пяти принципов протестантизма, это начало всего библейско-богословского знания, его источник и направляющий ориентир.

Успехи книгопечатания делали тексты доступными. Но лишь уверенность Лютера в том, что Библия может говорить для всех, что она может быть понятной для каждого в свою меру, что в ней открывается Христос и христианство, сделала доступными смыслы библейского текста. Библия стала считаться необходимой и для духовной, и для повседневной жизни. Из ее истин нужно исходить, и с ней же нужно сверяться.

Все это вынуждало церковь быть более сдержанной и осторожной в своих богословских заявлениях. Ведь отныне в руках у многих рядовых христиан был источник и канон. Монополия церковных институтов и эксклюзивные права кадровых богословов оказались под угрозой. Тот, кто читал и разбирался, мог вступать в диспуты. И круг таких непрофессиональных богословов все более расширялся. Нередко политики вместо дискуссий предпочитали войну, но все же культура христианского разномыслия, основанная на независимом и непредвзятом прочтении Писания, стала неотъемлемой частью новоевропейской истории. В этой христианской свободе коренятся и многие свободы современного мира.

Протестантизм как библейско-богословский проект склонен многое, если не все, упрощать. Лютер искал простую и надежную основу, на которой мог бы уверенно стоять и выстоять перед собственными страхами, угрозами императора и проклятиями папы. Он вновь возвысил Писание как необходимый и достаточный источник богословия и жизни. Похоже, он не очень комплексовал, что не достаточно хорошо разбирается в средневековых богословских учениях. В отличие от более разборчивого и интеллектуально тонкого Эразма Роттердамского, Лютер искал простоты, дающей уверенность и силу. Он ее нашел. Как и Августин, Экхарт и Таулер. Как простые рыбаки-апостолы. Тем самым он вновь вернул нас в начало, когда Бог во Христе был доступен и близок, был видим и слышим. Когда еще не было церкви-института, но уже была община Христа. Когда еще не было богословия, но уже было богопознание. Когда еще не были записаны наши слова, но Его Слово уже звучало.

Возвратное движение к началу христианства начинается с переоткрытия Писания. Оно же делает возможным такое развитие богословия, когда мысль о Боге начинается всякий раз заново – с прочтения и обретения Слова «здесь и сейчас» (именно так выражался Таулер), в свободе от людских авторитетов и трепете перед Богом.