Юбилей Реформации вынуждает задуматься не только о содержании пятисотлетней
истории протестантизма, но и о его будущем. Импульс, идущий от года 1517,
кажется исчерпанным. Соответственно, возникает вопрос о новой Реформации,
которая даст свежий импульс для обновления христианства во всех его
конфессиональных традициях, и прежде всего для протестантизма, поскольку он
декларирует принцип Ecclesia semper reformanda est.
Как мне кажется, будущее протестантизма открывается в перспективе
экуменической – через преодоление конфессионализма, отказ от антикатолической
идентификации и последовательную трансформацию Реформации протестантской в
Реформацию общехристианскую. Т.е. примирение, общение и совместное служение
ранее разделенных конфессий сами по себе оказывают реформирующий эффект.
Но перспектива постконфессионализма понятна и в той или иной степени
приемлема лишь для тех регионов, христианство которых можно считать исторически
богатым и достаточно зрелым. Христианство глобального Севера хотело бы
продолжения Реформации в таком духе – в духе свободного единства, щедрой
ортодоксии, самокритичной рациональности, доверии в неопределенности (Тодд Джонсон удачно связывает подобные постмодернистские концепты с новыми подходами
к миссии).
Эти подходы могут быть общими для разных конфессий глобального Севера, но
вряд ли будут понятными для христиан глобального Юга.
И здесь остается актуальным подход Филип Дженкинса, который приглашает
сместить внимание с центров и процессов старого мира на новые очаги глобального
христианства. Он указывает на большой культурный разрыв между Севером и Югом, напоминающий
«времена Лютера», когда Европа оказалось разделенной между протестантизмом с
его проповедью, песнями и чтением Библии и католицизмом с его статуями,
ритуалами и шествиями. Дженкис
видит прямую аналогию между “временем Лютера” и современностью. Если на Севере происходит настоящая технологическая революция, то в других
регионах сохраняется традиционная культура книги. Северные сообщества развивают
децентрализированные и приватизированные формы веры, в то время как южные
поддерживают старые идеалы общинности и традиционного авторитета.
В то время как Север продолжает либеральный дрейф, Юг не знает и не хочет
знать ничего кроме консерватизма или фундаментализма.
То, что происходит на Юге – вовсе не новая Реформация, а новая
Конрреформация. По Дженкису, мы будем свидетелями не нового Виттенберга, но
скорее нового Тридента, который утвердит и попытается увековечить «старую
церковную идеологию».
Итак, новая Реформация (по характеру – революция, по содержанию -
Контрреформация) происходит уже сейчас на Юге, именно там живет и будет жить
большинство христиан, именно их голоса будут определять образы глобального
христианства.
Соглашаясь с Дженкинсом в том, что именно глобальный Юг станет наиболее
активным в плане социально-демографическом, я все же отдаю предпочтение
глобально-экуменической перспективе.
Увлекаясь Югом, мы не можем игнорировать Север, его богатое духовное
наследие и научно-технологический ресурс. Глобальное христианство – это не
только христианство глобального Юга, скорее это христианство глобального
взаимодействия – Севера и Юга, Запада и Востока.
Спустя четырнадцать лет после выхода фундаментальной работы Дженкинса (The Next Christendom.
The coming of Global Christianity, 2002) мы многое видим
иначе: распространение технологий на Юге не уступает Северу, так же по всему
миру Библию читают с экрана смартфонов и планшетов; на самом дальнем и глубоком
Юге есть зоны влияния Севера, островки глобальной культуры; технологии, мегаполисная
культура и новые форматы жизни притягательны для молодых поколений всех
регионов; в то время как массы (не только Юга, но и Севера) находят
фундаменталистские лозунги привлекательными, средний класс предпочитает
либерализм.
Дженкинс много говорит о том, как Юг отличается и как он меняет Север.
Епископы Юга рассматривают Север как свою миссионерскую территорию. Они
принимают на себя ответственность за восстановление христианских истин. Но ведь
есть и обратная связь – Север верно и щедро служит Югу своими людскими и
финансовыми ресурсами, не говоря уже о миссиологии и богословии. Конечно, можно
усомниться, что богословие христианских семинарий и университетов Севера может
быть пригодным в условиях Юга. Но нельзя не признать, что это богословие понимает
свои ограничения и старается их учитывать, что по содержанию и направленности
оно давно является богословием глобальным, т.е. богословием (для) глобального
христианства.
Юг не заменит собой Север. Было бы ошибкой заменить Christendom Севера на New Christendom Юга, как было ошибкой
заменять Christendom средних веков на все последующие.
Новая Реформация должна принимать Post-Christendom как естественный и
неоспоримый контекст, и таким же естественным должно восприниматься
взаимодействие Севера и Юга. Мы – христиане разных традиций - больше не можем и
не должны доминировать друг над другом и над миром. Глобализация дает еще один
шанс для такого взаимодействия в духе единства, которое может принести
обновление всей церкви в разнообразии ее истории и географии.
Как гласят Кейптаунские положения (2010), «Мы с
радостью наблюдаем рост и укрепление нарождающегося миссионерского движения в
большинстве стран мира и отход от прежней модели «от Запада к остальному миру».
Однако мы не сторонники идеи, будто эстафета миссионерской активности перешла
от одной части мировой Церкви к другой. Нет смысла отвергать
прежнее чувство превосходства Запада, чтобы переместить это порочное самомнение
в Азию, Африку или Латинскую Америку… Вместо этого давайте стремиться к истинному
сотрудничеству между Севером и Югом, Востоком и Западом, к уважению и
достоинству, которые характеризуют подлинную дружбу и настоящее партнерство в
служении».
Комментариев нет
Отправить комментарий