МИРТ, 23 Апреля 2020
Мир после пандемии будет другим. Опыт затянувшейся и все более усиливающейся неопределенности изменит всех нас. Как именно изменит?
Сегодня трудно сказать что-либо определенное о завтрашнем дне, но о нас самих кое-что проясняется. В обществе происходит постепенная переориентация. Наблюдая за ней, мы можем заметить несколько интересных знаков, которые говорят если не о будущем, то о нашем способе отношения к нему, наших новых подходах к возникающей реальности «после пандемии».
В целом можно сказать, что мы наблюдаем переход от мира постоянного усложнения к миру простоты, от схемы бесконечного прогресса к балансированию на краю пропасти, от истории поэтапного развития к истории катастроф. Меняется и восприятие будущего: мы переходим от предсказуемой картины будущего, которое мы проектируем и готовим, – к неожиданному будущему, которое разворачивается не как наш собственный план, но как Божье откровение.
Все это означает, что нам придется жить в мире постоянной неопределенности и уязвимости, мыслить о себе и достижениях нашей цивилизации гораздо скромнее, при этом больше ценить духовные традиции (самое главное в них) и опираться на них.
Вот лишь несколько знаков происходящей переориентации.
Во-первых, становится все более очевидным и сильным запрос на минимализм. В условиях социальной дистанции и экономического кризиса нужны самые простые, доступные и эффективные вещи. Кому сейчас нужен шикарный итальянский костюм или дорогие швейцарские часы? Их некому показывать; ими некого впечатлять.
Роскошные бизнес-центры сегодня пустуют. Спрос на них вряд ли вернется. Слово «недвижимость» будет звучать грустно и пусто. Многие искусно раздутые потребности сдуются и забудутся.
Время спросить себя: насколько то, что я делаю, является жизненно важным? Будет ли мне что предложить в условиях, когда у людей не будет хватать на хлеб? Будет ли у меня такое слово, ради которого слушатели согласятся пожертвовать хлебом?
Политики подвергнутся жесточайшей критике, бизнес – погромам. Достанется и церкви. К ней будут предъявлять все более жесткие требования. Испуганные и голодные люди вряд ли будут смотреть шоу мегацерквей. От проповедников будут ожидать правды, честности, откровенности, личного достоинства, силы духа, веры и верности.
Потеряют значение статус и место сидения, будут оценивать по сути.
От развлечений довольно скоро устанут, так же как от ничегонеделания. Настанет насыщение информацией, усталость от «онлайна», а затем сформируется спрос на короткие списки достоверных источников и экспертов, достойных внимания церквей и священнослужителей.
Перепробовав многое, люди выберут самое главное.
Во-вторых, большой плюралистичный глобальный мир сужается до обозримого круга знакомых, родных, единомышленников, одноверцев – «братьев и сестер». Жажда общения нарастает. Но нарастает и страх по отношению к незнакомым, другим, чужим.
Люди закрываются в малых группах. Дом становится крепостью. Семья – замкнутым жизненным миром. При этом церковь – в ее разных форматах – соединяет людей гораздо лучше, чем любые другие общественные связи.
Церковь может быть простой, домашней, или же сетевой, децентрализованной. Но она должна давать реальное чувство связи, принадлежности, родства, общения. Я боюсь, что мегацеркви на этот запрос ответить не в состоянии. Нас ожидает возвращение церкви к простейшим формам в сочетании с новейшими технологиями. Огромные церковные здания и офисы для этого вряд ли нужны.
В-третьих, постоянная неопределенность потребует от нас высочайшего уровня мобилизации, готовности работать с всевозможными рисками и возможностями все новых и новых перемен. Главный вопрос будет не о том, чем мы владеем, что знаем и умеем; но в том, насколько быстро мы можем адаптироваться к новым условиям, к бесконечной серии неожиданных перемен: перенастраивать производство, находить актуальные форматы служения, отвечать на меняющуюся структуру потребностей и ценностей.
Нам нужно будет заново осваивать, обживать мир, выстраивать связи, обустраиваться. И это предстоит делать не один раз. Никто не знает, каким будет мир после пандемии, поэтому перемены будут быстрыми и стихийными, посадка будет жесткой. Но сложность не только в этом. Сложность еще и в том, что никто не знает, как долго просуществует тот новый мир с его относительным порядком, пока не случится другая катастрофа и соответствующая перестройка. Нужно готовиться к серии катастроф.
В-четвертых, нам придется учиться жить с обостренным пониманием нашей уязвимости перед возможными катастрофами. Впервые со времен «холодной войны» и ее атомных угроз человечество почувствовало реальную возможность глобальной гибели. В соответствии с этой глобальной и экзистенциальной угрозой будут меняться приоритеты во всех сферах жизни. Если все может закончиться в любой момент, то больше нет времени на все или многое, только на самое главное.
Это новое мироощущение поменяет акценты в образовании, религии, экономике и политике. Будут обсуждаться вопросы о самом главном: без чего мы никак не можем жить и достойно умереть, без чего мы перестаем быть людьми еще до того, как станем жертвой вируса или ядерного удара.
Каков он – наш базовый набор ценностей, идей, вещей? Что нужно вспомнить, а что – забыть? Что сохранить любой ценой, а что нужно оставить в прошлом, в мире «до пандемии»?
Очевидно, что церковь также должна ответить себе и миру на вопрос о сути Евангелия, отказаться от споров на второстепенные темы и сделать свое основное послание более заметным и сильным. Если раньше мы думали о том, как привлечь внимание людей скучающих, то сегодня стоит подумать о том, как утешить людей страдающих, как дать надежду отчаявшимся, как подготовить к смерти умирающих.
В-пятых, ситуация неопределенности обостряет запрос на сильную власть и магические решения. Политика, экономика и религия в их обычных формах больше «не работают». Народу нужно гораздо большее – «чудо, тайна и авторитет», о соблазне которых так хорошо писал Достоевский. Здесь нужен не президент и не генеральный секретарь, здесь нужен «спаситель».
Сегодня мы видим промежуточный этап в глобальном переформатировании власти. В отсутствие действенной международной структуры государства возвращают себе полномочия. Но когда они не справятся, на повестке дня снова возникнет тема глобального нового порядка, уже не бюрократического, а магического.
В мире, где старые структуры не работают, а новые еще не возникли, антихристовы предложения, магические рецепты будут весьма соблазнительными.
Задача церкви не в том, чтобы переиграть Антихриста в рекламе, шоу, фокусах и лайках. Церковь будет торжествовать в другом: в силе свидетельства и верности Богу, жертвенной любви и посвящённом служении.
***
Время неопределенности будет временем большой духовной жатвы. Раньше людям казалось, что они знают законы развития мира и могут управлять историей, поэтому Библия пылилась на полках или читалась как полезная на ночь сказка. Сегодня она должна и может стать главной книгой в каждом доме, центром семейного общения, первым и последним источником утешения.
Я не думаю, что христиане могут многое сказать о завтрашнем дне «после пандемии». Но они знает более важную информацию – о дне последнем и первом, о конце истории и начале Царства.
Зная финал, зная последнее, мы не должны увлекаться и теряться в предпоследнем, «издыхать от страха и ожидания бедствий» (Лк. 21:26). У нас нет времени на ностальгию о прошлом и на гадания относительно будущего. Мы знаем, что должны делать.
У нас есть Великое поручение. У нас есть Христово живое присутствие. У нас есть сила и откровение Духа Святого. Поэтому время неопределенности непременно станет временем большого церковного обновления в простоте, вере и верности, любви и единстве, ну и, конечно же, в активной миссии.
Комментариев нет
Отправить комментарий