Разлученная семья, утраченная родина. История Жюстины Ньюфелд

Смотреть и слушать можно на YouTube канале Миссионерское движение Церковь без стен

Весной 2019 года нашу семью пригласили посетить небольшую меннонитскую церковь в глухом Канзасе. Церковь стояла прямо посредине поля. Вечерело. Вокруг было тихо. Ни людей, ни машин, ни коров. Но когда мы зашли внутрь, там было полным-полно людей, большинство – в более чем почтенном возрасте. Они пришли послушать нашу историю. В свою очередь, мы интересовались их историей. Каждый из них мог написать отдельную книгу. 

Кто были эти люди? Странники и пришельцы. В конце XVIII века они переселились из Европы в Украину, а затем в США и Канаду. В Европе их считали сектантами. Их обвиняли в отсутствии «ура-патриотизма», нежелании воевать за царей и фюреров, подчеркнутой дистанции от общества и подозрительности по отношению к государству. 

Меннониты вели тихий, мирный и закрытый образ жизни. Они дорожили своими духовными и семейными традициями. А свободу ценили больше комфорта и привилегий. Поэтому постоянно искали такое место для жизни, в котором они смогут по-своему верить и жить по вере. 

Российская императрица Екатерина II дала им вольные права и земли на юге Украины. Так возникли меннонитские «колонии». В дальнейшем они прославились своими образцовыми агрохозяйствами, школами, больницами, благотворительностью. Но прежде всего, это были сильные и дружные религиозные общины. 

Их трудом пользовались и цари, и советы. Их веру и традиции ненавидели и те, и другие. Меннониты жили своим внутренним миром и оберегали его от внешних воздействий. Они были законопослушными, но при этом свободолюбивыми, особенно в вопросах совести. 

Не удивительно, что советская власть увидела в них не только классовых, но и духовных врагов. Церкви и местные школы были закрыты. Вместо привычного немецкого пришлось изучать русский язык. Вместо Библии – атеизм. Крепкие семейные хозяйства были разрушены. Людей согнали в колхозы. Была поставлена цель – разрушить общину и семьи, настроить детей против родителей, выкорчевать все духовные и семейные традиции. 

Об этом написано немало книг. Но одна из них коснулась меня сильнее других. Это книга Жюстины Ньюфелд (Justina Neufeld) под названием «Разлученная семья» (Afamily torn apart), вышедшая в 2003 году в небольшом издательства Pandora Press. 

Скорее всего, я бы никогда не прочитал эту книгу, если бы не встретил ее автора в той небольшой меннонитской церквушке. Тогда я обратил внимание на элегантную женщину, которая прислушивалась к нашему семейному разговору. Она будто ловила каждое слово. Я заподозрил, что она понимает наш язык, и не ошибся. «Кто эта женщина?», - спросил я организаторов вечера. «О, это целая история. Это Жюстина. Она не из нашей церкви, и приехала издалека специально ради вас. Мы знаем, что она из Украины». 

В том зале все были из Украины, только одни сбежали от русского царя в семидесятые годы XIX века, а другие от советской власти в двадцатые годы XX века. Жюстина выделялась, ее история была особенной.

Я спросил ее: «Как давно вы приехали из Украины?». «В 1943 году», - ответила она.

Как оказалось, Жюстина покинула Украину в 13 лет, но до сих пор считает ее своей родиной. И до сих пор говорит всем в Канзасе: «Я из Украины».

Ей девяносто лет. Но она очень активна в благотворительности. Долгое время поддерживала подпольные церкви в СССР. А после обретения Украиной независимости много помогала благотворительным центрам в Запорожье. Все ее жизнь – это служение той Украине, которую у нее отняли советские душегубы. 

После 1943 года Жюстина побывала в Украине дважды. Она пыталась вернуться в родные места, чтобы заново пережить чувство дома и семьи. Но это не удалось. 

Свою книгу воспоминаний она заканчивает на печальной ноте: «Я очень надеялась пережить чудо возвращения. Но я попала в чужое место. В моем сердце так и осталась пустота, заполнить ее уже нечем».

Отчего же эта пустота? От того, что люди в ее родном селе почти ничего не знают и знать не хотят о страшном прошлом. От того, что в бывшей школе живут неприветливые люди, которые гостей даже на порог не пустят.  От того, что надгробия с родных могли стали фундаментом для строительства частных домой и амбаров. От того, что почти все родные уже умерли и больше никогда не встретятся вместе за одним столом. От того, что память уходит вместе с ней, что фотографии желтеют, а страницы покрываются пылью. От того, что новые поколения мало интересуются этой историей и вряд ли прочитают ее книгу.

Я прочитал ее книгу с большим интересом. Скажу лишь о некоторых примечательных фрагментах, которые запоминаются, прямо врезаются в память. 

Жюстина вспоминает, что, когда ее отца забрали на допрос по обвинению во вредительстве, большинство местных женщин едва скрывали злорадство. Ведь ранее забрали их мужей. Теперь все были в равных условиях. 

Она привыкла ждать папу и ждет его до сих пор. 

Однажды отца, который был бухгалтером в колхозе вызвали для отчета в город. Он ушел пешком и обещал вернуться к Новому году. В последний день перед праздником поднялась сильная метель, ничего не было видно. Мама и Жюстина не спали – они зажгли лучину и очищали окно от снега, чтобы отец видел ориентир. Жюстина молилась: «Господи, не нужно мне даже конфет, лишь бы папа вернулся». Отец чудом нашел путь после долгих блужданий в заснеженной степи и вышел на свет в оконце.

Но потом отца забрали в тюрьму и оттуда он никогда не вернулся. И она до сих пор – в свои девяносто лет – думает о нем и ждет встречи с ним. Отец любил ее больше всех. Этой любви ей не хватало всю жизнь. Где он сгинул? Никто не знает. 

Большинство членов ее семьи смогли сбежать в Европу, но были выданы союзниками советским властям. Их увезли в товарных вагонах далеко за Урал. Там они прошли лагеря, лишения и унижения. Жюстина никогда больше не увидела свою маму. Маму умерла в далеком Казахстане. 

Долгие годы Жюстина мучилась вопросами: где братья, где мама и папа? Как они умерли? Где они похоронены? Где их искать? Ее друзья по церкви предложили провести поминальную службу. Церковь собралась, чтобы поименно вспомнить семью Жюстины, чтобы вместе плакать и молиться, чтобы отпустить эту боль и перевернуть эту страшную страницу. Жюстина пишет, что это был важный символический акт общей скорби. Но боль не ушла. Она стала общей болью большой церковной семьи, но осталась навсегда, как незаживающая рана.

Еще два интересных момента обратили на себя мое внимание. Как вспоминает Жюстина, когда пришли немцы, они сразу же провели реформу образования – в школе началось изучение немецкого и украинского языков, русский язык из программы убрали. Солдаты охотно делились продуктами. Возобновились церковные служения. Скотина хорошо плодилась, поля давали щедрые урожаи. С приходом «оккупантов» в село вернулась нормальная жизнь.    

Вот почему с приближением фронта все село решило отступать вместе с «фашистами». Вот почему наступающая «красная армия» видела в них предателей и врагов народа. Жюстина описывает страшную картину, как на беглецов пикировали бомбардировщики с красными звездами, как разбегались испуганные волы и лошади, как гибли женщины и дети.

Людоедская империя не хотела отпускать своих рабов. Их бомбили, отрезая путь к отступлению на запад. А потом охотились по всей Европе на тех, кому удалось сбежать. Эти страшные картины и откровения вряд ли вписываются в наши исторические схемы. Здесь нет места для «победы», но также нет места для добрых и светлых «союзников». Родных Жюстины выдали коммунистам антикоммунисты. Если раньше европейцы задабривали Гитлера уступками, то теперь они подкармливали советского медведя – в надежде, что он насытится и оставит их в покое. Лишь большим чудом после скитаний в Польше, Германии и Франции Жюстине удалось скрыться в Голландии, а потом перебраться в США.  

Всю свою жизнь Жюстина задавала один вопрос: где Бог среди этого хаоса и ужаса? Она искала ответ, но нашла свое призвание. Она стала медсестрой, чтобы помогать людям справиться с последствиями ментальных потрясений и душевных травм. Ее жизнь стала ответом для многих. Ее доброта и сострадание помогли многим украинцам выжить в трудные девяностые годы. 

Сегодня ей девяносто лет, но она все так же активна и щедра. Она потеряла свою родную семью, но теперь видит в каждом ближнем и дальнем сестру и брата. Жюстина прожила трагичную, но благословенную жизнь. Она стала благословением для многих, в том числе для меня. 

Советской власти уже нет. Она проиграла таким людям как Жюстина. Но остались страшные раны. Раны памяти, точнее беспамятства. Раны оскверненных могил. Раны обмана и предательства. 

Село никогда не возродится, если дома построены на чужих могильных плитах. 

Страна никогда не возродится, если трагедии предаются забвению. 

Сегодня нам нужно праздновать не «день победы». Нужно праздновать жизнь таких людей как Жюстина, нужно приглашать их, пока они живы. Нужно накрывать столы и щедро угощать их нашей вкусной домашней едой. Нужно вместе петь наши грустные песни. Нужно рассказывать друг другу истории. Нужно просить прощения и говорить спасибо. 

Жюстина до сих пор помнит о своей Украине. Вспомнит ли Украина о ней, о миллионах таких, как она?