Черенков М. Время радикалов: Сергей Санников о миссии Церкви в постсоветском контексте // Зустрічаючись із таємницею: збірка статей на честь сімдесятиліття С.В. Саннікова. - Рівне, 2020. - С. 189-197.
Образование может и должно быть частью миссии церкви в постсоветском контексте. Сформулировав и отстояв этот тезис для церквей постсоветского пространства, доктор Сергей Санников внес значительный вклад в развитие миссиологии, в более широкое, многостороннее понимание миссии. В данной статье будут рассмотрены четыре актуальные формы миссии для постсоветских контекста: образование как миссия; свобода как краеугольный принцип; христианская культура как миссионерское поле; радикализм как форма свидетельства. Показав их важность и совместимость, Сергей Санников показал также личный пример, достойную для подражания модель личностной интеграции этих разных, но взаимно дополнительных подходов. Он смог соединить собой разные сферы служения, духовные и интеллектуальные традиции, и даже целые эпохи. В последующем кратком анализе будет показано, как идеи Санникова о миссии в сфере образования, культуры, религиозной свободы и радикальных форм свидетельства миру определили основные пути развития постсоветской миссиологии.
Имя Сергея Викторовича Санникова известно главным образом среди тех, кто учится и учит. Он связал всю свою жизнь и призвание с развитием христианского образования в постсоветских странах, и эти завоевал заслуженное признание среди интеллектуалов. При этом дело его жизни выходит за рамки образования и служит миссии Церкви во всей ее сложности и целостности. Как следует из его текстов и выступлений, образование – это лишь часть более широкой миссии Церкви, да и сама Церковь – тоже лишь часть более масштабной картины Божьего Царства, спасающей Божьей деятельности в мире по обе стороны церковных стен. Вот почему имеет смысл рассматривать творчество нашего автора в предельно широком контексте миссии Бога в мире, хотя фокусироваться в первую очередь на тех сферах и направлениях миссии Церкви, которые имеют ключевое значения для наших дней, для современных постсоветских реалий. В своих последующих размышлениях я хочу остановиться на четырех важных формах миссии Церкви в современном мире, которые, как мне кажется, представляют для Сергея Санникова особый интерес и в своей совокупности существенно расширяют и освежают наше понимание миссии. Вот эти четыре акцента: образование как миссия; свобода как краеугольный принцип; христианская культура как миссионерское поле; радикализм как форма свидетельства. Эти формы миссии чрезвычайно актуальны и перспективны, но все еще мало осмысленны. В этой сфере, как и в других, Сергей Санников выступил первопроходцем и пророком, голос которого должен быть услышан, тексты которого должны изучаться, дело которого должно продолжаться в молодых поколениях евангельских мыслителей и служителей. Я попытаюсь коротко охарактеризовать позицию автора в этих четырех направлениях и показать значимость его вклада для формирования целостной миссии среди постсоветских евангельских протестантов.
Образование как миссия
Основной формой миссии лично для Сергея Санникова стало образование. Он показал собой пример того, как образование влияет на все сферы и формы служения, как оно открывает новые возможности для миссии и расширяет пределы влияния Церкви.
В своем докладе «Богословское образование как миссия церкви в постсоветском обществе», подготовленного для богословского форума 2006 года, Санников пересматривает понимание миссии в свете новых образовательных стратегий. Он напоминает, что «До XIV века слово миссия употреблялось исключительно к учению о Троице… В XIX веке под миссией стали понимать пропаганду веры и распространение христианства»[1]. Очевидно, что нашему автору не очень нравится такое понимание миссии, поскольку здесь христианство как система и традиция подменяет собой живые и личностные отношения Бога с миром. Сформировавшись на рубеже традиций Восточного и Западного христианства, Сергей Санников критично воспринимал и первое, и второе. Для него миссия – не столько распространение «своей» веры, сколько соучастие в жизни и деятельности Бога. Он с радостью замечает, что «После революционного для богословия миссии доклада Карла Барта на Виллингенской конференции 1952 года миссию стали понимать как дело Божье, а не дело церкви»[2].
Если миссия – это дело Божье, то границы Церкви становится прозрачными, а отношения между Церковью и образованием гармонизируются ради общей цели служения Богу, т.е. соучастия в том, что Он уже делает в этом мире – с нами или без нас.
Здесь преодолеваются постсоветская церковная маргинальность и более традиционный экклезиоцентризм, известная подозрительность к «слишком умным» и высокомерие новоиспеченных богословов. В миссии Бога всем находится место и роль, но нужно учится служить вместе, сообща, дополняя друг друга.
Стоит сказать, что сам Сергей Викторович послужил добрым примером того, как можно расширять границы и при этом оставаться скромным слугой Церкви, как строить большие партнерства с разными церквами и оставаться верным своей малой традиции, как непрестанно учиться и не превозноситься, но служить всеми знаниями и способностями делу миссии.
Пересмотрев понимание миссии, Санников пересматривает и форматы образования в свете миссии, в свете расширенного и обновленного понимания миссии.
Он понимает христианское образование прежде всего как как «приобретение учеников», т.е. целостное воспитание последователей и слуг Христовых. В таком переориентировании образования с механического информирования на личностное формирование заключается «самый перспективый план миссионерской работы в постсоветской обществе»[3].
Анализируя смену миссионерских парадигм в евангельском движении, Сергей Санников приходит к скромному, но сбалансированному пониманию миссии.
Не стоит возвращаться к старым моделям раннего этапа, когда «миссия молодых евангельских церквей XIX, начала XX века носила активный характер просвещения невоцерковленных православных»[4], и совсем не стоит возвращаться к советскому опыту. Для советских верующих период иллюзий относительно сосуществования с богоборческой властью закончился довольно скоро: «Новый этап миссионерской ориентации начинается конца 20-х годов, когда любой вид религиозной деятельности вне церковного помещения стал рассматриваться как религиозная пропаганда и сурово караться советскими законами. С этого времени миссия стала рассматриваться и богословски осмысливаться как свидетельство… То есть, претворялась в жизнь не наступательная, как более пассивная модель миссионерства[5].
До сих пор большинство постсоветских верующих остаются в плену того трагического опыта и тех «пассивных моделей».
Но Сергей Санников призывает идти дальше. Он спрашивает: «В чем специфика и контекста современной миссии в Евразии?» и упоминает среди факторов «Рост национализма и агрессивного славянофильства»[6]. Помимо государственного давления на евангельских верующих и ограничение их миссионерской активности, более агрессивную роль стало играть и огосударственное православие: «По старой привычке любая евангелизационная деятельность стала рассматриваться как прозелитизм, ибо православие считает все население Украины и России православными по факту рождения»[7].
В этих условиях будет трудно отстаивать «наступательные» модели миссии, поэтому «Вероятнее всего, главными направлениями миссионерской работы в ближайшем будущем должны стать: свидетельство как святое присутствие, жертвенная дьякония, научение как формирование учеников»[8]. Последнее направление для нашего автора является ключевым. Потому что только духовно сформированные и всесторонне подготовленные ученики могут свидетельствовать святым присутствием во всех сферах жизни общества и жертвенно служить разнообразным нуждам людей.
Как видим, Санников последовательно и аргументированно возвращает тему образования в контекст миссии, но не настало ли время постсоветским миссионерам и миссиологам вернуть свою тему в контекст образования, больше использовать его ресурсы и глубже переосмыслить свои задачи в свете новых образовательных трендов? Не настало ли время для такого целостного видения, в котором темы миссии, образования и Церкви будут интегрированы и гармонизированы; а само это видение выразится в массовых и влиятельных движениях и сообществах христиан-педагогов, студентов, ученых? Я думаю, что Санников сделал свой вклад в формирование именно такого видения. При этом его голос остается пока пророческим, хотя такие сообщества постепенно растут и их влияние расширяется, преображая и Церковь, и общество. С момента публикации доклада об «образовании как миссии» прошло четырнадцать лет, но уже сейчас я могу назвать десятки имен богословов и миссиологов, которые пошли этим путем, стали влиятельным в образовательной среде, открыли для миссии эту сферу, изменили к лучшему имидж евангельского сообщества и показали собой вдохновляющий пример для новых поколений.
Свобода как главный баптистский принцип
Возможности образования как миссии, да и других направления христианского служения в мире, зависят от степени свободы и понимания свободы в обществе и Церкви.
Представляя традицию консервативных баптистов, Сергей Санников оставался и остается последовательным приверженцем свободы как важнейшего духовного и социального принципа. Здесь он послужил пророком для нашего времени, в котором стабильность ценится выше свободы. Наш автор напоминает, что «Главной особенностью баптизма западные истории считают фундаментальную категорию индивидуальной свободы», но у нас не совсем так: «В восточном баптизме только в последнее время эта категория приобретает все более высокую ценность[9].
Подозрительность в отношении свободы он относит на счет советского прошлого, с которым все еще не удается распрощаться: «Сегодня многим баптистам, прошедшим тоталитарное воспитание, трудно примириться с существованием ложных и еретических учений, но именно эта свобода и составляет ядро всемирного баптистского наследия»[10].
При этом Санников разделяет обеспокоенность постсоветских баптистов в отношении свободы как вседозволенности, свободы без духовного содержания, свободы без послушания Богу и Его заповедям. Поэтому он разграничивает понятия толерантности и свободы, жертвуя первым ради второго: «Исторически баптисты не поддерживали понятие толерантности, так как считали, что это только уступка иному пониманию, снисхождение к нему, закрытие глаз на его неправоту. Следовательно, толерантность – это молчаливое терпение, а свобода – это право иметь любое мнение и право свободно высказывать его, критикуя другое мнение»[11].
Церкви должны нести в мир правильное понимание свободы, учить этой свободе, являть эту свободу и не нарушать свободу других людей, свободу верить иначе или не верить вовсе. Отношение христиан к свободе – важная форма свидетельства современному миру, в котором лучше всего себя чувствуют крайности жестокого рабства или соблазнительной вседозволенности.
В своих текстах, да в своей личной жизни, Сергей Санников продемонстрировал достойный пример того, как свобода может сочетаться с весьма консервативным баптистским вероучением. В конце концов, в баптистском понимании свобода – это именно традиционная ценность. В постсоветском контексте это звучит непривычно, но именно это обстоятельно и делает вклад Санникова особенно ценным.
Христианская культура как нереализованная возможность
Отстаивая принцип свободы, Санников «благословляет» творчество в области общественной и культурной. Без христианского влияния на культуру будет трудно сохранить свободу. В отрыве от культуры не выживает и образование.
При всей своей значимости эта сфера остается для постсоветской Церкви неосвоенным миссионерским полем, чужой и чужой средой.
Как замечает Санников, «На постсоветском пространстве христианская культура как массовое явление не состоялась, а как и во всем мире, охваченном постмодернизмом, она осталась принадлежностью либо обособленной религиозной группы, либо отдельного христианина»[12]. Без всякой грусти он констатирует, что «С уровня общепринятой культуры она перешла на уровень личности»[13]. С одной стороны, для евангельского христианства в этом нет ничего трагического, поскольку все действительно важное начинается с личности. С другой стороны, вера должна расти и распространяться, охватывая не только уровень индивидуальной и сферу внутренней жизни, но и социокультурные измерения, да и общество в целом. Пока что этого перехода не происходит. Христианство остается культурой личной или групповой, но не становится массовой.
Сам Санников – это пример такой немассовости и отдельности. Его творчество должно вдохновить многих, но пока остается уделом меньшинства.
Санников являет собой редкий пример «культурного» постсоветского протестанта, совмещая богословский евангельский консерватизм с интересом к православной культуре. Работая на стыке самых разных культурных и богословских традиций, он смог избежать конфликтов и объединить собой доныне непримиримое – Евангелие и культуру, философию и богословие, наследие Реформации и радикальный анабаптизм, западное и восточное христианство, глубокую историю и малоосмысленную современность.
При этом в своем отношении к доминирующей культуре он остается не просто консерватором, но даже радикалом. Утверждая, что «все виды искусства контролируются греховным миром»[14], он подтверждает свою приверженность свободе и свободной культуре.
Он не делает громких заявлений, не видит перспективы в масштабных культурных войнах или же в капитуляции и приспособлении. Он самокритичен даже в отношении собственной традиции, которая уже пыталась отвоевать культуру и окультуриться самой. «Все основные направления в христианстве пытались «осовремениться» и идти в ногу со временем», и к большому сожалению, «быстрее всего этот процесс протекал в протестантизме»[15].
Остается мало популярная и малоосмысленная возможность – тихо и скромно создавать оазисы, очаги, оплоты христианской культуры без наивных претензий на изменение массовой культуры путем завоевания или приспособления. Перспективы христианского влияния на культуру всегда начинаются с личности и ее свободного определения в отношении к Богу. Эти мягкие формы влияния не могут быть насильственными и массовыми, хотя могут и должны пленять добрым личным примером и прекрасными образами. В христианской культуре как миссии всегда останется фундаментальное противоречие между желанием изменить внешний мир к лучшему и собственной радикальной неотмирностью.
Радикализм как свидетельство миру
Будучи одним из самых образованных людей среди постсоветских христианских интеллектуалов, Сергей Санников остается последовательным радикалом. Он всегда оставляет за собой право на особое мнение и не готов жертвовать им ради карьеры или комфорта.
В этом смысле его интерес к радикальной Реформации отнюдь не случаен. Он черпает вдохновение в историях об анабаптистах, которые не пытались изменить мир или приспособиться к нему, но свидетельствовали всей своей жизнью о возможности мира иного.
Эта форма миссии остается актуальной для каждой эпохи, но особый интерес вызывает в наше время. После многочисленных попыток «трансформации общества» и «христианизации мира» мы стали более сдержанными в наших амбициях, и более внимательными к Божьей воле и к формам Божьей работы в мире.
В эпоху теплохладного христианства и агрессивно антихристианской культуры возникает запрос на радикальных формы христианского свидетельства. Они не стремятся быть привлекательными или успешными, они лишь выражают то, что должны выразить – веру и верность Божьей истине.
Санникова «радикализм привлекает своей ясностью и определенностью», он не может сдержать своих симпатий: «Как не хватает этого нам в размытости, полутонах, и в неопределенности постмодернизм! Радикал, однажды сказав решительное «Да» своему выбору, уже не колеблется и не сомневается. Он внутренне спокоен, хотя понимает, что говоря «Да», он тем самым говорит не менее решительное «Нет» себе, своему уюту, спокойствию и безопасности. Современный обыватель говорит и да и нет одновременно и этим самым он не говорит ни «Да», ни «Нет». Радикал говорит либо «Да», либо «Нет»… Нельзя полностью и до конца сказать «Да» Христу и не стать на узкий путь следования за Ним. Анабаптисты стали на этот путь и их одинаково гнали как католики, так и протестанты. Настоящие анабаптисты всегда радикалы, но не фанатики, хотя среди них были и такие»[16].
Наш мир гонит христиан, но в то же время удивляется им. Ведь не так страшно умереть, как быть пустым и неинтересным.
Если христианин сможет быть радикалом, но не фанатиком, он вызовет неподдельный интерес. Если он сможет быть верным своей вере и страстным в своей проповеди, но без насилия и глупости, он будет пользоваться симпатией.
Что остается у христиан, когда они лишаются привычной поддержки со стороны государства и симпатий общества? У них остается самое главное, то, что делает их христианами, чего мир не может лишить их.
Именно потому они готовы идти путем радикального нонконформизма – потому что на этом пути они освобождаются от мирских влияний и мир видит яснее их отличий, их немирскую природу, видит в них силу любви и сияние Божьей славы.
Эта инаковость радикальных христиан становится основной формой свидетельства миру: «Они часто «безумно» не соглашаются с мнением власти, но не потому, что не уважают власть, а потому что повинуются слову Христа и Его Нагорной проповеди. Они бедны и непрактичны, но не потому что плохо работают, а потому что отказываются делать бизнес по законам общества, в котором живут. Стоит ли осуждать из экстремизм?»[17].
В мире легких решений и мегатрендов Санников отстаивает немодный путь, требующий личного посвящения, осмысленности и верности. В мире, где так важно контекстуализироваться, он напоминает о том, что иногда нужно идти против течения и быть с малым стадом, а не с «моральным большинством».
***
Мы живем в удивительное время, когда в поисках церковного и миссионерского обновления нам стоит смотреть не только вперед, но и оглядываться назад; не только мечтать, но и знать историю; не только думать и писать самим, но также учиться у других. Я удивляюсь, как много Божьих даров были, есть и будут доступны нам в любую эпоху. Сергей Викторович – один из таких даров. Он соединяет собой разные сферы служения, духовные и интеллектуальные традиции, и даже целые эпохи. В своих размышлениях о миссии в сфере образования, культуры, религиозной свободы и радикальных форм свидетельства миру, он высветил и наметил основные пути развития постсоветской миссиологии. Он оставил в наследие молодым поколениям целую библиотеку своих текстов и продолжает ее пополнять. Но самое главное, он оставил нам добрый пример того, как в одной личности могут сочетаться самые разные направления и формы служения. Он не только описал, но и показал собой, как образование может быть больше чем образованием, как образование может быть миссией. Он ценил, уважал, защищал свободу - свою и чужую. Его творчество стало настоящим культурным феноменом, выходящим далеко за рамки евангельской среды. Его образ и образец жизни стал добрым примером радикальной посвященности и верности. И это самая главная форма миссии, которая не может быть не актуальной в любое время, - миссия личного свидетельства и примера. В образовании и культуре, в защите свободы и радикальном свидетельстве роль личности всегда будет на первом плане. Наше время должно стать не столько временем радикальных идей или текстов, сколько временем радикалов - образованных и культурных, свободных и творческих, верующих и верных.
Библиография
1. Санников, С.В., “Богословское образование как миссия церкви в постсоветском обществе” в Богословие в евангелизме. Доклады богословского форума, 57-79. Запорожье: Пилигрим, 2007.
2. Санников, С.В., “История и анализ баптистских принципов в свете категории свободы совести” в 400-летие баптизма и принцип свободы совести. Сборник докладов, 77-89. Одесса, 2010.
3. Санников, С.В. Популярная история христианства. 20 веков в пути. Киев: Саммит-Книга, 2011.
4. Санников, С.В., редактор. Фундамент. Курс начального богословия. Одесса, 2006.
5. Санников, С.В., редактор. Менно Симонс и анабаптисты. Штайнхаген:Samenkorn, 2012.
[1] С.В. Санников, “Богословское образование как миссия церкви в постсоветском обществе” в Богословие в евангелизме. Доклады богословского форума, 2006 год. (Запорожье: Пилигрим, 2007), 57-58.
[2] Санников, “Богословское образование… ”, 59.
[3] Санников, “Богословское образование… ”, 68.
[4] Санников, “Богословское образование… ”, 61.
[5] Санников, “Богословское образование… ”, 61.
[6] Санников, “Богословское образование… ”, 62.
[7] Санников, “Богословское образование… ”, 63.
[8] Санников, “Богословское образование…”, 64.
[9] С.В. Санников, “История и анализ баптистских принципов в свете категории свободы совести” в 400-летие баптизма и принцип свободы совести. Сборник докладов (Одесса, 2010), 85.
[10] Санников, “История и анализ баптистских принципов… ”, 87.
[11] Санников, “История и анализ баптистских принципов…”, 87-88.
[12] С.В. Санников, Популярная история христианства. 20 веков в пути (Киев: Саммит-Книга, 2011), 473.
[13] Санников, Популярная история христианства, 472.
[14] С.В. Санников, редактор, Фундамент. Курс начального богословия (Одесса, 2006), 371.
[15] Санников, Популярная история христианства, 472.
[16] С.В. Санников, редактор, Менно Симонс и анабаптисты (Штайнхаген, «Samenkorn», 2012), 8.
[17] Санников, Менно Симонс и анабаптисты, 9.
Комментариев нет
Отправить комментарий