-->
no
Технологии Blogger.

Сообщить о нарушении

Поиск по этому блогу

Недавние Посты

5/recent posts

Случайные посты

3/random posts
no

Недавние Посты

5/recent posts

Последние коментарии:

5/recent comments

Последние коментарии:

5/recent comments

Страницы

4/Статьи/slider

От пятидесятничества к неопятидесятничеству: вопросы к теме

Комментариев нет



Движение пятидесятников представляет разновидность экзальтированного христианства, известного с апостольских времен. Как самостоятельный феномен выделяется из протестантских (в нашем ареале, как правило, баптистских церквей) движений за освящение, духовное обновление и духовные дары. Акцент на крещении Святым Духом и связанных с этим переживанием экстатических состояниях выражает недовольство рациональным и формальным отношением к вере, якобы присущим традиционным протестантским конфессиям. Свобода в самовыражении религиозных чувств здесь соседствует с особой строгостью в морали, жестким регламентом поведения членов общины, закрытостью от внешнего мира.
Своим появлением в Российской империи пятидесятничество ответило на вопросы о целостном, «полном Евангелии», которое включает в себя не «только Писание» (не только методичную экзегетику библейского текста, как у баптистов), но и его переживание; не «только веру» (рафинированную и абстрагированную от чувств), но также веру, подтверждаемую знамениями и чудесами. Мистицизм и экстатика, от которых Лютер призывал очистить реформированное христианство, оставались его скрытой возможностью, спустя четыре столетия явленной в пятидесятничестве.
В организационной структуре пятидесятничество стало не столько новой конфессией, сколько межконфессиональным духовным движением, ответив на протестантские поиски неиерархического, неформального способа самоорганизации. В среде разных церквей возникли «пятидесятнические» группы, практикующие «духовные дары», но при этом не покидающие свою конфессию. Названный объединяющий потенциал пятидесятнического движения вступал в противоречие с консерватизмом и закрытостью первых пятидесятнических общин, возникших в условиях традиционного общества. В полной мере межконфессиональный экуменизм проявился в неопятидесятничестве, ответившем на кризис традиционных конфессий и вызовы социальных трансформаций, и принявшем форму не организации и даже не движения, а сети. Если пятидесятничество ставило целью объединить «крещенных Духом» христиан в их противостоянии миру и особенной духовной атмосфере, то неопятидесятничество выступило с программой проникновения в мир, его активного освоения в многообразии социальных, экономических, политических, а не только духовных связей.
Комплексная методология позволяет выяснить не только саму природу исследуемого феномена, но и его проекции на социально-экономическую, политическую, культурную жизнь общества; открывает целостную картину феномена пятидесятничества в его внутренней эволюции и социальных измерениях.
Пятидесятничество и неопятидесятничество в постсоветских странах стало значимым фактором социальных перемен – религиозные общины превратились в центры социальных инициатив, тем самым изменилась сама структура общества, церкви оказались agents of changes в процессе формирования гражданского общества и плюрализации общественной и религиозной жизни.
На примере эволюции традиционных пятидесятничестких церквей в современные неопятидесятнические духовные движения можно проследить общие закономерности развития постсоветского протестантизма, его способность к социальной адаптации, политический потенциал, экономические приоритеты. Учитывая генетическую связь данных церквей с европейским протестантизмом, представляется крайне актуальным вопрос о взаимосвязи данной формы религиозности с прозападными политическими и экономическими ориентациями.
Вот лишь некоторые вопросы к теме эволюции пятидесятничества на постсоветском пространстве:
Возможна ли некая типизация при сравнительном анализе развития пятидесятничества в Украине, России, Латвии?
Каков характер корреляции между религиозной и общественной ситуацией в названных странах?
Пятидесятничество и харизматическое движение – этапы эволюции одной общности или разные направления развития?
Что явилось определяющим фактором эволюции церквей – внутрицерковные процессы или социальный заказ?
Евангелие процветания – путь к финансовой самостоятельности от Запада или форма финансовых манипуляций прихожанами?
Как изменился типичный портрет пастора?
Количественная динамика – пик роста уже позади?
Феномен мегацерквей: что главное – спрос на шоу, большие деньги, авторский проект пастора?
Особенности церковной структуры и руководства – от демократизма к его самовырождению?
Харизматические движения – общее будущее или временный бум экзальтированного христианства?
Будущее харизматических церквей – маргинализация или социализация?
Жизнеспособен ли неопротестантизм в зоне влияния пророссийской «православной цивилизации»?
От симпатий к демократии к антигейпарадам: какова логика перемен в общественно-политических ориентациях церквей?
В процессе подобных исследований становится возможным моделирование целостной картины эволюции пятидесятнических и неопятидесятнических церквей на постсоветском пространстве во всем многообразии их связей с общественными трансформациями

«В НАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО»

2 комментария



О ПРЕЗУМПЦИЯХ ЛОГОЦЕНТРИЗМА В НАУКЕ И ОБРАЗОВАНИИ

Система высшего образования, сложившаяся в Украине, переживает системный кризис, обусловленный не только и не столько дефицитом финансов и демографическими провалами, сколько отсутствием определенных и обоснованных целей, ценностей, стратегий развития. Как и всякая система, образование сегодня скорее работает на себя, на самовоспроизводство системы, а не воспроизводство социального капитала. Из такой запутанной и малоэффективной системы выпал главный элемент – сам человек, а вместе с ним и соразмерные ему смыслы, ценности, цели. Без человека и его смыслов система работает по законам собственного прагматизма: если университеты, академии наук, министерства работают, значит это кому-то нужно. Но кому? Явно, что не человеку, не обществу, не будущим поколениям. Поэтому есть все основания констатировать разобщенность системы образования и человека, мира знаний и мира реальной жизни, ответов науки и вопросов общества. Это можно назвать утратой логосности образования – разорванностью смысловых связей, обеспечивающих единство деятельности и цели, процесса и смысла, науки и жизни, истории и современности. Можно предложить и более сильную формулировку уже для всей духовной ситуации времени – «апокалипсис смысла», эрозия привычных смысловых оснований.
Известный отечественный философ Сергей Крымский рассуждает об этом в своей книге «Вопрошание философских смыслов»: «Тематизация вопрошания философских смыслов – это проблема поиска человекосоразмерных характеристик познания, того способа человеческого присутствия в мире, который задает и задается вхождением человека в бытие» [1. с. 6].
Ранее ориентирующую функцию для познания и деятельности человека выполняла идея прогресса, впечатляющая масштабами, но не соразмерная экзистенциальным нуждам и духовным возможностям личности. Миф о прогрессе оказался архетипическим не только для идеологий, но и для канонизированных ныне подходов к образованию. Прогресс, лишенный нравственной оценки и достойной человека цели, превращается в дурную бесконечность. При этом само развитие нельзя считать антигуманным, ведущим к деградации. Об этом хорошо пишет папа Бенедикт XVI в своей энциклике «Caritas in Veritate» (в русскоязычном варианте - «Энциклика о целостном человеческом развитии в любви и истине» - просматривается прямая связь богословских размышлений с педагогикой и этикой науки): «Идеологически абсолютизировать технический прогресс или лелеять утопию о возвращении человечества к изначальному естественному состоянию – два противоположных способа отделить прогресс от моральных оценок, а значит, от нашей ответственности» [2, c. 17].
Идея прогресса направляет активность человека на освоение новых территорий и эпох, разрушая то, что уже было, принося в жертву прагматизму мир истории и культуры. Напротив, презумпция логоцентризма предполагает связь современности с историей, укорененность, погруженность в прошлом, которое морально обязывает, ориентирует, учит. Оказывается, что «Cogito зависит, таким образом, от унаследованного, накопленного прошлого, т.е. Слова, точнее Логоса» [3, с. 396].
Мир как целое содержится посредством скрепляющих логосных связей, без которых распадается на части, фрагментируется. Когда не работает это объединяющее начало, дальнейшее функционирование общества, науки, образования «лишено прежде всего со-человечности, со-присутствия и со-природности с чем бы то ни было в мире, который становится необитаемым по мере того, как им овладевает отсутствие смысла…На пределе сообщества мир уже не есть мир; он представляет собой кучу чего-то, вероятно отбросов» [4, С. 110].
Собирание образа мира и человека становится возможным при мировоззренческих презумпциях логосности, всеохватывающего и всепронизывающего смысла, целостности и многомерности бытия; при самоосознании человеческих границ, собственной ограниченности в более широком, общем плане бытия, в котором человек не противостоит миру как познающий и присваивающий субъект, но пребывает в природной гармонии с вселенной, собой, другими людьми. Историческая связь, экологическое сознание, этика Другого, метафизика Присутствия выполняют роль скреп для цельности сознания и бытия, образа человека и образа мира; привносят нравственные и духовные компоненты в научное знание и образовательный процесс; выступают регулятивами для экономической и социокультурной деятельности.
Примечания
1. Кримський С.Б. Запити філософських смислів. – К.: ПАРАПАН, 2003. – 240 с.
2. Энциклика Caritas in Veritate. – М.: Издательство Францисканцев, 2009. – 112 с.
3. Оруджев З. Способ мышления эпохи. – М.: УРСС, 2004. – 400 с.
4. Нанси Ж.-Л. О событии // Апокалипсис смысла. – М.: Алгоритм, 2007. – 272 с.

ОБ ЭНЦИКЛИКЕ CARITAS IN VERITATE БЕНЕДИКТА XVI

3 комментария



Глобальный финансово-экономический кризис объединил ученых и богословов в поисках такой парадигмы хозяйствования, которая отвечала бы часто противоречащим требованиям эффективности и справедливости. 29 июня 2009 появилась папская энциклика Caritas in Veritate (Любовь в истине), выразившая не только личную позицию понтифика, но и весь итог современной католической богословской и философской мысли, оказавшейся конгениальной передовым идеям социальной философии и экономической теории. В этом взаимопроникновении дискурсов можно увидеть общее настроение эпохи и уже обозначившиеся очертания, структуру и опорные точки нового экономического мышления.
Стоит напомнить, что первая энциклика нового папы называлась Deus caritas est (Бог есть любовь), в которой любовь раскрывалась как начало социальных, политических, экономических отношений. В условиях кризиса возник новый вопрос – об этических характеристиках любви, о ее социальных выражениях, об опасностях девальвации ее смысла. В ответ на релятивацию смыслов любви (для церкви априорно абсолютных), на ее искажения пишется последняя энциклика, поверяющая любовь истиной, вводящая ее в контекст дискуссий о справедливости, свободе, солидарности, целостном развитии. Бенедикт XVI предостерегает, что без истины любовь останется заключенной в сфере межличностных отношений, в то время как ее подлинный характер всеобщий и нормативный, а масштаб действительно глобальный, т.е. может и должен определять отношения хозяйствующих субъектов, стран и народов, эпох и культур.
«Быть чем-то большим» - призыв католического первоиерарха к современному человеку, «разумному» и «умелому». Любовь в христианском понимании превосходит логику обмена, потому что способна дарить и прощать, т.е. быть выше справедливости и вне материального эквивалента. Любовь в истине выходит за рамки индивидуализма, корпоративизма, национальной исключительности, и устремляется к общему благу семьи, социальной группы, нации, мира. Так свершается христианское оправдание глобализма, дискурс глобализма вводится в этическую и богословскую систему координат: «В обществе, переживающем глобализацию, общее благо и труд для него не могут не достигать масштабов всей человеческой семьи.., так что град человеческий обретает очертания единства и мира и в какой-то мере становится предвосхищением и прообразом города без границ, града Божия» [1, с. 9]. Именно в этом состоит задача церкви – без технических и идеологических рецептов предложить ценности и смыслы в дополнение к эмпирической реальности социально-экономического развития; напомнить жизненную важность целостного человеческого развития, всех измерений личности, в особенности тех, которых связывают человека с другими людьми и Высшим Началом.
Глава католической церкви признает, что прогресс человечества, развитие его производительных сил, раскрытие всех возможностей человека отвечают Божьему плану, и лишь разрыв экономики и этики приводит к диалектике развития – к деградации личности и межчеловеческих отношений на фоне бесспорных технических достижений и активного накопления. Именно о соразмерности прогресса нравственным оценкам личности, реабилитации последней в свободе и ответственности - его главный тезис: «Идеологически абсолютизировать технический прогресс или лелять утопию о возвращении человечества к изначальному состоянию – два противоположных способа отделить прогресс от моральных оценок, а значит, от нашей ответственности» [1, c. 17].
Глобализация по-христиански предполагает видение мира как вселенского братства, когда можно быть не только безразличным соседом или конкурентом, но частью всечеловеческой семьи. Речь идет о «чем-то большем», чем о гражданском сосуществовании, - о единстве людей в трансцендентной любви Бога, в Котором все равны и все родны.
Энциклика не монологична, на ее страницах Бенедикт XVI ведет диалог со своими предшественниками, в частности с папой Павлом VI, выразившим в энциклике Populorum progression (26 марта 1967 г.) свои идеи о социально-экономическом прогрессе, понимаемом как количественный рост, всеобъемлющий и устойчивый. За прошедшие более чем сорок лет многое изменилось, но проблемы развития – избавления от голода, нищеты, болезней и неграмотности - остались нерешенными. Движение народов свободному рынку и демократии не остановилось, но сами эти идеалы оказались проблемными в отсутствии более высоких целей. Оказалось, что «если прибыль – единственная цель, если она получена недозволенным образом и не направлена в конечном счете на общее благо, она разрушит благосостояние и породит бедность» [1, c. 25]. Укрепились общемировые экономические связи, усилилась трудовая миграция, возросло влияние спекулятивной финансовой сферы, грабительски и в частных целях эксплуатируются земные недра – все это впечатляет в количественных измерениях и ужасает отсутствием смыслов и ценностей, ставит под сомнение способность человека как экономического субъекта управлять своей деятельностью, направлять ее на достойные цели, контролировать на предмет соответствия гуманным принципам и общим ценностям. Растет производство, но неравенство не исчезает, а лишь усиливается. При высоких декларациях о развитии намеренно сохраняются модели и нормы, замедляющие модернизацию. Экономические права ограничиваются транснациональными корпорациями, но также пренебрегаются местными собственниками. Все эти перекосы в развитии вынуждают сочетать социальную ответственность бизнеса с регулирующим участием государства и активностью гражданского общества. Такое сочетание позволит сохранить в глобальном мире локальные и национальные экономики, локальные человеческие сообщества, да и самого человека как источник и цель экономического богатства. Между тем, глобальный рынок ужесточает конкуренцию, за успехи в которой приходится платить правами рабочих и социальной защитой. Государство вынуждено идти на это под давлением международных финансовых институтов. Остаются лишь формы самоорганизации трудящихся для защиты собственных прав, этот третий сектор наиболее перспективный в сохранении человеческого капитала.
Многие проблемы отставания в экономическом развитии в энциклике связываются с вопросами «принятия жизни» - ограничения деторождения, навязыванием абортов, проповедью эвтаназии. Безусловно, что отрицание жизни как абсолютной ценности и всеобщего права, переходит в другие формы отрицания, усталости, депрессии; приводит к утрате мотивации; к гедонистическому расточительству. Сохранить жизнь каждому и обеспечить всех работой – простые, но пренебреженные рецепты демографического, а следовательно и экономического роста.
Доступность работы должна стать приоритетной задачей социально-экономической политики, у которой есть не только социальное, но и экономическое обоснование. Безработица, увеличение неравенства, нищета подрывают общественные связи, размывают основы демократии, уничтожают «социальный капитал». Поэтому автор энциклики предостерегает: «Понижать уровень охраны прав трудящихся или пренебрегать механизмами перераспределения дохода, чтобы повысить конкурентноспособность страны на международном уровне – значит препятствовать укоренению долговременного развития» [1, c. 43]. Экономические подходы, ориентированные на краткосрочную перспективу, часто не согласуются с фундаментальными ценностями, первичными интересами человека и его ближайшего окружения (семьи, землячества, экологической среды), поэтому, по совету Бенедикта XVI, необходимо увязывать экономическую целесообразность с углубленными размышлениями над смыслом экономики и ее целей.
Для воссоздания образа человека и целостного развития личности предстоит переосмыслить потребительский, техницистский, утилитаристкий взгляд на мир. Как уверяют богословы, а с ними согласным и представители гуманистической психологии, чтобы экономическое развитие было подлинно человеческим, оно должно включать в себя принцип дара - бескорыстного, любовного, открытого отношения к другому.
Дар, доверие, дружба, общение, солидарность превращают рынок в место встречи субъектов, договаривающихся и уверенных в своих договоренностях. Они отдают и получают по принципу обмена, но при этом не должны забывать о социальной справедливости, без которой в обществе исчезнет стабильность и уверенность. Коммерческая логика не решает все проблемы, ее дополняет политика, поддерживающая социальную справедливость путем распределения и компенсаций. По словами понтифика, «Рынок не существует в чистом виде. Его форма зависит от культурных конфигураций, придающих ему специфику и ориентацию. Ведь экономика и финансы как инструменты могут быть неверно использованы, если тот, кто ими управляет, преследует лишь эгоистические интересы… Но в этом виноват помутившийся разум человека, а не инструмент как таковой» [1, c. 49].
Вопреки расхожим мнениям, церковь не утверждает, что экономическая сфера нейтральна, греховна или антисоциальна. Она многозначна как любая человеческая деятельность, поэтому не самоценна, а регулируется этикой. Напомнить об этих регулятивах крайне важно в эпоху кризиса, переоценки и переосмысления стереотипных подходов к экономике. На этом фоне авторитетный голос папы Бенедикта XVI прозвучал своевременно и вызвал широкий резонанс. Новая философия хозяйства должна включать его послание в контекст своих дискуссий, учитывать озвученные тезисы как значимые не только в богословском, но и в философском, общегуманитарном, да и не только в научном, а и в общественном – злободневном, практическом дискурсе.

Примечание
1. Бенедикт XVI. Caritas in Veritate. Энциклика о целостном человеческом развитии в любви и истине. – М.: Издательство Ордена францисканцев, 2009. – 112 с.

OCI/EAAA conference SPIRITUAL FORMATION, Minsk, November 9-14

5 комментариев












OUTLINES

Михаил Черенков
Развитие духовности в академическом процессе


Духовность в образовании – злободневная тема
Разрыв науки и этики
Развод христианского образования и церкви
Нехватка служителей в поместных церквах
Закрытие учебных заведений ввиду отсутствия абитуриентов
Дискредитация идеи христианского образования

В результате:
На фоне упадка христианских школ абитуриенты выбирают светские вузы, которые изначально ориентируют их на профессиональное призвание и творческую свободу, а не на служение церкви и ее требования
Даже при закрытии «либеральных» и «духовно опасных» школ церкви не могут решить проблемы духовного формирования внутри общин без компетентных и авторитетных богословов и учителей, которые воспитываются лишь в «христианской академии»

Некоторые причины кризиса духовности и христианской академии
Примитивные представления о духовности
Неадекватные ожидания церквей от учебных заведений
Неразвитость богословия: акцентируется личная святость при отсутствии социального богословия, богословия культуры, антропологии

Вопросы для аудитории:
- ожидают ли церкви от выпускников большей духовности или большей компетентности?
- чего нам действительно не хватает - духовности или богословской грамотности?

Некоторые результаты рассогласованности между церковью и «христианской академией»
При недоверии к богословию и профессиональной христианской деятельности церкви бойкотируют творческие инициативы школ и их выпускников
Отсутствие развитого трудового рынка для выпускников: в церкви не возвращаются, а иных рабочих мест не создано, усиливается отток наиболее творческих сил в «никуда»
Учебные заведения идут на компромисс с ожиданиями церкви и в ответ на примитивные представления о духовности представляют примитивный интеллектуальный продукт

Духовность не рядом с учебой, а в ней
Миф о большеголовых выпускниках, о том, что академия съела духовность
Интеллект – тоже духовный дар
Для взаимного развития духовности и интеллекту необходимо не противопоставление, а гармонизация и преображение
Важность молитвы и изучения Писания: здравые, не палочные аргументы в пользу вечных истины
Молитва как форма самоотчета и духовной дисциплины. Молитва отвечает на проблему одиночества, непонимания, мучительного вопрошания о смысле
Писание как ключ к постижению мира, как методическое руководство не только в духовной, но и в профессиональной сфере. Писание не заменяет научный текст, но позволяет привнести в него духовные и нравственные ориентиры
Поворот к Евангелию – главным источником духовности является не конфессиональная схоластика и не предания братства, но живые истины Евангелия в их отношении к современности
Евангелие - источник богословского вдохновения, вопросник, а не цитатник без комментариев и обсуждений
Важен постоянный доверительный диалог со студентами о наиболее острых вопросах, искренность и честность в разговоре

Вопросы для аудитории:
- включает ли духовность интеллектуальное развитие или это разные типы отношения к миру?
- какие количественные измерения духовности возможно применить в образовательном процессе?

Вера в истину и любовь к Божьему творению – отличительные черты христианского подхода к образованию и науке
Вера как основание знания и его энергия
Понимаю, чтобы верить и верую, чтобы понимать
Духовность включает в себя знание, воспитание, интеллектуальную культуру, она не сводится лишь к ним, но и не противоречит им
Духовность предполагает веру – не то, что есть, но то, что должно быть; моральный императив; помогает «глазами веры» видеть закон там, где физические глаза видят лишь хаос
Вера открывает глаза на гармонию мира, сводит все данные в целостную картину мира, дает понятие о смысле и цели
Духовность не мыслима без любви к познаваемому миру, который открывается лишь при свете любви и закрыт для холодного сердца
Любовь направляет знание таким образом, что оно становится полезным для служения людям, Богу, церкви; не присваивается, но отдается

Вопросы для аудитории:
- может ли духовность быть негуманной?
- можно ли говорить о духовности, пренебрегая темой личности?

Духовность и образование личности – это не данность, а заданность, не вещь, а процесс
Духовное развитие – о духовности говорят как о само собой разумеющемся, но что значит развитие духовности или духовность в развитии? Это значит всегда видеть новые задачи и перспективы, не стоять на месте и не довольствоваться прошлыми заслугами. Духовность не то, что можно получить и держать при себе, не развивая; она есть в развитии, приумножении, совершенствовании
Академический процесс – такое же составное понятие (уже полученные знания, но также их развитие), которое предполагает образованность и ее постоянное совершенствование. Образование – не вещь, а процесс. Поэтому никакой очередной диплом не дает права считать себя достигшим максимума
Духовность и образование похожи в том, что они предполагают не только знания, но и формирование образа мысли и жизни, нравственное воспитание личности, ее приобщение к Богу и вос-становление Его образа в нас, становление человека к его зрелости

Конечная цель «духовного образования» - служение
Образование, отвечающее требованиями духовности, отвечает на нужды людей и направляет студента на служение им
Накопление знаний, интеллектуальная гордость, карьеризм противоречат цели образования – удовлетворить духовный и социальный спрос общества
Все, что учащийся получает от образования - это инвестиции Бога в него, которые он должен вернуть своим служением. Это означает, что мы не должны пренебрегать никаким знанием и никакими возможностями, принимая все как от Него, пуская это в рост, развивая, приумножая полученное для Его славы

Вопросы для обсуждения и домашнего задания по теме
«Развитие духовности в академическом процессе»


1. Проведите дискуссию со студентами по поводу определения духовности. Суммируйте ответы и выведите из них интегральное, обобщающее понятие духовности, включающее личные и социальные, нравственные и интеллектуальные, вероисповедные и профессиональные аспекты.
2. Разработайте комплекс мер, связанных с духовным формированием личности. Проведите опрос служителей церквей и профессуры учебных заведения. Выясните, в чем их ответственность и функции в развитии духовности пересекаются. Постарайтесь разграничить их функции, чтобы они были не взаимно нейтрализующими или повторяющимися, а дополняющими. Ответьте на вопрос, в чем состоит вклад церкви в развитие духовности, а в чем ожидаемый вклад учебного заведения?
3. Предложите краткий духовно-этический кодекс для студентов христианских учебных заведений: как может проявляться духовность/недуховность в интеллектуальной сфере, как духовность может влиять на профессиональные качества, на отношение к учебе, качество работ, серьезность и ответственность, межличностные отношения студентов, трудоспособность, усидчивость, скромность в отношении к преподавателям. Ответьте на вопрос: «что такое хорошо, и что такое плохо» с точки зрения духовности в образовательном процессе; какие требования предъявляет «духовность» к образованию?

Наш баптизм: история и современность

7 комментариев
Уже названием своего доклада я хочу указать на непростую связь слов о баптизме. О нем можно говорить как о «нашем» или «не нашем», как о современном или об историческом. Ранее с похожим названием вышла книга советского академика Льва Митрохина («Баптизм: история и современность» ). Но классик советской науки писал об «их» баптизме, о тех врагах, с которыми всю жизнь спорил и боролся. Я же буду говорить о «нашем» баптизме - о его проблемах с болью, а не злорадством, о неудачах - с неумирающей надеждой, о благословениях и успехах – без иронии и недоверия. Я буду говорить о «нашем» «историческом» баптизме, который в то же время и «современный», т.е. имеет славные традиции, но также и сильное влияние на сегодняшние процессы. Эту непростую связь нас и традиции, современности и истории я постараюсь осветить в последующих тезисах.
Баптизм как историческое движение возникает в начале XVII века в Англии, уставшей от противостояния католиков и протестантов, возникает как духовное движение, далекое от политики и официальных церквей. Именно здесь пуританский проповедник Джон Смит создал свою общину, но вскоре (в 1607 г.) как религиозный диссидент был вынужден вместе с помощником Томасом Хелвисом отправиться в изгнание в Амстердам, известный своей терпимостью. Основатели баптизма повторно крестились и всячески подчеркивали важность сознательного обращения к вере, после которого человек становился действительным членом церкви (не по принадлежности к приходу, а по вере), «видимым святым» (т.е. прилюдно и сознательно принявшим крещение). В 1612 году многие члены общины вернулись в Лондон и там издали свою «Декларацию веры». В ней подчеркивалась значимость крещения, к которому допускались лишь покаявшиеся и возрожденные, а также религиозная свобода для всех форм христианства. Сам Джон Смит был сторонником Якоба Арминия и верил, что Бог никого не предопределил к погибели, однако вскоре возникло и движение партикулярных баптистов, согласно которым лишь часть людей спасена жертвой Христа. Известными представителями английского баптизма были писатель Джон Беньян, проповедник Чарльз Сперджен, основатель Английского баптистского миссионерского общества Эндрю Фуллер.
Впрочем, настоящий расцвет баптизм обрел в Америке, ставшей для него второй родиной. Здесь большинство изначально составили частные баптисты, которые создали общины с закрытым членством, из которых изгонялись верующие в общее спасение. Постепенно миграции размыли эти границы и церкви стали смешанными по составу и более толерантными. Баптистские церкви в Америке выступили основателями известных учебных заведений, благодаря чему христианское просвещение охватывало молодых людей и наиболее перспективные социальные группы. С XIX в. численность баптистов в США непрерывно росла и опережала другие конфессии.
Проповедуя автономию поместной церкви, баптисты открыты для общения и взаимодействия. В 1905 г. в Лондоне был создан Всемирный союз баптистов, объединяющий сегодня церкви из более 200 стран для поддержки, защиты религиозных прав и совместной евангелизации. В то же время многие церкви, оберегая свою автономию и богословские устои, с недоверием относятся к экуменизму и современным богословским тенденциями.
Недавно мы праздновали юбилей мирового баптизма в Амстердаме (имею ввиду конгресс Амстердам-400). И куда же мы пришли за эти 400 лет? Во что превратился Амстердам? Можно ли говорить сегодня о сколько-нибудь ощутимом влиянии баптизма на ситуацию в мире? Можем ли мы быть довольны этим развитием баптистской церкви? Насколько славянские церкви связаны с европейским баптизмом? Есть ли что-то общее кроме названия? С какой традицией мы себя связываем? Есть ли духовное родство или же мы одиноки в своем особенном славянском пути? Если же мы вместе с баптизмом европейским, то не ожидает ли нас судьба наших западных братьев, опустевшие церкви которых превращены в магазины и ночные клубы?
Судя по заявлениям Европейской баптистской федерации, основным ее служением стала гуманитарная деятельность, а не духовное водительство . Баптистская церковь пытается сохранить влияние на общество через дела милосердия и правозащитную деятельность, забывая о целостности своего служения, которое включает, прежде всего, духовный авторитет и твердое богословское основание. Добрыми делами агрессивных мусульман и гей-активистов не задобришь. Об этом в последнее время громко заговорили во всех христианских церквах.
Так папа Бенедикт XVI назвал свою последнюю энциклику «Добродетель в Истине», предупреждая христиан, что без твердой богословской позиции их служение миру превращается в сентиментальную филантропию: «Христианство, в котором есть любовь, но нет истины, похоже на копилку добрых чувств, полезных для совместного проживания, но малозначимых. В таком мире просто не нашлось бы места для Бога. Без истины любовь впадает в сентиментализм, превращается в пустую скорлупу, наполняемую чем угодно» .
Об этом же говорят и евангельские церкви. По мнению Рика Уоррена, «Очевидно, что Иисус заботился как о теле, так и о духе. Его волновали как личностные, так и общественные проблемы. И я считаю, что и те, и другие важны, но произошло разделение». По словам Рика Уоррена, исторически так сложилось, что евангелические лидеры пытались изменить общество. Они были в авангарде борьбы против рабства, призывали к соблюдению прав женщин и запрету детского труда. «Поэтому вся наша работа заключается в том, чтобы возродить то, что я называю евангелической доктриной 19 столетия», - отметил Рик Уоррен, добавив при этом, что в 20 столетии в протестантизме произошло разделение на приверженцев социального Евангелие и тех, кто подчеркивает важность нравственности и спасения .
В условиях демографического кризиса традиционных христианских стран и постепенной номинализации церквей духовные лидеры не устают биться над вопросом: что сделать, чтобы завоевать души современных людей? Они видят определенный успех у церквей, которые активно занимаются работой в обществе, но понимают все риски, которые с этим связаны.
Американские аналитики утверждают, что именно евангельские церкви в их современных формах наиболее конкурентноспособны и называют того же Рика Уоррена пастором-предпринимателем. Светские обозреватели отмечают: «Вместо того чтобы проклинать современность, наследники евангелистов XVIII-XIX веков стремятся помогать пастве ориентироваться в ней. Проповедники обещают прихожанам, что научат их справляться со стрессом, с финансовыми сложностями, восстанавливать социальные связи в мире, где виртуальное общение вытесняет реальное, помогут сделать карьеру и даже похудеть. Проповедники коммерциализируют проповедь, превращая слово Божие в товар, а прихожан — в клиентов. Они продают футболки и кружки с названием церкви, снимают рекламные ролики с участием звезд, выступают по телевизору, а их церкви похожи на стадионы. Конечно, с нашей точки зрения, все это «нецерковно», примитивно и просто глупо. Потребители духовного «фаст-фуда» не интересуются учением о спасении, не знают, придерживается ли их церковь, например, учения об оправдании верой или учения о предопределении. Но даже Иисус отвечал на простые вопросы, связанные с нуждами его времени, и не считал, что это ниже его достоинства» .
Итак, евангельские церкви Америки демонстрируют определенные успехи и их риски вполне оправданы. Гораздо хуже ситуация в Европе, родине баптизма. Крупное российское интернет-издание сообщает, что немецкое католическое епископство в целях экономии закрыло 54 церкви: «Епископство Хильдесхайм планировало закрыть 80 церквей, однако после переговоров с местными жителями и властями список сократился. Епископ Трелле назвал закрытие церквей болезненным, но необходимым. По его словам, это связано с недостатком средств. Потребность в инвестициях составляет 115 миллионов евро. Церкви должны быть закрыты не позднее 2020 года. К этому времени будет принято решение, что делать со зданиями: сносить или использовать в других целях. Не исключено, что некоторые из церквей могут быть переданы евангелическим или православным конфессиям» .
А теперь мой вопрос: готовы ли мы принять эти церкви и заполнить их людьми? Готовы ли евангельские церкви взять под свою ответственность пустые храмы исторических конфессий, готовы ли помочь «номинальным христианам» вместо злорадства и критики?
Недавно на пасторской конференции в Кыргызстане мне рассказали о предложении китайцев направить 100 тыс. миссионеров в помощь поместным церквям. Но вопрос – готовы ли кыргызские церкви из принять – остается без ответа.
Оказывается, что нам нужны не ресурсы, а воля, видение, огонь в сердце. А эти проблемы на других уже не спишешь.
Сегодня даже православные иерархи признают, что войну за храмы можно выиграть, но наполнить их людьми – пока неразрешимая задача. Поэтому вполне понятен и заслуживает всяческой поддержки совет Юрия Сипко воспитывать христиан в своих семьях, а не конкурировать за прихожан: «Россия уже практически находится в аду. Ситуация с детьми в стране ужасная – криминализация детского сообщества, беспризорники, сиротство. Это пощечина христианской России. Сами в глазах детей предстаем врунами, мы врем, замалчиваем, а хотим преподавать этику и учить их. Нам самим нужно очищение. Детская наркомания и преступность, коррупция – все это посеяли мы сами. Давайте начнем с малого работать – может быть это будет нам зачтено Богом. Вот такой мой к вам вопль отчаяния» .
Это честный и мужественный голос, призывающий не ругать других и не отстаивать свою особость, но добрым примером явить миру Христову любовь. Мы любим вспоминать, что большую часть истории баптисты были гонимы. Но что из этого следует сегодня? Чувство исторической обиды, гордость за былые заслуги, злорадство над судьбой гонителей? Или обостренное чувство ответственности за новые возможности, которые открылись сегодня и о которых так долго мечтали, которые так терпеливо выстрадали?
В юбилейном официальном издании РС ЕХБ, посвященном 140-летию баптизма в России, констатируется, что баптисты всегда были и будут «не как все», но при этом провозглашается социальная ответственность церкви: «Будучи гражданами Небесного Царства, евангельские христиане-баптисты всегда были гражданами своего земного отечества. Все трудности и перипетии нашей общей со всем народом истории касались и нас» .
Вернуть Евангелие в эпицентр общественной жизни, быть духовным (не политическим или экономическим!) авторитетом для своих погибающих народов, остановить поражение наших людей за исторические грехи – благородное и Богоугодное дело всей церкви.
Именно Евангелие и евангельская вера спасали не раз славян от полного разложения. Поворотным моментом в духовной судьбе русского народа стало распространение Священного Писания. Пастор Геннадий Лихих обращает внимание, что то время «Библия распространяется в столичных магазинах, на ярмарках и выставках, в сумах книгонош доходит до самых отдаленных деревень. Ее содержание становится предметом дискуссий в религиозно-философских кружках и тюремных камерах…Обращение людей к библейским истинам отображают в своих произведениях русские поэты и писатели» .
Зададим себе вопрос: почему сегодня Евангелие звучит только в церкви и не выражается в культуре, общественных дискуссиях, произведениях искусства? Не сузили ли мы тем самым религиозными рамками влияние Евангелия на жизнь всего общества?
Сегодня нам не хватает не только пасторов, дьяконов и миссионеров. Нам катастрофически не хватает переводчиков, которые могли бы перевести евангельские истины на язык современной проповеди, культуры, СМИ. Нам не хватает книгонош, которые принесли бы истины христианского просвещения в каждый дом и снова сделали бы наши народы читающими и думающими, а не тупеющими и спивающимися.
Баптизм оказывал значимое влияние на все российское общество, но сегодня об этом влиянии больше могут сказать светские ученые, чем сами верующие. Между тем, согласно журналу «Баптист» (№9, 1911) в России насчитывалось около 100 000 баптистов. Их влияние на общественную жизнь страны постоянно усиливалось. В.А. Фетлер проповедовал в концертных залах, театрах. «В русле баптизма» развивалось движение евангельских христиан под руководством И.С. Проханова, который проявил себя как политический лидер, сторонник христианской демократии. Однако затем эти добрые начинания были прерваны. Историки отмечают эту смену вектора от общества в себя: «В условиях советского общества баптизм претерпел сложную эволюцию, которая была вызвана не свойственной протестантскому богословию тенденцией постоянно обновляться, а совсем иными обстоятельства» . Иные обстоятельства это необходимость уйти в подполье для самосохранения. Впоследствии подполье отложилось, выразилось в духовном и психологическом комплексе маргиналов, в «богословии страдания», в недоверии к обществу и болезненной подозрительности.
Историческим прецедентом для постсоветского баптизма стало появление в 2003 году социальной позиции протестантских церквей России, разработанной совместной комиссией баптистов, пятидесятников и адвентистов. При множестве положительный тезисов документа обращает на себя внимание новая, угодническая нотка по отношению к власти: протестантизм нельзя рассматривать вне истории российской государственности, протестанты способствовали укреплению обороноспособности страны, модернизации и становлению регулярной российской армии, находились в действующей армии, встретили Великую Отечественную войну как истинные граждане своего отечества (участие в боевых действиях – вот вклад российских протестантов в борьбу за спасение Родины (?) .
Нам представляется, что усилия баптистских церквей должны быть направлены не на укрепление государства, а на заботу о духовной судьбе его народа, обычных людей. Больше того, государство чаще всего оказывалось врагом духовного просвещения. Известно, что Русь была крещена, но не просвещена. Об этом пишет и В.Г. Павлов: «Наш русский народ принял христианство не по убеждению, но по приказанию великого князя Владимира» . Как можно было исправить это? Через освобождение народа от крепостной зависимости, через распространение Евангелия, т.е. через свободу и христианское просвещение. «Неграмотный не мог читать Библии, следовательно, не мог и проверить учения господствующей церкви, сличив его с учением Нового Завета. Несвободный человек не мог без великих жертв исповедовать свою веру, которая не согласовалась с учением церкви… Только с получением свободы личности и усвоением грамотности наш крестьянин начал читать Библию и стал замечать несоответствие окружающей действительности с учением Христа» . Очевидно, здесь штундисты-баптисты сыграли важную роль, от которой затем почему-то отказались.
Что значит быть протестантом сегодня? Ученый-востоковед и при этом активный проповедник баптизма Игорь Подберезский замечает журналистам: «У нас к протестантству иногда относятся слишком легковесно и видят в нем исключительно отрицание католичества и ничего большее. Между тем протестантство есть прежде всего особое отношение к Богу, суть которого – прямой диалог верующего с Ним и личная ответственность перед Ним. Для протестантства характерно своеобразное восприятие присутствия Божьего в этом мире, присутствия «здесь и сейчас», обостренное осознание своей греховности и своей вины перед Творцом. И в то же время – радость от того, что Господь есть и любит нас, полное упование на Него» .
На мой взгляд, замеченной выше легкомысленностью страдают не только «внешние», но и мы сами. Когда отвечать на вопрос «кто мы» начинаем с критики православных крестов и икон. Когда спешим разоблачить других, и тем самым строим свою идентичность на негативе.
Опасная легкомысленность преследует нас и тогда, когда проповедуя обостренное осознание греховности, о радости принятия и прощения сказать забываем, или, что еще хуже, умалчиваем сознательно, манипулируя виной людей.
В целом нужно признать, что наш баптизм остается большей частью «партикулярным», в котором выпячены одни стороны и в пренебрежении другие. На мой взгляд, нам нужно больше говорить о свободе, личности, творчестве, радости, Благодати, призвании, всеобщем священстве.
Далее я хочу сказать о болевых точках современного баптизма, которые могут и должны стать точками роста, сферами и направлениями, где открываются наибольшие перспективы.
Кризис руководства. В мировом, а в особенности славянском, баптизме очевиден дефицит авторитетных лидеров. Нам нужны люди. Как всегда, Бог ищет человека, который мог бы стать участником Его плана. Кого нам не хватает сегодня? Не хватает тонкого христианского философа и друга студентов Владимира Марцинковского; организаторского таланта и энциклопедической эрудии Ивана Проханова; влиятельности и аристократической жертвенности Пашкова, Корфа, Редстока; дерзновения Ивана Рябошапки, который не только научился читать, но и составил первый катехизис; политической грамотности и гражданской ответственности Василия Павлова; интеллигентности и при этом бескомпромиссности Георгия Винса; самобытности, оригинальности богослова Ивана Каргеля.
Яркие, одаренные, посвященные служители не появятся вдруг, их нужно взращивать, готовить на протяжении многих лет. Увы, Гамалиилов мало, но все же должны быть те, у ног которых будет чувствовать себя уютно молодежь – со своими сложными вопросам, наивным радикализмом, но и со своей энергией, своим энтузиазмом.
В изменившемся мире возник острый спрос на людей нового типа, которые понимают происходящие перемены, но при этом сохраняют ясным духовное сознание, у которых от перемен не закружилась голова, которые чужды и страха, и беззаботной эйфории.
Я связываю будущее с новым поколением лидеров служения, которые смогут творчески продолжить добрые традиции баптистских церквей, возвестить вечные истины с помощью новых методов, открыть новые подходы и формы служения.
Закрытость церквей. Евангельские церкви сохраняют опасливую дистанцию от общества, отдавая его тем самым на откуп разнуздавшемуся безбожию. Но Христос посылает Своих вестников в мир. Последние годы мы активно поддерживаем движение «Школы без стен», которое через мотивацию и практическое обучение молодежи помогает ей стать активным участников социального служения, выйти за стены зоны комфорта в сложный мир живых людей. Убежден, не участвуя в общественной жизни, мы не имеем права обвинять «секулярную культуру», «безбожную науку», «грязную политику», так как добровольно сдали эти сферы.
Церковь должна быть открыта к участию в жизни общества, использовать все открывающиеся возможности влиять на культуру, образование, науку, общественные дискуссии. В церкви должна сформироваться христианская интеллигенция, которая от имени христианского сообщества сможет авторитетно заявить свою позицию в общественной жизни.
Конфликт поколений. Большую тревогу внушает отток активной, творческой молодежи из традиционных церквей. Поколения обвиняют друг друга в непонимании, но стоит помнить, что в последнее время сердца отцов должны обратиться к детям, а сердца детей к отцам их, чтобы Бог не поразил землю проклятием (Мал. 4:6). Необходимо доверие к молодым лидерам, которые делают то же дело, но несколько иначе. Стоит признать, что вчерашними заслугами вечно жить не будешь, а методы и подходы устаревают еще быстрее, чем тускнеют награды. С уважением и доверием нужно передать эстафету служения, чтобы молодое поколение могло принять ее бережно и ответственно, а продолжить творчески, инициативно, свободно.
Богословская безграмотность. Наша некнижность стала притчей во языцех. Славяне известны своей уникальной способностью обращать недостатки в достоинства. Безграмотность мы называем простотой. Но в эпоху, называемую информационной, христиане должны прекрасно ориентироваться в запутанном мире знаний. Среди бесконечно множащихся мифологий, псевдонаук и суеверий мы должны уметь защищать истины своей веры не только ссылками на Библию, но и здравыми объяснениями этих цитат, логическими аргументами в их пользу. В обезумевшем мире, где люди преданы превратному уму, христиане должны хранить здравый смысл, слово истины, ответы на духовные поиски и вопросы.
Увы, наше богословие так и не оформилось в целостную систему. Во многом оно принадлежит отдельным толкователям или братству, но этого явно не достаточно для того, чтобы дать отчет в нашем уповании.
Больше всего говорят о богословии спасения – о кальвинизме и арминианстве, но почти ничего не слышно о богословии культуры, социальном богословии, антропологии. Недавно я слышал, как на прощальной панихиде об одном известном служителе говорили, что он был самым высшим авторитетом в вопросах богословия. Думаю, что это очень неудачный комплимент. Церковь должна строить свое богословие на основании евангельских истин, признавая их вечным и непреложным авторитетом, по сравнению с которым авторитеты отдельных служителей или традиций братства будут всегда второстепенными.
Слышал я также от лидеров наших союзов громкие слова о том, что никакое видение и богословие нам не нужны, потому что они уже есть в Библии. Думаю, что это недоразумение. Есть библейское богословие, раскрывающее учение о Боге как оно представлено авторами Библии. Но есть богословие историческое – как Церковь формировала и развивала свое вероучение. Есть богословие систематическое, представляющее целостную систему христианских ответов на основные вопросы жизни. Наконец, есть сравнительное богословие, отстаивающее истину христианства в отношении других религий и мировоззрений.
Эти виды богословия возникают при нашем участии – когда мы читаем Библию и учимся понимать ее, сравнивать, превращать в практическое руководство. Богословие не состоит из одних библейских цитат, но формируется из наших слов по поводу Слова. Богословие – это наши слова о Божьем Слове, попытка переложить Его Слово нашими человеческими словами.
Формирование богословия наших церквей – масштабная историческая задача. Сегодня, когда церкви пополнились образованными и одаренным служителями, для этого есть все возможности. Удивительно, но в самые трудные годы наши предшественники сделали больше для богословия, чем мы сегодня, во времена невиданной свободы.
Забота о новом поколении ревностных служителей-энтузиастов, открытость церкви к обществу, доверие молодежи со стороны старшего поколения и оформление евангельского богословия остаются стратегическими задачами наших церквей на ближайшее время. Они помогут провозгласить вечное Евангелие в дне сегодняшнем, связать славную историю наших церквей с такой сложной и непредсказуемой современностью.
Возможно, в истории церкви баптизм не занимает главное место, но мы ответственны за то, чтобы выполнить нашу скромную роль таким образом, чтобы стать источником обновляющей инициативы для других церквей и очагом надежды для общества. Бог использовал не самых великих людей, чтобы сотворить великие дела. Не будет оценивать себя высоко, будем строги и самокритичны, чтобы наилучшим образом послужить Ему и Его Церкви.
no