— Ныне украинцы в который раз переживают растерянность, предопределенную политической ситуацией и экономическим кризисом. Может ли Церковь их направить как-либо? Ведь, как показывают социологические опросы, именно Церкви мы доверяем больше всего.
— Богословское кредо всех христиан должно быть следующим: Церковь не сможет ничем помочь обществу, если не начнет с себя. Сегодня, слушая ее критику о разрушении традиционных ценностей, хочется сказать, что у нее самой не все в порядке. Потому что в Церкви должна быть прежде всего евангельская, а не историческая основа.
По моему мнению, у нас не состоялось христианство как таковое. За предыдущие двадцать лет велась борьба за преференции. Церковь увидела, что освобождается место для новых авторитетов, и попыталась воспользоваться этим. Я не говорю, что это плохо, если в Церкви есть внутренняя жизнь, а вместе с тем общественная позиция, которая позволяет ей ретранслировать свое внутреннее богатство в общество. Но когда такой жизни не было — Церковь обескровленной пришла к перестройке, а затем к независимости.
Церковь излишне проникается возрождением собственного статуса, возрождением традиций не в содержательном измерении, а в измерении внешнего авторитета. То есть заявляется, что мы — традиционные и авторитетные. А чем обусловлен этот авторитет? Об этом никто не говорит. И в чем заключается содержание традиции? Тоже непонятно. Поэтому постхристианство, которое мы наблюдаем в Европе, в той части Ойкумены, которая с IV века нашей эры утвердила христианство как свою духовную, культурную, социальную, даже политическую матрицу жизни, не согласовывается с нашим христианством, которое еще не состоялось. Или я скажу более оптимистично — словами Александра Меня: «Христианство только начинается». Современный мир мне напоминает первые времена христианства, когда оно только начиналось, потому что в Европе его уже, а у нас — еще нет. Как раз можно начинать диалог Запада и Востока как диалог христиан, которые проходят через постмодерн, и тех, которые выходят из духовного и социального постколониализма.
— Известный культуролог Оксана Пахлевская считает, что русское православие дискредитирует все христианство. А вы как думаете?
— Православие не только московское, но и вообще на наших землях начиналось как политических проект. (Читаем исторические источники!) Даже русские писатели ХІХ века указывали на это. Например, есть известное высказывание Лескова: «Россия была крещена, но не просвещена». Иначе говоря, воплощалось политическое решение, но духовное просвещение так и не было проведено, коллективная массовая солидарность относительно преимуществ выбора христианства так и не была достигнута. Поэтому московское православие в своей истории является насквозь политическим. И оно еще не состоялось как духовная традиция. Как Церковь, собственно. Следовательно, я согласен с тем, что сказала пани Оксана. Только добавлю: московское православие дискредитирует, возможно, не все христианство, а православие всемирное. Почему так происходит? Потому что, к сожалению, до сих пор в православных церквях на постсоветском пространстве рассуждают так: нас больше, значит, мы первые. И наши люди не знают всемирное православие, а только тот образ данной религиозной традиции, который навязывается со стороны Москвы. А часть выдавать за целостность и полноту — это исключительно политическое средство манипуляции массовым сознанием.
Возьмем споры вокруг пентархии: заслуживает ли Москва того, чтобы принимать участие в этом или должна уступить Кипрской церкви? (Речь идет о возрождении пентархии — старого принципа разделения православного мира на пять патриархатов. — Ред.) Здесь больше политики, чем духовной основы, которая бы вызывала признание и свидетельствовала об авторитете РПЦ. За политическим фасадом в московском православии мы мало чего найдем. Особенно теперь.
— Количество протестантских церквей в Украине растет. Как и растет численность их сообществ. Например, недавно моя знакомая из УПЦ МП перешла к протестантам. Чем, по вашему мнению, вызван такой запрос?
— Возможно, это вызвано тем, что протестантизм разный. Есть такие протестантские церкви, где люди как раз не находят чего-то, соответствующего их духовным запросам. И наоборот, есть такие церкви, которые свою позицию формулируют так: современная церковь — для современных людей. Очевидно, это определенный риск. Здесь не чувствуется исторического наследия. Зато чувствуется открытость и вера, что Господь присутствует в этом мире, несмотря на все его обезбоживание. Собственно, протестантизм как раз не апокалиптичен — в том смысле, что все так плохо с нашей эпохой. Он утверждает, что Бог продолжает действовать и Церковь является организацией, где именно Он действует. «Церковь, которая была реформирована, должна продолжать реформы», — одна из классических формулировок протестантизма. Собственно, она и обеспечивает его актуальность.
Кстати, недавно посмотрел интересную программу по ТВі, где была обнародована информация об аудитории телеканала. Протестанты там были на четвертой позиции из числа конфессий и охватывали более 6%, а не 1%, как обычно оценивают социологи. Иными словами, протестанты частично составляют значительную аудиторию СМИ, которые утверждают демократические, может быть, даже либеральные ценности. Это одна из иллюстраций того, что протестантизм ближе к современному самостоятельно и критически мыслящему человеку: в определенном смысле протестантизм в Украине является каналом демократизации.
— В своем предисловии к бестселлеру «Хижа» Уильяма Пола Янга вы написали: «..люди устали от традиционных разговоров о Боге, от религиозных систем и церковных бюрократий, но не прекратили думать о Нем, обращаться к Нему, спорить с Ним, интересоваться вечными вопросами. Оказалось, что в пострелигиозном и постхристианском мире Бог никоим образом не умер, устарели и умерли только образы, привычные слова и стереотипы». Исходя из собственного опыта, скажите, пожалуйста, какие проблемы в контексте поиска Бога ныне больше всего волнуют людей?
— Современный украинец чувствует себя бездомным. Возможно, больше, чем немец, итальянец или американец. Он не чувствует уже такую крепкую связь с Церковью. Вернее, если эта связь вообще есть, то она скорее с культурной традицией. А Церковь для человека должна быть, прежде всего, семьей и домом, а уже потом общественным институтом с иерархией, традицией, правилами.
Каковы наиболее распространенные проблемы в контексте поиска Бога? Это — поиск постоянного баланса между коллективизмом и индивидуализмом, между несознательной ритуальной и сознательной свободной верой. Современный человек знает, что традиция не так уж и плоха на фоне таких разрушительных последствий индивидуализма, которые очевидны сегодня. Но куда же ему податься? Где его примут, не лишая свободы. Вопрос остается. Потому что церкви часто говорят: мол, видите ли, к чему привели демократия и гуманизм. Давайте возвращаться к традиции, где вместо вашей свободы предложим стабильность, достаток и опеку.
Раньше, в студенческие и аспирантские годы, я остро чувствовал, что мир настолько обезбожен, что слишком трудно найти в нем что-то хорошее. И был очень удивлен, когда нашел Бога в философии и понял, что философы иногда могут знать о Боге больше, чем церковные люди. То же касается и культурологии, о которой порой говорят как о бездуховной и низкой. Это я веду к тому, что современные люди часто бросаются в крайности: ищут Бога только в Церкви. Другие, наоборот, категорически утверждают, что Его в Церкви нет. Но правда в том, что Он присутствует везде. И тот, кто Его ищет, обязательно найдет.
— Михаил, какие вы сейчас книги читаете? И что посоветуете читать украинцам?
— Читаю американского теолога Джеймса Смита, чья книга под названием «Церковь постмодерная» скоро выйдет в Украине. Также белорусского протестантского теолога Александра Жибрика «Бог под арестом». Всегда под рукой «Исповедь» Августина.
Для украинского читателя важно перевести «Теологию освобождения» перуанского теолога-революционера Густаво Гутьерреса, фундаментальные труды немецких теологов Юргена Мольтмана, Вольфхарта Паненберга, Карла Ранера.
— А упомянутую «Хижу» — в виду затронутых в романе вопросов?
— Конечно. Эта книга показывает, что люди временами устают не столько от Бога, сколько от Его разных образов. Сегодня в церквях тоже часто проповедуют и исповедуют не столько Бога, как Его идиллические образы. Поэтому пришло время задуматься, в кого я верю (или не верю). Возможно, у того, в кого я верю (или не верю), нет ничего общего с реальным Господом? Как раз самой большой ценностью «Хижи», на мой взгляд, является то, что автор встретился с Живым Богом. И реальный Бог «шокировал» его. Современный человек должен задуматься: встречал ли я Живого Господа? Если нет, то хочу ли Его встретить? И готов ли?
Комментариев нет
Отправить комментарий