-->
no
Технологии Blogger.

Сообщить о нарушении

Поиск по этому блогу

Недавние Посты

5/recent posts

Случайные посты

3/random posts
no

Недавние Посты

5/recent posts

Последние коментарии:

5/recent comments

Последние коментарии:

5/recent comments

Страницы

4/Статьи/slider

Открытость гуманизма как богословско-философский locus

Комментариев нет

religion.in.ua

Настоящее время ознаменовалось тем, что многие важные дискуссии обрываются и закрываются, или уже закрыты. Это часть более общего процесса культурной деградации. Но также признак более страшной болезни современного человека – его ужаса перед открытостью, неразрешенностью, вопросительностью бытия, в том числе бытия собственного.
Человек закрывается сам и закрывает свои проекты, вводит себя в комфортное, успокаивающее состояние «пост». «Пост» позволяет сохранить вопрос, но как такой, что смысла не имеет. Никакой интеллектуальной и духовной напряженности здесь не требуется. Христианство становится постхристианством, философия – постфилософией. И вот уже Оксфордский словарь называет словом года слово «постправда» (post-truth) [1].
Тем важнее поддержать открытость как особый режим жизни и мышления, как настроенность на «послание, весть из миру должного в мир сущего» [5, 21].
Такой способ вопрошания обычно называют философским, хотя по этому пути идут и многие честные богословы, для которых не только человек, но и сам Бог – «открытый вопрос».
Как замечал Сергей Крымский, «Философия, в отличие от других дисциплин, ставит вечные вопросы во всей их загадочности и таинственности. Поэтому она является не только просвещением предельных вопросов человековедения, но и свидетельством их таинств [5, 10]. Полагаю, с этим согласятся и богословы, по крайней мере, некоторые из них. Если мысль не столько схватывает, сколько свидетельствует о таинственности и тайне человека, то уж конечно, «Мир в вопросах ближе к своей аутентичности, настоящести и самотворчеству, чем в ответах, которые направляют сущее, схематизируют его разнообразие, ориентируют не на бытие как океан возможностей, а на причалы его гаваней» [5, 4].
В то же время богословам по долгу службы хотелось бы закрыть многие вопросы, связанные с человеком (а разве есть вопросы, с ним не связанные?); хотелось бы покончить с неудобными и неподатливыми противоречиями, и снять их в единой богословской системе или «сумме». Преодолеть это богословское искушение и оставаться в состоянии бодрствующем помогает сотрудничество с философией, точнее с философами. Именно они, при всей неоднозначности своего отношения к христианству и его богословским традициям, выступают наиболее последовательными защитниками «открытости» человека и представлений о нем.
Совсем недавно этот вопрос о человеке обострил Анатолий Ахутин, для которого «вера это узнавание себя стоящим под вопросом Бога, который сам открыт как вопрос. Вопрос этот отнюдь не богословский, не  вопрос о Боге, это вопрос Бога, открываемый человеком в самом себе. Задача узнавания себя знанием непостижимого Бога открывает божественную непостижимость в средоточие человеческой самости. Таково первое, что человек узнает о себе. Но это раскрытие отдаленнейшему происходит, однако как интимный разговор почти с самим собой» [2].
Здесь богословие обнаруживается изнутри философского вопрошания, здесь мысль доходит до оснований и умолкает в благоговении перед их тайной. «Основание может быть сообщено человеку, но не может быть подведомственно ему, сообщение предполагает не общение в мысли, а внимание преданию и практическое приобщение» [2]. Здесь, в собственной глубине человек находит те самые сообщения, вести, откровения, которые подлежат осмыслению и обсуждению, хотя об происхождении он сказать не может ничего. Он должен спрашивать и говорить о себе.
Бог не подлежит моему (о)суждению. Бог не отвечает мне о Себе, Он отвечает мне обо мне.
В этом смысле человек – это тот, кто задает вопросы о себе. Человек под вопросом. Человек-вопрос. Для Анатолия Ахутина гуманистическое понимание человека соединяет в себе античные, христианские, секулярные традиции, но в предельной простоте сводится к открытому вопрошанию: «Нет никакого европейского гуманизма или рационализма, никаких «естественных» эпистемо- или гносеологий, есть непрестанное вопрошание о том, что значит быть (или становиться) человеком, что значит мыслить, что значит справедливость, красота... Что происходит в откровении, приоткрывающем сокровенное? Как определяется то начало, откуда незримые вещи становятся зримыми,  определимыми? Европейский гуманизм утверждает достоинство человека не в какой-то его определенности, а в его все-возможности, в работе вопрошающего, определяющего и переопределяющего самоосмысления» [2].
Но вот беда: «Это самовопрошающее бытие поставлено теперь под вопрос бытия практического, причем с двух сторон: прагматически «западного», науко-технического, позитивно методологического, или прагматически «восточного», традиционно-культового, где место ответственной инициативы занимает фатально решающая инициация» [2]. Соответственно возникает вопрос, совместимо ли гуманистическое вопрошание человека о человеке с определенностью конфессиональных традиций и догматических схем. Спросим иначе: может ли открытому гуманизму соответствовать открытое христианство?  
Спросим еще вот о чем: способны ли открытый гуманизм и открытое христианство предложить свою версию истории как открытой истории. Ведь вопрос о гуманизме, вопрос о человеке как вопросе – вовсе не праздный для его будущего. Открытость, вопросительность, незавершенность человека связаны с его самоопределением в истории, с его отношением к истории как сфере самоосуществления, «самотворчества», с пониманием истории как места встречи с Богом и совместного с Ним «проекта». Вопросы испытывают свободу и размыкают историю.
В этом смысле любой «конец истории» антигуманен и оборачивается кошмаром. Поэтому в своих размышлениях о президентских выборах в США Ален Бадью констатирует, «мы оказались в точке примитивного убеждения, что… это единственно возможный путь для современного человечества. Что этот путь и определяет нашу человеческую субъективность. Чем в такой перспективе становится человек как субъект? Дельцом, потребителем, собственником, или ничтожеством, не умеющим покупать и продавать. Вот теперешнее строгое определение человека. Таково общее видение, общая позиция, общий закон современного мира» [4].
Чтобы этот путь не стал смертельным тупиком истории, нужно действовать, а для Бадью «лучшее действие — вернуться к подлинным противоречиям, к истинному выбору — к реальному стратегическому выбору между теми или другими ориентирами человечества” [4]. Жаль, что это написал философ-марксист, а не христианин. Гуманизм открытых вопросов должен стать тем естественным фоном, на котором мировоззренческий и любой другой выбор может совершаться свободно и безопасно, на котором задающий вопрос не будет выглядеть глупцом или самоубийцей.
Таким глупцами или несмысленными машинами мы хотели бы видеть героев современного сериала “Западный мир” (Westworld). Между тем, к их вопросам и рефлексиям о себе стоит прислушаться.
«Когда я был маленьким, у меня были только книги. Я жил в них. Когда я засыпал, то мечтал, что проснусь в одной из них, потому что там был смысл. Здесь я как будто проснулся в одной из тех историй. Я хочу понять ее смысл», - признается Вильям, визитер из реального мира. «Я не хочу быть в истории. Я хочу не смотреть ни вперед, ни назад. Просто быть там, когда я есть», - возражает ему женщина-андроид Долорес.
Или вот еще одна из ее фраз: «Иногда я чувствую, как что-то зовет меня. Будто мне где-то есть место. Где-то за пределами».
Разве не знакомо и нам это чувство? Разве не этим чувством, обращенным по ту сторону, припоминается, удерживается и возгревается человеческое в человеке?
Здесь вспоминаются горячие дискуссии шестидесятых. Согласно Сартру, “Субъект или же, если хотите, субъективность существует с того мгновения, когда наличествует усилие к преодолению данной ситуации при сохранении последней. Настоящая проблема — проблема выхода за пределы. Философия представляет усилие тотализируемого человека, чтобы вновь овладеть смыслом тотализации. Сутью является не то, что мы делаем с человеком, но что он делает с тем, что мы делаем с ним. Философ — некто, кто пытается мыслить это преодоление” [6].
Увы “овладеть смыслом”, “делает”, “тотализация” – риторика самоуверенных представителей самодостаточного, закрытого гуманизма. Смысл не дается в овладевающем усилии. Режим объективирующего познания позволяет видеть слагаемые, но не связи и целостность. Об этом Сартру пессимистически отвечал Фуко: “Были надежды и мечты, связанные со следующим эсхатологическим мифом: сделать так, дабы познание человека было таким, чтобы с его помощью человек мог быть освобожден от своего отчуждения... Иными словами, мы делали из человека объект познания, чтобы человек мог стать субъектом своей собственной свободы и своего собственного существования. И впоследствии человек испарялся по мере того, как мы пытались его отслеживать в его глубинах. Чем дальше мы заходили, тем меньше мы находили” [7].
Так изучали бессознательное, потом язык. Но найти внутри человека то, что делает его человеком так и не удалось. Поэтому для объективирующей науки человек как субъект свободы исчезает. Исчезает тот человек, который соизмерял себя с Богом (иногда в послушании, иногда в противлении). В результате, по признанию Фуко, “Горизонт был опрокинут. Он внезапно бы стерт, и мы оказались перед своего рода огромным пустым пространством” [7].
Может ли человек выйти за пределы того, что создал сам? Может ли сохранить в себе ту удивительную способность вопрошания, которая так выделяет его из мира? Гуманизм – это открытость вопросам и вопрос об открытости. Это выбор – постоянный, обновляемый, свободный, неожиданный. Это возможность нового и радость творчества. Это устремленность за пределы. Это томительное ожидания вести, голоса, гостя оттуда.
Очевидно, что постсекулярному обществу должен соответствовать открытый гуманизм, так как секулярному соответствовал гуманизм исключающий. Стоит сказать и больше: открытость должна быть не столько характеристикой гуманизма, сколько местом, средой, социокультурным пространством где он может быть осмыслен. Открытость должна быть способом жизни общества, хотя бы его философских и богословских элит. В этом смысле Анатолий Ахутин говорил о Европе как о «форуме» и о европейском человеке как о «человеке общения разных культурных миров», «озадачивающемся своей человечностью» [3, 6-7]. Вопрос сегодня лишь в том, кто из философов и богословов не побоится этой открытости и согласится поучаствовать в этом форуме, рискуя попасть под перекрестный огонь отпетых секуляристов, циников от науки и всевозможных религиозных фундаменталистов.

Литература

1.     Word of the Year 2016 is...  // https://en.oxforddictionaries.com/word-of-the-year/word-of-the-year-2016
2.     Ахутин А. HOMO EUROPAEUS . Рукопись
3.     Ахутин А. Европа – форум мира. – К.: ДУХ І ЛІТЕРА, 2015.
4.     Бадью А. Размышления о последних выборах // http://gefter.ru/archive/20015
5.     Кримський С.Б. Запити філософських смислів. – К., 2003.
6.     Сартр о структурализме //  http://syg.ma/@nikita-archipov/sartr-o-strukturalizmie
7.     Фуко отвечает Сартру // http://syg.ma/@nikita-archipov/fuko-otviechaiet-sartru
author profile image
Abdelghafour

Lorem Ipsum is simply dummy text of the printing and typesetting industry. Lorem Ipsum has been the industry's standard dummy text ever since the 1500s, when an unknown printer took a galley of type and scrambled it to make a type specimen book.

Комментариев нет

Отправить комментарий

no