-->
no
Технологии Blogger.

Сообщить о нарушении

Поиск по этому блогу

Недавние Посты

5/recent posts

Случайные посты

3/random posts
no

Недавние Посты

5/recent posts

Последние коментарии:

5/recent comments

Последние коментарии:

5/recent comments

Страницы

4/Статьи/slider

Ненужные вещи. Примирение

Комментариев нет

Когда я говорю о войне, я могу рассчитывать на поддержку одной из сторон конфликта. Когда я говорю о примирении, я получаю шишки со всех сторон.
Примирение не нужно никому. Агрессор действует с позиций фактической силы, и моральные аргументы его не остановят. Потерпевший действует с позиции моральной силы, надеясь, что рано или поздно она станет силой фактической и позволит восстановить справедливость и отмстить обидчику.
Каждый считает себя добрым и не желает мириться со злом и злыми. Каждый делит всех на наших-не наших. И деления эти неустранимы, и война потому бесконечна.
Но правда в том, что без примирения добрые не смогут победить злых. Почему? Потому что добрые не смогут проявить своё добро, а злые раскаяться в своём зле.
Примирение начинается не с военного трибунала, когда чувство мести удовлетворено и можно проявить великодушие победителей. Примирение нужно уже сейчас, в разгар войны. Нужно исцеляющее примирение с Богом как с высшей правдой, с собой, своим прошлым, своими ближними. Тогда мы становимся цельными, неделимыми, непобедимыми. И как раз тогда, когда мы становимся внутренне цельными, мы начинаем понимать условность делений и обретаем силу их устранить, т.е. победить. Ведь чего больше всего боится "враг"? Того, что его "враг" и его война - не правдивые. Того, что все это обусловлено не объективными условиями, а его собственным преступным, ложным, аморальным выбором. Такое примиряющее видение ведёт не к поражению, а к победе. Напротив, отсутствие нашей внутренней цельности усиливает "врага", создаёт для него удобный "вражеский" образ, подтверждает его безумную версию, что все всем враги и потому война оправдана всегда и со всеми.
Примирение не нужно для тех, кто верит в "объективную реальность" врага и войны. Они боятся его как утреннего света. Потому что тогда откроется, что они воевали сами с собой; что они сами сделали себя врагами всех; что они сами лишили себя добрых соседей и верных друзей; что никто против них зла не замышлял; что их злой выбор ничем не был оправдан; что их вину не с кем разделить; что стрелки не на кого переводить.
Примирение (видение и практика жизни без "врагов") не делает нас беззащитными. Мы можем и должны защищаться от людей с оружием. Но не как от "врагов", а как от душевнобольных, обезумевших ближних, вообразивших себя героями священной войны и объявивших её всем сразу. Смирительная рубашка и принудительная изоляция могут обезопасить буйных от самих себя и всех не буйных от буйных. Но только любовь сможет исцелить их. Её понадобится очень много, чтобы однажды смирительные рубашки можно было бы снять

Ненужные вещи. Прощение

Комментариев нет

Самые дорогие вещи нельзя купить. Они даются даром. Жизнь, любовь, свобода, достоинство, дружба, счастье... Все это нам подарено. Но человек отказывается от дара и пытается перевести все это в разряд товарно-денежных отношений, обмена "ты мне - я тебе". Дар оказывается ненужным. Вместо того, чтобы его принять, мы начинаем торги. Почему так? Потому что дар ставит нас в неудобное положение. Положение кланяющегося, принимающего, благодарящего (дарящего ответное добро). Все это неприемлемо для нашего Я, которое готово платить и воевать, даже давать и прощать, но не готово смиряться, принимать, быть прощенным и принятым.
В этом смысле наиболее унизительно прощение. Кто-то должен подарить мне эту милость, потому что я не смог ничего предложить в оправдание своей вины и в уплату за свой долг. Я оказался несостоятельным и сдался на суд или милость. Теперь я в руках другого.
Я делал все, чтобы этого не случилось. Воевал до последнего патрона. Торговался до последнего гроша. Блефовал. Врал. Играл. Но вот теперь у меня ничего нет - кроме вины и долга.
Прощение - прекрасная вещь, особенно для того, кто прощает. Но принять её сложно. Если можно не принимать, её не будут принимать.
Принять прощение - принять свою несостоятельность, пройти через смерть своего Я и смиренно отдаться на милость другого.
Это совершенно ненужная, смертельно опасная вещь. После прошения нельзя жить прежним. Все меняется, Я уменьшается до исчезновения. Но именно с прощения начинается новая жизнь, жизнь благодарения.

Вера, мир и меч

Комментариев нет
Прежде, чем мы будем говорить о мире среди народов и стран, нужно задать вопрос о собственной вере. Прежде, чем называться посланниками мира, нужно проверить себя. Я убежден, что одна из главных причин напряженности в мире – неготовность и неспособность христиан показать свой мирный характер, подтвердить свою верность Христовым заповедям любви. Если это не готовы сделать мы, христиане, то чего мы вправе требовать от других религий или политических сил? Вот почему вопрос о мире – это вопрос о нас самих и нашей вере. Давайте начнем с него – он первичнее гражданской позиции и политических теорий. Не только потому, что для нас вера – начало всего. Но еще и потому, что вера сильнее всего, а, следовательно, может быть и опаснее всего. Вражда и война все больше и чаще подпитываются религией. Помимо нашей гражданской ответственности за восстановление и защиту мира, есть и ответственность верующих людей за характер своих убеждений, способ передачи своей веры, отношение к инаковерующим и неверующим. Несет ли наша вера мир? И почему так часто появляется меч?

Думая о мире и миротворчестве, мы снова и снова сталкиваемся с неизбывными евангельскими противоречиями. «На земле мир» (Лк.2:14), поют ангелы в ночь Рождества, но Сам Христос, едва начав служение, признается, что принес «не мир, но меч» (Мф.10:34).

В канун грозных событий Он призывает учеников вооружаться: «Продай одежду и купи меч» (Лк.22:36), но воспользоваться оружием не позволяет: «Убери меч в ножны» (Иоан.18:11).

Противоречия в текстах отражают противоречивость жизни. «На земле мир, в человеках благоволение», – это добрый взгляд Бога на людей, Его видение мира. Но у нас, людей, есть свои взгляды на себя и ближних, на небо и землю. И это наше упорное видение предельно воинственное, как хорошо передано у Виктора Цоя:

Между землей и небом – война.

И где бы ты ни был, Что б ты ни делал,

Между землей и небом – война.

Противоречия неустранимы, потому что неустранима наша свобода, в том числе свобода противиться, упорствовать, враждовать, предавать, убивать.

Сам же Бог видит землю примиренной и ждет, когда мы сложим свое оружие. Для чего же Ему меч? Христос уточняет, что пришел не убить мечом, но разделить (Мф.10:35). Меч – символ разделения между теми, кто последует за Христом, и теми, кто объявит Ему войну. Сам Христос не берет в руки меч. Меч возьмут в руки люди, которые определят себя Его врагами, чтобы убивать тех, кто следует за Ним.

Это разделение неустранимо. Мы можем мирить только тех, кто желает мириться. Мы можем объединиться только вокруг Него. В этом смысле меч будет всегда. Он будет разделять желающих и нежелающих. Христос будет примирять желающих. Нежелающие будут убивать желающих.

Когда Он предупреждает: «Не думайте, что Я пришел установить мир на земле», Он говорит о том, что Его мирная миссия вызовет агрессивное сопротивление. Когда Он советует купить меч, Он советует подготовиться к трудностям, которые нужно принять: «Эту чашу дал Мне Отец. Неужели Я откажусь ее выпить?» (Иоан. 18:11).

Он не использовал и не использует Свой меч до последнего времени. Было время, когда проливали Его кровь. Продолжается доныне время, когда убивают Его свидетелей. Но уже вскоре, в конце времен, Он явится как Всадник, обагренный кровью, с исходящим из уст обоюдоострым мечом (Отк.19:15). Вот тогда Он использует Свой меч. А пока звучит Его доброе слово: «Мир земле».

А что же мы? Нам нравится слово о мече. Мы не отказываемся быть посланниками мира, но любим чувствовать себя сильными и боимся оказаться беззащитными. Нам нравится Всадник, нам хочется быть в роли грозных всадников. Нам жалко Агнца, нам страшно оказаться в роли агнцев.

Мы не против быть посланниками мира с мечами в руках. Чтобы защищать и защищаться. Чтобы властно принудить к миру и к вере. Чтобы очистить свои ряды от еретиков и соглядатаев. Как же без меча?

Недавно я читал интервью с бывшим проповедником, который решил стать атеистом. В последующие месяцы он не услышал от «посланников мира» ничего доброго, только проклятия от верующих друзей, пожелания скорого ада и угрозы пастора «начистить физиономию».

Без меча трудно. Но, взяв меч в руки (якобы ради своей веры), я оказываюсь не за Христа, а против. Взяв в руки мечи, христиане выберут себе Инквизитора, а Христа отправят в тюрьму. То, что Достоевский написал о Великом Инквизиторе, справедливо и о нас, инквизиторах малых.

Смогут ли посланники мира обойтись без мечей? Сможет ли наша проповедь обойтись без манипуляций, давлений, угроз? Сможем ли мы принять людей в их разности? Сможем ли принять в их враждебности?

Для того, чтобы открыть объятия, нам придется выпустить из рук меч. Может, пора это сделать? Ведь мы все равно не умеем им пользоваться. И слава Богу, что не умеем. Каждому свое призвание.

Как у того же Цоя:

Где-то есть люди, для которых теорема верна.

Но кто-то станет стеной,

А кто-то – плечом, под которым дрогнет стена.

Верность как успех

Комментариев нет
Страна в целом не может быть успешной, если в общественном сознании успех понимается индивидуалистически или узко корпоративно, но одинаково хищнически - как способность урвать кусок пожирнее, реализовать себя за счёт других, найти кратчайший путь к благополучию.
Лги, кради, предавай, убивай - лишь бы добиться своего. Все это безобразие отражается в уже студенческих тостах: "за то, чтобы у нас все было, и нам за это ничего не было".
Здесь основная задача - выключить совесть, взять от жизни все, что можно, и при этом уйти от заслуженного наказания.
Если же будем искать мира с совестью и Богом, то придётся задуматься о христианском понимании успеха: это не первое место у кормушки любой ценой, не высота статуса и не широта кармана, но вера и верность в личном призвании с ориентацией на общее благо и в подотчетности Богу.
Нахожу, что раньше я понимал успех как подражание лучшим или состязание с ними, а теперь как благодарный и верный труд согласно призванию.
"Будь верен" (Богу, выбору, слову, пути, совести, призванию, родным и друзьям, соседям в лодке иль окопе...) - здесь успех.

Христианская ответственность за общество: гражданский долг, призвание и миссия

Комментариев нет

Пути Церкви и общества поневоле пересекаются. Даже те духовные христиане, которые осуждают «майданы» и безразличны к вопросам «политики», социальной справедливости, свободы, цивилизационного выбора, демонстрируют неожиданную активность в других темах, например, в дискуссиях по поводу общественной морали. Выходит, что злободневные общественно-политические вызовы затрагивают всех, хотя проявляются по-разному, в разных обличиях – одни борются с коррупционерами, другие с либералами.
Я не хотел бы сейчас вдаваться в выяснение различий между партиями и подходами к церковно-общественным отношениям, напротив, хотел бы обратить внимание на те важные аспекты, которые стоит учесть всем тем христианам, которые осознают и реализуют свою ответственность за общество.
В своей активной позиции мы должны показать триединое призвание – гражданина, профессионала, христианина. Быть ответственным и активным гражданином. Быть высоким профессионалом в своем призвании. Быть христианином-миссионером по духу и смыслу.
Для христианина эти измерения неразрывно связаны. Поэтому когда мы говорим о миссии, то имеем ввиду не только религиозную проповедь своей веры внешним людям, но и гораздо большее – целостную ответственность за внешний мир. Это не только «борьба за ценности», но и нечто позитивное – солидарность, сострадание, просвещение, соучастие и соответственность. Если не видеть в общественной активности форму и часть целостной миссии, будет трудно найти ей христианское оправдание. Еще труднее будет увидеть в этой активности начало иного будущего, зерна добрых перемен. В то же время миссия в отрыве от гражданского и профессионального измерения рискует стать исключительно религиозным предприятием и сосредоточиться лишь на одном, пусть даже самом важном, аспекте жизни.
Поэтому первое, о чем стоит подумать, - целостность миссии. Гражданская, профессиональная и религиозная деятельность должны определяться одной и той же, единой картиной мира. Сегодня есть колоссальный спрос на цельных людей (и на их цельное мировоззрение), которые руководствуются во всем одними и теми же принципами, у которых есть вера и верность.
Сейчас модно говорить о семейных ценностях. Все это нужно, но на своем месте, как часть целостной картины. Иначе показная забота о семейных ценностях будет служить прикрытием для злоупотреблений в других вопросах. Аналогичным образом обстоит дело с пропагандой патриотизма. Если образ врага закроет собой образ Христа, мы не выиграем войну, мы проиграем. Если «зрада» станет единственной темой обсуждения, мы потеряем доверие и истребим друг друга.
Как христиане мы не можем себе позволить выдергивать злободневные вопросы и манипулировать ими, даже если это обеспечит нам внимание и рейтинги. Мы не можем строить свою славу, политическую карьеру или бизнес на больных вопросах. Мы должны предложить ту целостную христианскую картину мира, в которой эти вопросы найдут ответ на своем месте и в согласовании с фундаментальными христианскими истинами (среди таковых – ответственность перед Богом, приоритет общего блага, свобода и достоинство личности, главенство любви).
И здесь мы переходим ко второму важному моменту: нам нужен новый взгляд на лидерство и успех. Да, люди по-прежнему продаются за гречку и водку. Да, политики по-прежнему обещают то, что не думают выполнять и клянутся в том, чему ни на грамм не верят. Но эта модель политики – когда продаются и покупаются пустые фантики, дешевые лозунги, самоуверенные лица – свой ресурс исчерпала.
Возникает спрос на простое, но настоящее лидерство. Это предполагает новые модели лидерства, включающие опыт простых людей, героику рутинного труда, ежедневного выбора, нравственность поступка. Здесь же и новое понимание успеха – не только как достижения карьерной, финансовой, властной высоты, но как веры и верности в призвании. Настоящими героями будут не директора, начальники, генералы, епископы. Героями будут, в первую очередь, лидеры нижнего и среднего звена. И без этого первичного опыта претендовать на высокое звание будет сложно – рано или поздно узнают и засмеют. Стоит искать не легкой карьеры, а того преобразующего опыта, который сделает из нас настоящего профессионала; не захвата лидерской роли, а воспитания лидерских способностей; не статуса, а уважения.
Я думаю, что христиане, которые совместят свою гражданскую ответственность с профессионализмом и миссионерским видением; которые сформируют в себе целостное понимание картины мира и христианской миссии; которые будут искать не быстрого успеха, а преобразующего опыта; которые настроят себя не на самореализацию, а на служение; смогут стать богатым кадровым резервом для Церкви и общества. Их преобразующий потенциал уже востребован и вот-вот станет критическим фактором для страны и мира.

Постсекулярность, религия и насилие

Комментариев нет

Для того, чтобы религия открыла свой миротворческий потенциал в контексте постсекулярности, работать нужно не только с постсекулярностью (сохраняя в ней позитивные достижения «секулярной эпохи»), но и с самой религией, в частности с ее миссионерским характером. Стоит подумать о мирной миссиологии, особенно для христианства и ислама, как двух основных миссионерских сил, борющихся за религиозный передел мира.
И сама постсекулярность, и религия в постсекулярном контексте опасны в своей оторванности от прошлого, в своей радикализирующей попытке оспорить и отвергнуть исторический опыт (насилие над историей) и обусловленным им неустранимый факт сложного религиозного многообразия (насилие над другими). Здесь упрощение неизбежно связано с войной. Попытка создать и удержать такое многообразие, которое было бы совместимым с верностью своей традиции и уважением ко всем другим, дает шанс миру. Миротворческий, жизнеутверждающий потенциал религии в постсекулярную эпоху будет определяться тем, сможет ли она согласовать радикализм претензий и необходимость многообразия, примирить дискурс истины и ценность свободы, постсекулярное освобождение религии и секулярное освобождение от религии, стремление к революционным переменам и верность истории как истории собственной и общей.

«Преобразование общества» или «спасайся кто может»?

Комментариев нет

Мы не можем не мечтать о большем, но должны оставаться скромными. Мы не можем не быть визионерами, но должны оставаться реалистами. Мы не можем не думать о судьбах народов, но должны различать среди массы лица живых людей, должны выделять личность.

Преобразование общества – естественное желание христианина. Христиане не могут не мечтать о том, чтобы общество в целом изменилось к лучшему, чтобы доброе влияние церкви усилилось, и Царство Божье стало хотя бы немного ближе к нашей социальной реальности. Трудно назвать верующим того, кто не дерзает верить в большее, чем спасение только своей души, кто безразличен к судьбе своего народа, кто не видит дальше своих эгоистических интересов (надо признать, что спасение, понятое узко индивидуалистически, смыкается с самым обычным эгоизмом).
Вера всегда дерзает на большее, на «программу максимум». Она думает о ближнем и ближних. Она не останавливается и не замыкается. Она идет дальше и дальше, до край земли, чтобы научить целые народы.
При этом мы не можем не задавать себе вопрос о пределах нашего влияния. Мы, христиане третьего тысячелетия, надеюсь, уже оставили позади и чрезмерный оптимизм по поводу христианского преобразования общества, и крайности приватного христианства ( в виде пиетизма, обостренного эсхатологизма, либо же банального безразличия к другим и циничного потребительства). Мы помним, как христиане благословляли Гитлера, и видим, как до сих пор прославляют Сталина. Мы были свидетелями, как немногие отчаянные боролись за добрые перемены на Майдане. Но мы видим и тех многих, очень-очень многих, которые борются против любых перемен, преклонившись перед защитником порядка и стабильности кэгэбистом Путиным. С изумлением мы наблюдаем, как в защите каких-то непонятных «традиционных ценностей» братаются Франклин Грэм и патриах Кирилл, коммунисты и баптисты, путинисты и евангелисты. Попытки новых преобразующих инициатив вязнут в запутанных общественно-политических интригах и манипуляциях.
И сегодня мы вынуждены задавать себе вопрос, находим ли мы в себе веру в доброе христианское преображающее влияние, способность быть самостоятельными и радикально иными, мужество не соглашаться, обличать, предупреждать, силу убеждать и вести за собой.
Я думаю, что наши социальные позиции имеют плохую характерную особенность – они зависят о конъюнктуры, строятся на песке «связей» и выгод и не имеют под собой надежного богословского основания. Они рухнут. Я не сомневаюсь, что распадется пропутинский консенсус и основанная на нем церковно-общественная система России. Но я боюсь, что сникнет и гражданский активизм постмайданной Украины.
Мы живем в удивительное время, когда колебания активности от нуля до максимума будут частыми. Сегодня всех зовут на площадь, а уже завтра – по шатрам. В одном месте мобилизуют людей на общее дело, в других кричат: «Спасайся кто может».
Почему так? Во-первых, потому что мы не видим всей картины и всей последовательности. Мы видим свой участок и свои возможности. Во-вторых, потому что скорость социальных перемен лишь ускоряется и оседлать эти процессы никому не под силу. В-третьих, потому что есть единственный Господин Истории и Он при всем уважении к нам не может доверить нам контроль над ней в силу ее сложности и нашей ограниченности.
Как жить и как служить в таких обстоятельствах, когда внешняя активность быстро сменяется внутрицерковной мобилизацией, мечты – анализом, социальный вектор – духовной углубленностью, национализация веры – ее приватизацией, энтузиазм - усталостью? Жить нужно спокойно, но в полной готовности. Бог открывает нам окна и двери возможностей, но Он же и закрывает. Если дверь широко распахнута, то возможности внешней активности и доброго влияния становятся нашей ответственностью. Открытая дверь приглашает отправиться в путь, за ней нас ждет большой мир, широкие горизонты. Если дверь закрывается, то нужно следить за внутренним светом. Свет, если он есть, заметен даже через прикрытые окна, даже сквозь щели закрытых дверей.
Нам предстоит жить в условиях постоянной нестабильности и все ускоряющихся перемен, возрастающей сложности и пестрой разнородности. И ожидать в таких условиях постоянства нашей социальной позиции или эффективности стандартных миссионерских схем будет очень наивно. Набор подходов должен быть полным (пополняющимся), понимание должно быть целостным. Но каждая новая ситуация востребует свой выбор, акцентирует ключевой принцип и выберет наиболее подходящий инструмент.
Когда спадает социальная активность, не стоит переводить усталость в разочарование, а вопросы в панику. Напротив нужно сосредоточиться на внутреннем анализе, на богословском обсуждении, на укреплении общинной жизни и мотивации к служению, чтобы на следующем этапе церковь могла быть более сильной и последовательной в своей социальной позиции.
Когда мы не видим возможностей для масштабных влияний на общество, культуру, нацию в целом, нам стоит переключить внимание на внутренние и личностные вопросы, на углубление личной духовной жизни и отношений с другими как ближними.
«Спасайся кто может» - это не столько крик паники, сколько призыв подумать о себе. И он всегда должен сопровождать наши социальные инициативы, дополняя их личным измерением и напоминая о пределах и приоритетах.
Спасаться самому, спасать ближайших и ближних, - это нужно делать всегда. Но мы имеем право просить Бога о большем.
Мы должны быть готовыми к жизни и служению «и в скудости, и в изобилии» возможностей, в широкой амплитуде колебаний от «программы минимум» спасения душ к «программе максимум» научения народов. Не будем отказываться от открывающихся широких возможностей, не будем отчаиваться при закрытых дверях. Рано или поздно спад сменится подъемом, и лучше нам быть к нему готовыми.

Что такое Рождество?

Комментариев нет
Рождество это Свет.
Все очень просто. Все простое – настоящее, живое, изначальное, не придуманное, не переделанное, не сконструированное, не спародированное.
Свет видит не только глаз, его понимает разум, чувствует сердце.
Свет – это самая доступная форма присутствия Бога в нашем падшем мире.
Мы идем к нему, каждый из своей темноты. И в этом движении к Свету, сияющему впереди, проходит жизнь как путь, как сближение с Богом, с Источником.
Иногда мы думаем, как сказать о своей вере или что советовать ищущим людям. Но ведь все просто. Он Свет. Я живу Им и хожу в Нем.
Если не знаешь, куда идти, иди к Свету – не ошибешься.
Когда-то мы пели песню:
“Рождество - это праздник света.
День рожденья большой любви.
Это с неба отзвук привета.
Это праздник для каждой семьи”.
Я забыл эту песню, как и много других прекрасных, дорогих сердцу мелодий и слов. Но сейчас, думая о Рождестве, вдруг услышал ее в сердце и уме. И этот холодный день, и этот серый мир, и моя маленькая жизнь озарились Светом. Луч Света достиг и меня, достиг наших мрачных окраин вселенной.“Вот это Рождество” – сказали мои уста. И уже потом я подумал о том, что они сказали. Вот так далекий Бог однажды стал близким, вот так превознесенный стал доступным. Там высоко – Звезда, а здесь – Младенец. Он - с нами, теперь, навсегда. И все залито Светом.

Христианская антропология и миссия в современном мире

Комментариев нет

Христианская антропология составляет незыблемую основу для оценок современного общества – всего происходящего с человеком в его личном и коллективном измерении. Что бы не происходило вокруг Церкви, у нее есть собственная основа, поэтому каждый ее верный представитель может сказать «На сем стою и не могу иначе. И да поможет мне Бог!» (надеюсь, мне как протестанту простят эту лютерову фразу).
Мы стоим на неизменном богословском фундаменте веры. При всех вызывающих головокружение изменениях мира мы не можем верить иначе. И при всей надежности нашей позиции мы нуждаемся в помощи Бога – чтобы не оторваться от своих оснований и при этом понимать тех, кто живет иначе, живет без оснований. Мы также нуждаемся в постоянной помощи Бога, чтобы, оставаясь верными своему фундаменту, служить миру спасительным Словом и добрым делом.
Как миссиолог, я хочу предложить несколько тезисов, отражающих связь между антропологией и миссиологией, показывающих переход от христианского учения о человеке к практическим формам свидетельства и помощи миру. Я хочу слегка коснуться трех основополагающих богословских идей – образа Божьего, Воплощения и нового творения, чтобы в их свете показать основные темы христианской миссиологии.
***
Во-первых, мы должны напомнить себе и миру о том, что человек сотворен по образу и подобию Бога (Быт. 1:26-27).
Я говорю «напомнить себе», потому что сегодня нам крайне трудно узнать, увидеть, разобрать в человеке Божье присутствие. Эксперименты с человеческой природой изменили ее почти до неузнаваемости. Я говорю не только о сексуальных, гендерных, биомедицинских опытах, но также о социальных, культурных, технических метаморфозах. Наверное, сегодня неудобовразумительная фраза митрополита Антония Сурожского, что «Бог верит в человека» [2], звучала бы еще более парадоксально, так как мы потеряли из вида не только Бога, но и человека. В человеке человека не видно. И, тем не менее, Бог доверяет человеку, опекает его, продлевает надежду. Знать об образе Божьем в человеке и уметь распознавать его – очень важно не только для мира, но и для Церкви, чтобы не очернить человека и не лишить его надежды, чтобы не утратить мотивации к благовестию, чтобы не смириться с обезбоженностью мира. Как бы ни удалялся мир от Бога, Церковь не может отвернуться от мира, потому что в человеке остается образ Божий, потому что Бог остается в мире и спасающе действует в нем.
Здесь я как протестант должен сделать уточнение: на мой взгляд, христианское богословие не допускает малейшего оптимизма в отношении испорченной человеческой природы, все доброе, что есть в человеке – от Бога. Поэтому образ Божий – это присутствие или след Бога, оставленный в человеке при творении и неизгладимый даже после грехопадения и всех его страшных последствий. Наша вера в возможность преображения, исцеления, спасения человека основана не на вере в человеческие способности или его добрую природу, но на вере в Божью благодатную силу, действующую в мире и человеке.
Чтобы принести надежду людям мира, мы – люди Церкви - должны сами ее иметь. Чтобы напомнить людям о забытом ими образе Божьем, мы должны сами его видеть и радоваться ему. Чтобы сказать миру о любви Божьей, мы должны сами видеть мир глазами Бога, в свете Его любви. Такого жизнеутверждающего взгляда на человека и мир, как мне кажется, Церкви не хватает.
Выше я сказал «напомнить миру». Здесь антропология переходит в миссиологию. Зная о Божьем присутствии в мире и человеке, Церковь должна утверждать эту истину, напоминать о ней, призывать к жизни по ней. Человек стремительно забывает себя, свои корни, свое лицо. «Общество потребления» обезличивает и усредняет каждого, стирает образ человеческий. Стереть образ Божий невозможно, но возможно притупить, заглушить, скрыть. «Ты можешь жить иначе, потому что сотворен по образу Божьему и носишь его в себе», - это послание Церкви человеку, продиктованное богословской антропологией, предлагает свободу от ложных образов и возможность стать собой согласно Божьему замыслу. Это Добрая Весть для пленников виртуальных и торговых сетей, структур греха и индустрии развлечений, идеологий и субкультур.
***
Во-вторых, Церковь должна напомнить себе и миру об истине Боговоплощения. Богочеловечество Иисуса Христа – краеугольный камень и христологии, и антропологии. Единство двух природ во Христе показало возможность соединения Божеского и человеческого, разъединенных и враждовавших после грехопадения. Согласно святоотеческой мысли, «Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом» (Афанасий Великий). То, что православное богословие называет «обожением», имеет свои аналоги и в протестантской традиции – «освящение», «преображение в образ Христов». Раскаиваясь в грехах и принимая в сердце Христа, человек становится на путь преображения своей природы, находит в себе новую, Божественную жизнь.
Зная Радостную Весть о Воплощении Бога в человеке, Церковь может сосредоточить свои усилия не на критике человеческого в человеке, но на проповеди Христа, благодаря спасительной работе Которого человеческое в человеке дополняется, преображается и питается Божественной жизнью.
Миссией становится не осуждение человека, но проповедь прощения, искупления, примирения и соединения с Богом. Пока же, как мне кажется, наше христианство погрешает тем, что противопоставляет и разделяет, обвиняет и осуждает человека, забывая, что «неверующий уже осужден» (Иоанн. 3:18).
и нуждается теперь уже не в приговоре (с этим как раз все понятно), а в оправдании. Последнее должно стать главной темой нашей проповеди миру, «Потому что Бог во Христе примирил с Собой мир, не вменяя людям преступлений их, и дал нам слово примирения» (2 Кор. 5:19).
***
В-третьих, христианская антропология должна напомнить Церкви и миру о том, что творение не завершено, что впереди не «конец света», а новое творение. Нас ожидает новый мир (по словам апостола Петра, «Мы, по обетованию Его, ожидаем нового неба и новой земли» (2 Петр. 3:13), и мы сами будем новыми – в единстве с Богом и в причастности Его жизни. Важной истиной является то, что первое творение в Адаме уступает место новому творению в Христе. Согласно апостолу Павлу, «Мы – Его творение, созданы во Христе Иисусе на добрые дела» (Еф. 2:10).
Творение продолжается во Христе, Он не только спасает, но и дает начало новому человеку, новому миру, новой жизни. Эта перспектива оправдывает жизнь человека, его лучшие духовные и социальные устремления, творчество, личное развитие. У человека не остается времени на ожидание конца света или страхи по поводу оного. Его заданием от Бога становятся «добрые дела» в Церкви и мире. Мы должны напомнить себе об этом задании, поощряя христиан к активности в милосердии и проповеди. Мы также должны напомнить о перспективе «нового творения» миру, чтобы люди знали и понимали благой Божий план относительно будущего, и боялись более Бога, нежели «конца света».

***
Как мы видим, антропология и миссиология переходят друг в друга. Темы творения по образу Божьему, Воплощения и нового творения могут быть прочитаны и в сугубо богословском, и в миссиологическом ключе. Эти примеры хорошо иллюстрируют внутреннюю целостность христианского вероучения.
Таким образом, христианская миссия в современном мире должна строиться не на приспособлении к изменчивому обществу, но на развитии библейско-богословских основоположений, на проповеди важнейших евангельских истин, не продающихся в супермаркетах и доступных лишь как благой дар, как Радостная Весть, как спасительное Слово.

Примечание

1. Вот как сам митрополит Антоний описывает свою «веру в человека»: «Как-то в России молодой офицер на ступенях московской гостиницы "Украина" поставил мне вопрос: "Хорошо, вы верите в Бога. А Бог-то – во что Он верит?" И я ему ответил: "Бог верит в человека". Это первый момент в христианской жизни: вместе с Богом верить в человека, начиная с себя самого. Христос не случайно нам говорит, что мы должны любить ближнего, как самих себя. Любить – значит быть готовым делать всё возможное для того, чтобы любимый человек ликовал в жизни, рос в полную меру своих возможностей и был достоин своего человеческого звания. Поэтому первое, чему нас учит Христос, когда мы делаемся Его учениками это – верить в человека» (Митрополит Антоний Сурожский. Во что верит Бог? // Электронный ресурс: http://www.pravmir.ru/vo-chto-verit-bog/ ).



no